Государство и народ. От Фронды до Великой французской революции

Король-солнце, стремившийся навязать свою волю всей Европе, постепенно терял свободу действий в собственном государстве. Он еще не догадывался, что власть человека может иметь ограничения в его физических возможностях. Сил было еще много. Приближалось важнейшее, с точки зрения Людовика, событие: король Испании Карл II готовился отойти в лучший мир. Прямых наследников у него не было, и европейские государи уже вовсю делили необъятные владения испанской короны.

Лондонский договор марта 1700 г. путем хитроумного раздела, казалось, наконец привел Францию, Англию и Голландию к шаткому согласию. Испанскую корону должен был получить эрцгерцог Карл, второй сын германского императора. Но все испанские владения в Италии переходили по договору во владение наследника французского престола. Людовик XIV рассматривал лондонский договор как крупный успех своей дипломатии. Только разделу не суждено было осуществиться. Испанский король Карл II завещал все свое королевство внуку Людовика герцогу Анжуйскому.

Три дня Людовик думал, принять или не принять предсмертный дар испанского короля. Политические и экономические выгоды восшествия на испанский престол внука были очевидны. Но не менее очевидной была и перспектива войны с могущественной коалицией. Всего три года мира, три года залечивания ран — и вновь война. Финансы, состояние торговли, благосостояние народа свидетельствовали в пользу отказа от испанской короны. Но то были земные и даже приземленные соображения. Соображения высшего порядка не позволяли отказаться…

Мираж мирового господства вновь замаячил перед глазами короля. Этот мираж ослеплял его, заставлял терять рассудок и чувство реальности. Посылая внука в Испанию, Людовик не лишил его прав на французскую корону. Тем самым он нарушил одно из важнейших условий завещания Карла II. В города испанских Нидерландов были посланы французские гарнизоны. И уж совсем абсурдным было признание прав Стюартов на английский престол. Будто все уроки войны с Аугсбургской лигой были забыты или просто-напросто не извлечены. Невероятные претензии Людовика немало способствовали объединению его противников. Империя и морские державы — Англия и Голландия — вступили в союз. Союзники Франции — Бавария, Португалия и Савойя — были слабы и ненадежны.

Военные действия начались в 1702 г.

* * *

Прошло шесть лет тяжкой изнурительной войны. Франция терпела поражения. Король отпраздновал свое семидесятилетие, он достиг того возраста, при котором злоупотребление властью становится почти неизбежным, а расставание с ней кажется расставанием с самой жизнью. Все деградировало в короле, все, за исключением аппетита.

Его окружал двор, развращенный и циничный, но притворявшийся набожным и почтительным. Придворные интриговали, составляли группировки, добивались расположения наследника престола.

С поразительным спокойствием старый король относился к известиям о катастрофах, которые следовали одна за другой. Виновникам несчастий он даже не бросал упреков. Что означали его спокойствие и молчание? Старческое презрение к молодому поколению? Нежелание признать, что ошибся, назначив неспособных людей на высшие посты? Усталость и разочарование? Или то была форма величественного страдания? Кто мог проникнуть в мысли, а том более чувства этого скрытного человека. Одно можно сказать с уверенностью: король не погрузился в равнодушие. Сообщения о малейшем успехе, и особенно об успехе его внука, короля Испании, внушали ему радость, хотя и ее он пытался скрыть. Но она прорывалась в виде вспышек его фантастического упрямства: секретные переговоры тут же затормаживались.

Он давно уже вел негласные переговоры. И готов был очень далеко зайти в своих уступках…

В стране все взывали о мире, о мире любой ценой. Не удавалось собирать налоги, они поступали с большим опозданием и не в полном объеме. Пришлось отказаться от сдачи важнейших налогов на откуп: не находилось откупщиков. Государство оказалось вынужденным перейти к прямому сбору налогов^{99}.

