Государство и народ. От Фронды до Великой французской революции
Шрифт:
Шават больше других негодовал по поводу выходок французских солдат, как-то раз пострадал от них сам. Однажды вечером неизвестные ему люди сорвали с него шляпу и утащили ее. Шават нс сомневался, что это сделали французские солдаты: ведь именно в тот вечер они догола раздели человека. Ткач полагал, что он еще легко отделался.
Несмотря на старания Лувуа и его интенданта, Шавату, как и многим другим жителям Лилля, казалось, что власти тайно всегда держат сторону французов.
В общество старого порядка положение личности в среде народных низов кардинальным образом отличалось от положения личности в среде высших классов. Своеобразия индивидуальности не прощали ни окружающие, ни власть имущие. Яркому человеку приходилось осознанно или интуитивно выискивать средства самозащиты. Одни стремились
Ткач Пьер Игнас всю взрослую жизнь вел записи. Что хотел сказать своей хроникой непритязательный, тихий Шават? Невольный подданный французского короля, так никогда и не согласившийся, не принявший это подданство… В своем бессилии что-либо изменить, он тешил себя изредка легендами о счастливом испанском королевстве.
Человек исключительно сильного характера, крестьянский сын Жамере-Дюваль ушел из деревни, стал скитальцем, добровольным изгнанником, изгоем и анахоретом. Личность слишком сильная, чтобы раствориться в рутине быта и полуживотного труда. В конце концов его «приютила» наука.
Государство для людей из простого народа выступало в различных образах насилия.
Валентен Жамере не любил уступать. Он был упрям и горд. Унижению предпочитал побои. Вопрос, пресмыкаться или голодать, — для него не стоял. Конечно, голодать! И все же, все же не всегда ему удавалось отстоять свое достоинство. Когда в 38 лет он сел писать воспоминания, то не собирался запечатлевать себя в памяти потомков. Иногда в узком кругу он рассказывал о своих детских скитаниях.
Замысла как бы и не было. Что приходило в голову, то и записывал. Только когда рука уже водила пером и вставали полузабытые образы, страсти вновь просыпались.
Неотомщенные обиды, надругательства над беззащитными, несправедливые оскорбления. Нетеоретик, Жамере не искал источника зла, но зло он различал всегда зорко.
Валентен Жамере, сын тележника, родился в деревне Артонне податного округа Тоннер Парижского генеральства. 24 апреля 1696 г. его окрестили в приходской церкви, а через четыре года умер его отец{109}. Матери было печем кормить детей. Пришлось даже продать черепицу с крыши, заменить ее убогой соломой, едва спасавшей жилье от непогоды. Лет в 8–9 (точно своего возраста Жамере не знал) он первый раз в жизни увидел и попробовал белый хлеб, его угостил сельский священник. Кюре проходил с деревенскими ребятишками катехизис и учил их молитвам, поэтому Валентен время от времени бывал у него дома. Там же Валентен услышал правильный французский язык, он даже стал стыдиться своего грубого говора, как и все крестьяне их деревни, он изъяснялся на патуа, т. е. на местном диалекте.
Мать совсем не занималась Валептеном, она во второй раз вышла замуж и будто предала его, предпочла чужому злому мужику.
Страдая от голода, мальчик как-то раз забрался в соседний сад, набрал яблок и так испугался своего воровства что не посмел вернуться домой. Он слишком хорошо мог предвидеть, какие побои его ожидают, если, не дай бог, его преступление раскроется. Валентен бежал из деревни и бежал стремглав. Он так несся, что угодил в волчью яму, откуда лишь на следующие сутки его вызволил проходивший мимо мельник. Боясь, что тот отведет его к отчиму, Валентен назвал себя Дювалем, скрыв свою настоящую фамилию.
Так началась вторая жизнь маленького крестьянина. Уроки кюре и рассказы сверстников снабдили новоявленного Дюваля обрывками знаний о том мире, в котором он теперь был полностью предоставлен самому себе. Он слышал о боге, церкви и главе ее — папе, знал наизусть на латыни и плохом французском пару молитв, их смысл, впрочем, оставался для него темным.
