Горячий камень (худ. М. Горняк)

С утра перед выездом нас с Антоном Штерн напоил чаем у себя в кабинете, самолично сделав для каждого по бутерброду черного хлеба с куском местной буженины. Кстати, вполне себе неплохой. Но, с тех пор у меня во рту не было ни крошки. Только воду из фляги пил, да и то не из своей, а у напарника просил, поскольку не обзавелся пока тут ничем, даже флягой. Смартфон мой при перемещении сгорел и вообще аннигилировался. А бумажник с банковскими карточками, документами и деньгами лежал в рюкзачке, который тоже неизвестно куда подевался. Вот и остался я только в джинсах, кроссовках, да в простой синей футболке, а в карманах не было ничего, кроме бумажного носового платка.

Обнищал я, получается, при попадании сюда, окончательно. Впрочем, хорошо еще, что на казенное довольствие сразу поставили по приказу Вайсмана. Значит, с голоду точно не помру, да и кровать своя есть. Хоть и в убогом барачном общежитии, но имеется кров над головой. Уже лучше, чем ничего. Да и перспектива карьеры научного сотрудника в секретном научно-исследовательском центре, — это тоже не так уж плохо при здешних реалиях.

Я думал, что Антон составит мне компанию на ужине. Но, он просто огорошил, сообщив, что, оказывается, уже успел, как ценный специалист, получить в Ягодовке отдельный дом с огородом. И потому мой напарник больше не жил в общаге! И меня подобная новость, признаться, сильно удивила. А он, увидев мое замешательство, объяснил:

— Здесь семейным сразу дают отдельное жилье в деревне, чтобы обживать местность побыстрее.

— А ты что, вместе с семьей сюда провалился, что ли? — не переставал удивляться я.

И Антон поведал:

— Да нет же! Я уже тут с местной девушкой познакомился. Вот и женился.

— Так сразу и женился? — не поверил я.

— А чего и не жениться, если дом на свадьбу бесплатно выдают вместе с женой и хозяйством? — ответил он вопросом на вопрос. И добавил подробностей:

— Правда, избушка совсем простенькая, отапливается по-черному, да с крышей из соломы. Но, уж лучше такое свое жилье, чем в общаге гнить. Да еще и жена молодая под боком.

— И как она? — спросил я.

Он рассказал:

— Красавица! Совсем молоденькая, но уже все хозяйство ведет. Леся ее зовут… Сиротой она осталась после набега врагов на деревню. Отца и братьев у нее убили… Я на следующий день, как попал сюда, с ней познакомился, когда меня в Ягодовке поначалу держали для допроса. Приглянулась мне девка. Она со своим коромыслом за водой ходила, вот я набрался наглости и подошел. А она мне сразу улыбнулась возле речки. Понравился я ей, значит, с первого взгляда. Помог нести Лесе ведра, так все и закрутилось у нас…

— И на каком языке вы с ней общаетесь? — не удержался я от нового вопроса.

И Антон ответил:

— Пока на смеси нашего и местного. Отдельные словечки из их языка я схватываю, а отдельные из нашего — жена выучивает. Но, в целом, мы прекрасно друг друга понимаем в быту. Уже больше двух недель, как официально расписались. Дело-то житейское нехитрое, а природа человеческая во всех временах одинаковая.

Ошарашенный таким раскладом, я попрощался с Антоном, которому после трудового дня предстояло еще пешком преодолеть несколько километров от крепости до своего нового семейного гнезда, и вошел в столовую. Заведение общепита как раз открыли после длительного перерыва для посетителей, последовавшего после окончания обеда. Впрочем, персонал столовки в это время не бездельничал, а убирал зал и готовил ужин. И теперь я рассчитывал получить свою законную вечернюю порцию по номеру жетона.

