Город, где ничего не случается

– И очень хороший, - тихо сказала Ника.

Им принесли "обедоужин" - двойную порцию пельменей с индюшатиной для Наума и ассорти - для Вероники. Обильно сдобрив пельмени сметаной, Гершвин несколько минут молчал, уплетая их за обе щеки. Вероника не успела съесть и полпорции, а Наум уже вылавливал из миски последние пухлые кругляши.

– Готовить тут умеют, - довольно улыбнулся адвокат, подвигая к себе чай и тарелку с теплым румяным штруделем.

– А я тебе говорила. А ты думал, что тут дыра.

– Признаю заблуждение, - утолив голод, Наум стал намного мягче и уже не язвил.
– Витек-то каков! А ты в курсе, что он собирается выкупить ферму на торгах и оформить дарственную на Кротовых?

– Вернуть им ферму? Нет, не знала.

– Я и сам только в перерыве на суде узнал, от Дымова, который внес залог. Разговорились в буфете, когда кофе пили.

– Он мне недавно говорил, что подумает, как повернуть эту историю против тех, кто ее замутил, и очистить свое имя.

– Да, эффектный пиар-ход: перекупить ферму и вернуть хозяевам!

– А может для него это не только пиар. Когда надо, он пойдет по головам. Но и человеческое ему не чуждо.

– Ладно, не буду развивать дискуссию, - Наум мешал сахар в чае.
– Удивительно, но это даже похоже на настоящий чай! А на вокзале, где я прокуковал все утро, подсовывали бурду из пакетиков. Я ею нахлебался, как верблюд.

– Здесь почти все настоящее, - Вероника оперлась подбородком на ладони.
– Эх, а в Новоминскую я пока еще не нашла времени съездить. Хоть посмотреть, в каком сейчас состоянии дом дедушки и бабушки.

– Давай завтра съездим, - предложил Наум.
– Мне тоже интересно взглянуть на забытую деревню. Сделать стори по мотивам некрасовского стихотворения...

– Опять нафоткаешь рассказ в картинках с едкими комментариями с обязательным селфи на фоне сельсовета?
– улыбнулась Вероника.

– Едким не буду, - пообещал Гершвин, - я уже понял, что это твоя малая родина, и буду предельно тактичен. Стори будет философской и немного грустной. Мне, блин, самому режет глаз этот диссонанс: в Питере и Москве - блеск, великолепие, клубы, бутики, салоны; по вооружению мы впереди планеты всей, - адвокат уже не ехидничал, а откровенно высказывал наболевшее, - в "Коринтии" за один ужин можно чью-то месячную зарплату прожрать! В Мариинку самый г...й билет на места под самой крышей, откуда ни хрена не видно, две штуки стоит, а партер - в разы дороже! А на периферии есть еще деревни, где дороги дождями размыло еще лет двадцать назад; автобус туда ходит раз в неделю, и то если не сломается, и, извини, до сих пор по нужде во дворе орлом сидят! Не за столом будь сказано. Я тут уже услышал, что в Новоминской совсем плохи дела. Осталось там с десяток стариков, выживают, как могут. И язвить на эту тему я не буду. А вот обсудить ее всерьез необходимо.

– Да, не помешает, - согласилась Вероника, допивая свой кофе "Как раньше" и морщась от избыточной сладости и изобилия сгущенного молока.

В аллее с деревянными фигурами они закурили на скамейке. Гершвин, хмурясь, листал почту на смартфоне. Вероника отправила СМС маме и сестре, потом ответила на письма Лили и Таси.

– Хорошо, что ты спас Кротовых от СИЗО, - сказала она, пряча смартфон.
– Говорят, что в Ладожске изолятор находится в старом здании, где капремонта не было уже лет сорок и условия там хуже, чем были в старых "Крестах".