Бога редко поминали в деревне, гораздо чаще говорили о короле. Валентен считал его тоже своего рода божеством. Король представлялся ему огромным человеком с громовым голосом. Взрослые говорили, что король вершил правосудие, а так как сельский судья был высокого роста и обладал мощным басом, король, стало быть, думал Валентен, походил на него, вот только роста был, видимо,
еще большего и говорил еще громче. Еще Валентен точно знал о существовании двух населенных пунктов: своей деревни и Парижа. Сверстники рассказывали, что в Париже есть домов 20 высотой, как их приходская церковь, а размерами он в три раза больше, чем их деревня, и все дороги вымощены камнем. На эти чудеса Валентен давно хотел посмотреть. Так как в деревне остался ненавистный отчим, пути туда не было. И Валентен Дюваль отправился в Париж.Изредка случайные попутчики делились с ним пищей. Но такой способ пропитания был слишком ненадежным. Приходилось время от времени наниматься на работу к фермерам. Валентен пас ягнят, охранял индюков от лисиц. Как-то раз, когда он пас важных индюков у большой дороги, его воображение поразила колонна людей. От шеи к руке у них тянулась железная цепь. Колонна шла под охраной, казалось, будто демоны сопровождают в ад толпу проклятых.
На ферме Валентену объяснили, что то вели преступников, осужденных на галеры. А в качестве примера содеянного злодеяния вспомнили, как у них в деревне один крестьянин убил двух господских голубей из стаи, налетевшей на его поле. За тех голубей он и отправился на галеры. Потрясенный увиденным и услышанным, мальчик поинтересовался, если б голуби принадлежали не сеньору, а человеку простого звания… Хозяин фермы задумался и сказал, что лишь перед божьим судом все равны. Валентен не стал больше расспрашивать, а про себя решил: ужасно то правосудие, что осуждает человека на галеры за двух голубей, а сеньор, добивавшийся такого наказания не иначе как злодей.
Несколько дней спустя Валентен зашел в соседний дом — глава семейства тяжело болел, и Валентен собрался уходить, как вдруг пожаловали четверо суровых мужчин. От имени короля они потребовали немедленно уплатить налог, но у хозяйки не было денег. Тогда реквизировали последнюю мебель и белье с постели больного. Ни плач детей, пи мольбы несчастной женщины не остановили сборщиков налога. Дюваль пытался понять, чем это бедное семейство навлекло на себя гнев короля, ведь четверо незнакомцев уверяли, что их послал король.
Фермер, хозяин Дюваля, на все его вопросы лишь повторял, что надо было уплатить талью. Семейство хозяина с изумлением взирало на пастуха. А Валентен не мог успокоиться, он хотел понять теперь, почему люди не бегут из страны, где их так притесняют… Коза пасется там, где ее привязали, — делились с ним крестьянской мудростью. Но Валентен возражал: глупо брать пример с козы, ведь люди не животные. В конце концов он пришел к выводу, что семейные узы не позволяют людям искать свободу и бежать от гнета.
Дюваль прекрасно ладил с фермерами, к которым он нанимался на работу, но пи за что не хотел выполнять приказания их жен. Женщины вызывали в нем протест. В свою очередь, хозяйки недолго терпели его непослушание: пара скандалов — и очередной фермер, чуть смущаясь, рассчитывал трудолюбивого, по странноватого пастушонка. После одного, особенно ожесточенного столкновения с женой фермера Дюваль поклялся никогда не подчиняться ни одной женщине. За год он сменил 16 хозяев. Дороги, люди, деревни проходили перед его глазами, бедная крестьянская Франция последних лет царствования Людовика XIV…
В ту пору все говорили о войне. Приходили известия о проигранных сражениях, о захваченных городах. Страх взрослых передавался и маленькому пастуху. Раньше ему казалось, что Франция занимает необъятную территорию и где-то совсем на краю земли живут другие народы. Теперь у него было ощущение, что англичане, голландцы, немцы надвинулись на него и на Францию со всех сторон. Самый жуткий страх у крестьян вызывал английский военачальник Мальборо. Говорили, что он продал душу дьяволу, иначе он не смог бы одержать столько побед над французами. Его именем обзывали собак, пугали непослушных детей. Как-то раз прошел слух, что коварный Мальборо решил навести порчу на всех мужчин деревни, для этого он заколдовал их постели — и ночью в назначенный час всем мужчинам придется худо. Женщины бросились перетряхивать тюфяки и матрасы, видимо надеясь вместе с пылью выколотить и колдовство. А мужчины, крестясь и проклиная вездесущего Мальборо, отправились спать на сеновалы и чердаки{110}.