На этот раз мне без проблем выдали еду, сверив номер жетона по списку. Ужин состоял из тушеной капусты и двух котлет. Еще и глиняную миску-пиалу дали с теплым компотом, да кусок хлеба, черного, опять же. Другого я пока здесь не видел. А этот, похоже, пекли прямо на месте. Мой панкреатит, из-за которого меня признали ограниченно годным и не взяли в армию, пока никак себя не проявлял. Впрочем, воспаление поджелудочной железы у меня и не было хроническим. Просто, когда на обследование от военкомата клали, я как раз траванулся алкоголем. В молодости употреблял с друзьями-студентами разную дрянь, было дело. От этого и с учебой проблемы возникли, вот и вылетел со второго курса политеха. Но, получив такой серьезный диагноз, я взялся за ум, вовсе исключив спиртное из своего рациона. Потому, наверное, все постепенно прошло к тридцати годам.

Поскольку народ уже повалил с работы, в столовке было многолюдно. И в длинном деревянном зале гул голосов напоминал шум на базаре в торговый день. Я высматривал знакомые лица, но ни Кости, ни Лены не увидел. А про Сергея вспомнил, что он сегодня дежурит в дружине после смены в здешней механической мастерской, куда его направили, поскольку работал он до попадания автомехаником. Да и вообще, попаданцев, то есть людей, одетых, примерно, как я, на глаза не попадалось. Зато были новенькие из беженцев, которых сегодня мы пропускали сквозь портал. Один из них, мужчина средних лет с курносым носом и небольшой бородкой, одетый в старый пиджак, подсел ко мне, сразу спросив:

— Вы случайно не знаете, как называется это место?

Вопрос прозвучал очень даже вежливо, поскольку здесь чаще друг к другу, как я заметил, обращались на «ты», а не на «вы». Но, я лишь сказал ему то, что уже знал сам:

— Мы на территории крепости местного князя, которого наши расстреляли. Но, как это место называлось раньше, я не знаю. Теперь же именуется просто: «Научный городок». Недалеко расположены две деревни: Ягодовка и Пигиливка.

— У кого ни спрошу, никто толком не знает! — пробормотал беженец. — Меня сегодня вместе со всем селом эвакуировали сюда от немецкой оккупации. И хотелось бы все-таки точно знать, где оказался.

— Так спросите у кого-то из партийцев или у военных, — посоветовал я.

— Спрашивал уже, — махнул он рукой. — И все отвечают так же неопределенно, как и вы, а то и меньше. Военные говорят, что эта территория освобождена от немцев. И все. Но, я же вижу, что вокруг какая-то другая область. Совсем даже не наша родная Псковщина! Меня это очень волнует, потому что я — агроном, и должен определить особенности местных почв, исходя из географического положения.

— И как вас зовут? — поинтересовался я.

— Простите, не представился, — он протянул руку, — Борис Михайлович Немчин.

Я пожал его твердую ладонь, тоже представившись и подумав, что знакомство с агрономом не помешает на будущее, когда тоже заведу себе дом с участком, как у Антона, и буду сажать что-нибудь на огороде. Потому похвастался:

— А знаете, я один из тех, кто сегодня обеспечивал переход эвакуируемых. И тут все очень сложно. Надеюсь, что с вами уже проводили собеседование?

— Нет, пока только выдали жетон с номером для питания в столовой и назначили беседу в НКВД на завтра. Они не успевают. Нас эвакуировалось из села почти три тысячи человек, — сказал он.

И я выдал:

— Понимаете ли, это место представляет собой каверну по отношению к 1941 году. Некий пузырь пространственно-временного континуума. То есть, здесь иное пространство и иное время, хотя власти по привычке придерживаются пока прежнего календаря. Впрочем, я думаю, что постепенно жизнь и здесь наладится. Удачи вам!

Глава 11

Доев ужин, я вышел из-за стола, оставив своего собеседника в глубокой задумчивости. Сегодня у меня вечер выдался свободный. Но, идти никуда не хотелось. После пережитого меня до сих пор корежило, словно по всему телу пробегали какие-то остаточные токи, да и судороги время от времени возникали в мышцах. Несильные, но все-таки чувствительные. Потому я завалился на койку в бараке общежития, подумав о том, что неплохо бы немного вздремнуть, пока мои соседи по комнате еще не пришли с работы. Они работали во вторую смену, а потому я еще ни с кем из них не пересекся. Вчера я заснул раньше, чем они явились. А сегодня ушел на работу раньше, чем они проснулись.