– Вот так всегда у нас, - буркнул Гершвин, - везде считают, что преступника или подозреваемого достаточно просто изолировать от общества и помешать дальше совершать противоправные действия. А у нас еще и условия, как нарочно, создают аховые. Военнопленных в "Абу-Грейб" только ленивый еще не пожалел, а я бы таких жалельщиков, блин, в московскую Бутырку, в старый корпус, или в наши прежние Кресты бы привез, да по общим камерам провел да носом бы натыкал, как котов: а ну ищите десять отличий! Ах, нет разницы? Так почему вас ужасает то, что творится за тысячу верст, а у себя под носом вы ни черта не видите?! Американцам с военнопленными так нельзя обращаться, а нашим, с нашими же людьми, можно?! И по колониям бы их повозил, особенно тем, что на "строгаче"...

Вероника снова вспомнила рассказы Таси и две недели, которые подменяла ее однажды на Лебедевке. Да, и ей приходили тогда в голову аналогичные мысли. Почему в других странах ограничиваются лишь крепкими затворами и надежной охраной, но содержат подследственных и даже осужденных в нормальных условиях, а старые корпуса Лебедевки или "Крестов" мало чем отличаются от средневековых узилищ? Тем более что в СИЗО находятся люди, чья вина еще не доказана, а значит, вполне может быть, что среди них есть и ошибочно обвиненные, и жертвы "подставы". Следствие чаще всего затягивается и без конца продлевается, и человек может провести под стражей не один год. Так почему нельзя создать там хотя бы относительно нормальные условия? Хотя, в Колпине, кажется, тоже это поняли...

– Может, считают, что благоустройство казенных домов - не первоочередная задача, есть более важные дела, - сказала она.
– У меня была подборка на эту тему года три назад...

– Я читал. Эк ты там продернула кое-кого!

– Тасе потом от начальства досталось за то, что она под видом сменщицы привела журналистку.

– Ну, кому же понравится, когда из их шкафов все скелеты вываливают, - ухмыльнулся Гершвин.

Из аллеи Наум направился в "Монрепо", чтобы поработать над материалами дела Кротовых, а Ника спонтанно вскочила в подошедший автобус, идущий на улицу Купеческую, где недавно они с Виктором ели мороженое в "Снежинке". И круглый, глазастый, как в детстве, автобус привез ее на остановку между арт-кафе и домом за коваными воротами.

"Могла бы и пешком дойти через парк, всего четверть часа быстрым шагом", - запоздало подумала девушка.

Выпив в "Снежинке" чашку доппио с малиновым чизкейком, она зашагала к дому Виктора и у калитки встретилась с юристом Дымовым. Молодой человек приветливо кивнул ей и сел в припаркованную у тротуара серебристую "БМВ" каплевидной формы. Итак, Виктор уже дома.

Вероника нажала на кнопку звонка у калитки. Глазок одной из видеокамер повернулся к ней, и из домофона раздался голос Морского:

– Я знал, что ты придешь!

*

Виктор удобно расположился в кресле у горящего камина, закинув ноги на обитую бархатом скамеечку. На нем был длинный халат из золотистой парчи поверх белой рубашки и узких черных брюк. На коленях у Морского в позе Грифона на Банковом мосту возлежал величественный Мася.

– Рад тебя видеть, - улыбнулся Морской.
– Извини, что встречаю тебя сидя, но сама видишь, каковы обстоятельства. Мася не любит, когда его будят, и спросонья может обидеться даже на меня.

– Понимаю. Будить спящего манула - это еще похлеще, чем спящую собаку, - ответила Вероника.
– Я хотела поблагодарить тебя за помощь Кротовым. Не знаю, зачем ты это делаешь, но я рада, что из зала суда они отправились домой, а не в изолятор.

Виктор предложил ей сесть в кресло рядом с ним и после небольшой паузы ответил:

– Если кому-то из моих будущих политических противников нужна была показательная жертва для того, чтобы дискредитировать меня, то поломать им игру для меня - святое дело!