Государство и народ. От Фронды до Великой французской революции
Шрифт:
Против сюринтенданта финансов Николя Фуке давно уже велась интрига. Нашлись вполне компетентные люди, представившие королю сведения о состоянии финансов в нужном для них свете. Маршал Тюренп как-то обмолвился по поводу Фуке: «Я думаю, что Кольбер больше всего хочет, чтобы он был повешен, а Ле Телье больше всего боится, как бы его казнь не сорвалась»{79}.
* * *
Любой бюрократ, любой даже самый маленький агент государственной власти должен нутром чуять все виражи корабля, безликой частью которого он является. Чиновник может не понимать всех топкостей высшей политики; главное, что от него требуется, — послушание. Но государству служат отнюдь не бескорыстно. «Великий» принцип do ut des — «даю тебе, чтобы ты дал мне» лежит в основе чиновничьей верности.
В XVII в. процесс становления французской бюрократии только начинался. Еще не устоялись различия в службе государству и в службе лицу. Высшие чиновники еще нередко очень походили на наемных кондотьеров на государственной службе. К тому же при Мазарини, который был по натуре дипломатом, а не бюрократом, в высших сферах прочно обосновались несколько аферистов, умело обделывавших дела кардинала, но не забывавших и себя. Ловкость, беспринципность, бесстрашие — вот что отличало эту гвардию Мазарини: Франсуа-Мари де Брольо граф де Ревель начинал свою карьеру пажом при дворе Мориса Савойского; в 1641 г. Мазарини переманил его на французскую службу, где граф быстро сделал военную карьеру, одновременно выполняя сотни тайных поручений кардинала, но в 1654 г. ему не повезло: его убили во время осады Валенсии; другой «друг» и агент Мазарини, Барте, был человеком совершенно темного происхождения, он выдвинулся, обеспечивая доставку секретной корреспонденции кардинала и королевы, получил должность секретаря кабинета королевы{80}; самым активным и самым доверенным лицом кардинала являлся Джузеппе Дзонго Ондедеи, про которого говорили, что он был всеобщим шпионом, продавал всех и вся{81}. Из окружения кардинала вышли и два антипода, как бы олицетворявших собой прошлое и будущее французской бюрократии: сюринтендант финансов Николя Фуке и получивший в 1661 г. звание интенданта финансов Жан-Батист Кольбер.
Сын близкого человека кардинала Ришелье, Фуке сделал головокружительную карьеру: в 20 лет он стал докладчиком государственного совета, затем интендантом армии, не достигнув 30 лет, получил должность интенданта юстиции, полиции и финансов в Гренобле. Правда, тут у него случилась заминка. В 1644 г. он не сумел справиться с волнениями во вверенной ему провинции{82} и был отозван в Париж. Но Мазарини, ценивший ловкость и изворотливость Фуке, вновь пристроил его интендантом армии, а в 1650 г. Фуке приобрел высокую должность генерального прокурора Парижского парламента. А когда несколько лет спустя ключевую во многих отиошениях должность генерального контролера финансов разделили: один чиновник отвечал за доходы, другой — за расходы, на Фуке возложили ответственность за поступления в казну. Этот кондотьер финансового ведомства настолько успешно справлялся с обязанностями, что после смерти коллеги должность сюринтенданта финансов он получил целиком. Жуир и бонвиван, Фуке лавировал, ловко проворачивал дела, вполне довольный собой и окружающим миром. Бюрократ по исполняемым обязанностям, но отнюдь не по психологии, не по кодексу своего поведения.
На заре возникновения повой социальной группы всегда требуются титаны и фанатики. Именно они отличаются упорством и беспощадностью к себе и другим — качествами, столь необходимыми для утверждения нового. В полной мере этими качествами обладал Жан-Батист Кольбер. Он жаждал власти и богатства не только ради них самих, у него были идеи, и он жаждал их воплощения.
Молодой король даже для большинства царедворцев оставался таинственным незнакомцем. Строили догадки, как он поведет себя после смерти Мазарини. Большинство склонялось к мнению, что король предпочтет охоту, балы, любовные развлечения государственным делам. Его заявление спустя несколько часов после смерти кардинала, что отныне он будет править сам и не будет назначать первого министра, не приняли всерьез. В высший административный орган государства — Верховный совет вошли Фуке, госсекретарь по военным делам Мишель Ле Телье и отвечавший за иностранные дела де Лионн.
А Кольбер негласно собирал компрометирующую Фуке информацию. В последние годы жизни Мазарини он собирал эту информацию для него. Теперь она поступала королю. Но час устранения Фуке все никак не наступал.
