Государство и народ. От Фронды до Великой французской революции
Шрифт:
Люди вне государства
Теоретики, политические деятели, простые люди из народа. У всех у них не только различается угол зрения на государство. Само видение общественных реалий у них различно. У первых жизненная позиция, личные впечатления, книжное знание сливаются и служат материалом для логически выверенных конструкций. Их страсти воплощаются в холоде понятий. Для вторых государство аксиологично, они служат ему, как служат богу, как служат любимой женщине. Государство для них живая каждодневная реальность: о нем думают, для него жертвуют собой и близкими, его предают и обманывают. Для короля и высших бюрократов государство — это ценность совершенно особого порядка, это живые люди, которые им подчиняются, и, наконец, это они сами.
Присутствует ли государство в жизни простых людей? Как они его ощущают
Что можно понять в жизни народа, проследив биографии трех случайных людей? Не будем отвечать на вопрос, пусть на него ответят биографии наших героев: ткача из Лилля Пьера Шавата; пастушонка в детстве, а в зрелые годы придворного библиотекаря и хранителя древностей Жамере-Дюваля и знаменитого контрабандиста Луи Мандретта.
Жизнь простого человека не богата событиями. Во всяком случае, так было в XVII в. События скорее приходят извне, чем провоцируются волей и фантазией бедняка. Жизнь Пьера Игнаса Шавата не богата исключениями из этого правила.
Он родился в 1633 г. во Фландрии, в городе Лилле. Отец его, как и дед, занимались ткачеством. Шерстяная ткань называлась сет, а ткачи, ее ткавшие, звались сеетерами. Мать Пьера Игнаса Барб Гарин была повитухой. Достаток у семьи был небольшой, но в 30-е годы более менее стабильный, так что деду Шавата даже удалось приобрести звание буржуа: заплатив 15 ливров, он стал полноправным гражданином города Лилля. У отца в 1638 г. была мастерская с двумя ткацкими станками. Но стать буржуа ему не удалось.
С середины XVII в. шерстоткачество в северной Фландрии вступило в полосу длительного кризиса. Хозяева мастерских разорялись. Стал простым рабочим и Этьен Шават, отец Пьера Игнаса. Подкосила его также одна нелепая история, приключившаяся с ним в июне 1650 г. Дело происходило в таверне Прет, что в предместье Фив. Этьен Шават заплатил за выпивку и собирался уже уйти, как его остановил Жан Било по кличке Болтун, темная личность, с которым опасались связываться. Он ухватил папашу Этьена за одежду и потребовал, чтобы тот заплатил за него недостающую мелочь. Этьен стал вырываться, его плащ разлетелся надвое, завязалась драка. Посетители таверны их разняли. Этьен пересел в дальний угол, по Било заметил его и там и бросился на него с ножом. Тогда старший Шават тоже вытащил нож. На этот раз Жану Било не повезло. Он умер на следующий день, успев перед смертью сказать, что он прощает Шавата и ничего против него не имеет. Почти год тянулось следствие. В конце концов Этьен Шават получил помилование от короля{107}. Фландрия в ту пору принадлежала испанской короне, и семейство Шаватов надолго сохранило благодарность испанскому королю.
Отец и мать Пьера Игнаса читать и писать не умели. Как овладел грамотой сам Пьер Игнас, неизвестно. В городе в годы его детства были две школы для бедных. Может быть, он посещал одну из них. Обучившись ремеслу ткача и пройдя положенный срок ученичества, Шават получил возможность работать самостоятельно.
Мастерская, церковь, таверна — вот три места, где проходила его жизнь. Приобрести собственное заведение и станок Шавату не удалось и, хотя он имел звание мастера и создал свой «шедевр», работать приходилось по найму простым рабочим.
В мае 1667 г. Людовик отправил в Мадрид меморандум, в котором выдвигались юридические обоснования претензий Франции на ряд территорий, принадлежавших испанской короне. Меморандум был равносилен объявлению войны.
Мнением жителей, под властью какого короля они хотят жить, государи не интересовались. Как могло прийти в голову Людовику XIV поинтересоваться, какое подданство предпочитает какой-нибудь Пьер Игнас Шават, ткач из Лилля. Подобный люд должен был справно платить налоги и поставлять рекрутов — это все, что от него требовалось.
Людовик XIV ввел войска на территорию Фландрии и стал отвоевывать город за городом. Лилль готовился к осаде. Губернатор дон Амбруаз Спинола приказал разрушить дома вблизи крепостных стен. Возводились земляные укрепления, вместе с простым людом и буржуа трудились даже монахи.
Уже во время осады на самой высокой башне города был поднят флаг с бургундским крестом посередине. Местный хроникер писал, что таким образом жители Лилля демонстрировали врагам свою верность Испании и испанскому королю{108}. В обороне участвовали не только солдаты регулярных войск, но и мирные горожане. Много лет спустя Шават вспоминал, как рядом с ним бомба попала в человека, выжгла ему глаза, размозжила подбородок, так что оголились рот и гортань.