В середине июля пришло известие о катастрофе при Одепарде. Командующие двух французских армий — старший внук короля, герцог Бургундский, и маршал Вандом — не смогли договориться о том, кто кому должен подчиняться. Объединенные силы империи и англичан под командованием принца Евгения Савойского и Мальборо разгромили Вандома, герцог Бургундский так и не выступил ему на помощь. 22 октября 1708 г. войска коалиции добились капитуляции Лилля.

Подчас бедствия начинают обрушиваться на страну или человека одно за другим. Разум застывает парализованный потоком несчастий. Рациональные объяснения начинают казаться пустыми и бессмысленными. Разум умолкает, и из глубин сознания приходят магические слова: судьба, грех, вера, искупление. Требуется невероятное интеллектуальное мужество, чтобы не поддаться духовной панике и с помощью холодных абстракций расчленить «фатальную» цепь трагедий.

Небывало холодная зима, казалось, предвещала конец света. На дорогах часто находили умерших от холода бродяг. Посевы вымерзли, погибли сады и виноградники. На следующий год хлеб был только в тех местностях, где имелась возможность посеять яровые, особенно рожь. В самых плодородных, самых хлебных областях — Бри и Бос цены на хлеб подскочили в 10, 12, 13 раз по сравнению с предыдущим годом. Мелкому люду жить было не на что и есть нечего. Оставалось надеяться только на благотворительность. Далее падаль пошла в пищу. В первую очередь умирали дети, старики, беременные женщины…

Из Реймса сообщали, что из 30 тыс. населения 12 тыс. живут исключительно подаянием. Лионский интендант Трюден, человек не склонный к сентиментальности, писал весной 1709 г.: «Нищета дошла до крайних пределов. Каждый день толпы крестьян из различных приходов требуют у меня хлеба. Сжимается сердце, когда их видишь и их слушаешь, и все то, что они говорят, — правда. Они собираются толпами в разных местах и осаждают дома, прося хлеба. Полиция вся в деревнях. Ее не хватает для поддержания порядка. Положение становится очень трудным и очень серьезным. Если не оказать населению достаточной помощи, то можно потерять все»^{100}.

По улицам Версаля и даже около дворцов бродили голодные. Когда наследник престола, очень любивший парижский театр, возвращался со спектакля в Версаль, его окружила громадная толпа, люди кричали: «Хлеба! Хлеба!»^{101}. Эти возгласы сопровождали иногда и короля во время его прогулок по садам и окрестностям Версаля.

В Париже распространялись брошюры и листовки, в которых не щадили никого. Проклятья звучали и в адрес старого короля.

Внешне Людовик не изменил своих привычек. В его дворец в Марли съезжались, как обычно, толпы придворных. Счета дворцовых поставщиков оплачивались. Но в главном король сдался.

В мае 1709 г. в Гааге министр Торси от имени Людовика XIV признал отпрыска дома Габсбургов королем Испании. Он также обещал изгнать из Франции претендента на английский престол Якова III, согласился разрушить Дюнкерк, оставить Страсбург… Все эти уступки дали Франции два месяца перемирия. По их истечении Людовик XIV должен был повернуть оружие против своего внука. Но на это унижение король не пошел. Понимая безвыходность положения, Людовик XIV снизошел даже до обращения к народу своей страны. Он объяснял причины продолжения войны. 12 июля 1709 г. его обращение было оглашено во всех церквах и соборах страны.

Приходилось противостоять почти общеевропейской коалиции. Войска ее уже подходили к Сомме. Для ведения войны вновь и вновь нужны были люди и деньги. Войска удалось пополнить. Молодые простолюдины предпочитали смерть на войне смерти от голода. Пополнить финансы было труднее. Приходилось идти на невозможное и немыслимое. Создавались тр распродавались новые государственные должности, продавались изъятия от налогообложения, предлагались ренты, обращались к кредиту под любые проценты… Государственному бюджету обеспечивался дефицит на многие годы вперед.