Нужны были деньги, много денег. Хитроумнейшими способами Николя Фуке их доставал.Приходилось терпеть, выжидать, притворяться. Впрочем, искусством притворства молодой король овладел уже до такой степени, что ему не составляло большого труда скрывать свои истинные чувства и мысли. И все-таки это для него был еще труд.
17 августа 1661 г. Фуке давал праздник в своем новом поместье Во-ле-Виконт. Король обещал приехать.
* * *
И вот 17 августа наступило. Тысячи карет, украшенных гербами, направлялись из Парижа в поместье Фуке. Ожидались самые именитые люди Франции и Европы. Сюринтендант финансов был в зените славы и могущества. Ходили слухи, что Людовик собирается назначить его первым министром.
Во-ле-Виконт представляло собой шедевр барочного искусства. Постройки знаменитого уже тогда Ле Во, живопись кисти Лебрена, сады, разбитые под руководством Лепотра.
По прибытии короля сюринтендант повел его осматривать дворец. Все поражало воображение… И везде взор наталкивался на герб Фуке: внизу девиз «Что не превзойдет?», наверху белка, преследующая ужа. Гости усматривали в этом намек на Кольбера, в гербе которого помещался уж. О догадках шептали на ухо, вслух произносили лишь комплименты. Только король молчал. Герб с вызывающим девизом, аллегорический портрет мадемуазель де ля Вальер, в которую был пылко влюблен двадцатидвухлетний король, безумная роскошь, затмевавшая роскошь королевских дворцов, нарочитость, безграничная самоуверенность, провалы такта и чувства меры. У короля родилось желание немедленно прямо среди праздника арестовать Фуке. Королеве-матери с трудом удалось уговорить Людовика не предпринимать столь решительного шага.
Своим чередом последовали лотерея с богатейшими выигрышами, славословия в честь короля, премьера новой комедии Мольера. Праздник 17 августа 1661 г. закончился для Фуке благополучно. Король сдержал свой порыв.
Ощущение опасности иногда приходило к Фуке, но о размерах ее он не подозревал. Ему не в чем было себя упрекнуть. Он действительно умело присваивал часть государственных доходов, которые проходили через его руки. Но делал это он вполне в соответствии с законами той системы, которой в целом служил вполне преданно. К тому же нередко, наоборот, долги государства и даже личные долги Людовика он оплачивал из собственного кармана. Фуке был не более порочен, чем вся экономическая система французского королевства. Почему же начала заходить звезда Николя Фуке?
В плетении интриг он был не менее опытен, чем Кольбер, но его подвела интуиция государственного человека и царедворца. Он не сумел рассмотреть в любителе балов и женщин, заядлом картежнике и охотнике великого короля. Он не понял, что отныне транжирить деньги открыто и беззастенчиво имеет право лишь один человек.
Роскошь других допускается, по она должна быть в тени великолепия и блеска короля. И было еще одно существенное обстоятельство: Людовик желал устранения или умаления всех должностей и институтов, которые обеспечивали концентрацию власти. По мнению молодого монарха, власть должна была находиться только в одних руках. В его!
После смерти Мазарини Людовик ликвидировал саму должность первого министра королевства. Теперь наступила очередь сюринтенданта финансов. Но, так как природа не приходила на помощь, предстояло, прежде чем ликвидировать должность, устранить человека. Тому было много препятствий. Одно из самых серьезных то, что Фуке являлся владельцем должности генерального прокурора Парижского парламента. Владелец этой должности подлежал суду исключительно самого парламента. А никакой уверенности не могло быть в том, что магистраты утвердят нужный приговор. Выход придумал Кольбер. Сюринтенданту передали, что король желает пожаловать ему почетное звание, даруемое только самым родовитым дворянам, согласно традиции магистратов в это звание не возводили. Одновременно сам Людовик заявил Фуке о необходимости срочно создать резервный фонд в миллион ливров{83}.
Тщеславие и желание угодить королю сделали свое дело. Фуке продал должность генерального прокурора за 1400 тыс. ливров. Теперь королю предстояло справиться только со своими страхами, ибо реальных препятствий больше не осталось. Безусловно, Фуке располагал значительной клиентелой, ему принадлежало несколько укрепленных замков с расквартированными там воинскими частями, верными лично ему. Но мог ли Фуке или кто-либо из его близких решиться на мятеж? Впрочем, пожалуй, в таких делах перестраховка никогда не может быть лишней.