Как
и другим обитателям бедного квартала Сен-Совер, Шавату пришлось подвергаться риску не только на крепостных стенах. Французская армия под командованием Людовика XIV и Тюренна вела штурм со стороны Фивских ворот как раз напротив квартала Сен-Совер. Бомбардировка была столь интенсивной, что жители покидали свои дома и перебирались в другие части города. Бедняки Лилля безропотно сносили лишения осады и были поражены, когда услышали, что муниципалитет 27 августа, на семнадцатый день осады, подписал акт о капитуляции. Принесенные жертвы теряли смысл. Шавата переполняло негодование. Но что он мог сделать? Соседи, друзья ругали магистратов, обвиняли буржуа в трусости и этим ограничивались. Но сохранялась слабая надежда, что при заключении мира между Францией и Испанией город останется испанским. Вскоре и эта надежда исчезла: под командованием энергичного офицера по имени Вобан французы начали возводить в городе новую крепость.Осенью беды и проблемы, связанные с захватом Лилля Людовиком XIV, отступили на задний план. Уже на протяжении нескольких лет чума сеяла смерть на северо-западе Европы.
В октябре 1667 г. чума пришла в Лилль. За месяц умерли 386 человек. Ужас охватывал при взгляде на белые кресты: ими обозначали дома на карантине. Больным и их близким запрещалось выходить на улицу. Лишь подаяния поддерживали жизнь в домах с белыми крестами. По распоряжению муниципалитета убивали собак, кошек, голубей, в них видели распространителей заразы. Жители прихода Сен-Совер воздвигли два алтаря Святому Року, именно на его посредничество особенно надеялись, вымаливая у бога прекращения бедствия. Молебны, карантин да избиение кошек — вот и все, что можно было противопоставить болезни. Людовик XIV послал в город отца Леона. О нем говорили, как слышал Шават, что он прибыл, чтобы изгнать чуму. Кроме молитв святого отца, Людовик тоже ничем не мог помочь своим подданным. Эпидемия свирепствовала всю осень, зиму, продолжалась она и в 1668 г. Шават, занятый в мастерской, мог почти не показываться в городе, но очень часто приходилось выходить его матери. Она была опытной повитухой, а дети продолжали рождаться и в это страшное время. Хотелось уклониться, не идти. Ведь больных чумой нередко скрывали.
1 июня 1668 г. пришли известия о заключении мира: Лилль перешел во владение французской короны. Франция, помимо Лилля, присоединила еще И городов и крепостей во Фландрии. И все это ценой минимальных финансовых затрат и минимальных человеческих потерь. Но во время войны конституировалась враждебная Франции тройственная коалиция: Голландия, Англия и Швеция. Душой коалиции была Голландия. Трудно передать, какую ненависть вызывала она у короля и его приближенных. Нация республиканцев, кальвинистов, «торговцев сыром»… Людовик XIV вновь готовился к войне. С новыми подданными приходилось обращаться осторожно: муниципалитет Лилля получил право регулярно посылать депутацию к королю и его министрам, депутаты могли представлять ремонстрации по любым касавшимся города вопросам. Государственный секретарь по военным делам, сын Ле Телье Лувуа в полном согласии с королем предостерегал интенданта от прямого вмешательства в управление Лиллем. Когда генеральный инспектор мануфактур Беррье, посланный лично Кольбером, заявил, что необходимо изменить систему городской власти, Лувуа вмешался и дезавуировал его. Высший представитель французского короля в Лилле интендант Ле Пелетье без разрешения самого Людовика не решался даже дозволить муниципалитету взять на себя некоторые заботы по уходу за его личным садом. Приходилось избегать малейших поводов для недовольства. Казалось, что в любой момент может начаться восстание. Однажды утром в 1668 г. французские войска заняли центральные улицы города, и все только потому, что обычай оповещать о выпечке праздничных хлебцев звуками рожка был принят за сигнал к мятежу.
Магистраты Лилля не давали поводов к столь повышенной настороженности, зато простой люд держал новые власти все время в напряжении. Столкновения между местными жителями и французскими солдатами вспыхивали по самым незначительным поводам. Особенно часто происходили драки в кабаках. В июле 1668 г. в предместье Фив солдат отхлестал по щекам владелицу таверны за отказ дать ему пива. Муж и завсегдатаи таверны бросились на солдата, к тому пришли на помощь его товарищи. Завязалась драка.
Через пару дней в бильярдной офицер тяжело избил кием владельца зала. Из тюрьмы, куда его поместил интендант, бравый капитан бежал. Чтобы как-то успокоить жителей города, возмущенных безнаказанностью буяна, Лувуа приказал непременно изловить его, а пока осудить заочно.