Грехи Матери

Сирилет посмотрела мимо Имико и встретилась со мной взглядом. Ее темный свет все еще был таким ослепляющим, было трудно смотреть ей в глаза, но я отказалась отводить взгляд. «Ты привела ее», — тихо произнесла Сирилет нейтральным голосом. Была ли она рада, что я здесь? Сердита? Напугана? Было невозможно догадаться.

Имико повернулась, посмотрела на меня и кивнула. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но затем снова закрыла его. Клянусь Слезами Лурсы, она выглядела уставшей. Не только из-за усталости от нашего перехода через пустыню, но и из-за чего-то большего, более глубокого. Казалось, что поиски Сирилет были единственным, что поддерживало ее на плаву. Теперь, когда мы нашли мою дочь, Имико развалилась на части. Ее плечи поникли, кожа вокруг глаз обвисла, ее огненные волосы потускнели, превратились в тлеющие угольки и утратили свой обычный блеск. Имико было столько лет, сколько должно было быть мне, дама среднего возраста, но она выглядела на каждый прожитый год и даже старше.

Сирилет сделала шаг вперед. Она схватила себя за волосы, совсем как в детстве. Потом остановилась, сжала руку в кулак и решительно отбросила его назад от своей косы.

— Здравствуй, мама.

Мы стояли лицом к лицу на берегу оазиса. Несколько шагов, разделявших нас, с таким же успехом могли быть лигами. Но между нами было нечто большее, чем просто расстояние, — время. Всего несколько шагов и семь лет. Я чувствовала тяжесть темного взгляда Сирилет, а также давление горящего взгляда Создателя. Всего этого было слишком много. Я понятия не имела, что сказать.

Первые слова всегда даются труднее всего. Они воспринимаются как никакие другие. Одно неправильное — или правильное — слово, сказанное слишком резко или слишком мягко, может изменить ход всего разговора. Мы балансировали на острие ножа: воссоединение и примирение с одной стороны, насилие и боль — с другой. И мои первые слова могли склонить чашу весов в любую сторону. Что я мог сказать? Какие гребаные слова были правильными? Я должна была знать, как уберечь нас от разрушения. Но я этого не сделала. Конечно, не сделала. Я не сила добра, комфорта или безопасности. Я никогда не была такой. Я — вихрь, полный хаоса и опустошения. Я — закат, вся тьма и смерть. Я — оружие, все острые грани которого предназначены для того, чтобы ранить.

Я слишком долго молчала. Тишина между нами стала беременной, дала жизнь и вырастила своих детей. Сирилет потянулась рукой к косе, снова сжала ее и снова опустила руку. Я открыла рот, чтобы заговорить, но так и не нашла слов. Я услышала, как Кенто зашаркала рядом со мной, и поспешила что-нибудь сказать, пока моя старшая дочь не начала пытаться убить мою младшую.

— Ты пересекла пустыню верхом на змее? — спросила я. У меня есть странная привычка начинать разговор с бессмысленного вопроса, но, как ни странно, это часто творит чудеса, когда речь заходит о том, чтобы растопить лед.

Сирилет слегка прищурилась, и ее темный свет вспыхнул, как корона солнечного затмения.

— На кшктере? — Она произнесла это слово с такой легкостью, как будто говорила на пахтском всю свою жизнь. — Нет. Пахты не позволяют землянам ездить на них верхом. Лошадь. Я... я путешествовала на лошадях. Лошадь. — Она замолчала, все еще глядя на меня. Нервничая, как мышь, следящая за тенью ястреба, и голодная, как ястреб, ожидающий движения мыши. — Ты?

— Флаер, — сказала я.

На мгновение ее взгляд метнулся к Кенто, стоявшей рядом со мной.

— Он разбился?

Я кивнула.

— Они это делают. Флаеры. Они, э-э, терпят крушение.

В наступившей тишине я услышала, как кто-то плещется в воде оазиса. Вдалеке заржала лошадь, мужчина напевал песню. Черт возьми, но этот разговор был неловким. Как бы я ни старалась, я не могла найти способ преодолеть неловкость.

— Я скучала по тебе, — сказала я в конце концов.

Сирилет протянула руку, взялась за кончик своей косы и начала перебирать волосы пальцами. Она всегда ненавидела, когда кто-то прикасался к ее волосам, но, похоже, не могла перестать теребить их сама.

— Очевидно, недостаточно. Я имею в виду, ты не настолько скучала по мне, чтобы вернуться. Ты могла бы вернуться. Тебе не обязательно было оставаться в той маленькой деревушке. Там было мило. Уютно, я полагаю.

Она видела Райсом. Это потрясло меня, но я должна была догадаться. Конечно, она видела. Она была в Пикарре. Имико знала, что я жила в Райсоме, так что, вероятно, Сирилет тоже знала. Стояла ли она на окраине и наблюдала, как жители деревни занимаются своими делами? Видела ли она, как я гоняюсь за детьми, как резвлюсь с ними, как никогда не бегала с ней?

— Прости. — Единственное слово, которое пришло мне на ум. Такое плоское, такое никчемное. Есть ли слово более бессмысленное, чем прости? Люди бросаются им, как будто это может загладить все беды, которые они причиняют другим. Я пнула твою кошку, прости. Я украла буханку хлеба, прости. Я убила полгорода, прости. Какое, блядь, бесполезное слово. Оно даже не обещание не делать этого снова. Прости — это не извинение, это просто просьба о прощении, без выполнения работы, которая этого заслуживает. Пошло оно нахуй! Я не заслуживаю прощения, но, черт возьми, я стараюсь стать лучше. Пусть моими извинениями будут мои действия, потому что никакие бесполезные слова не искупят того, что я сделала. Или то, что меня не было рядом, когда я была нужна.

— Теперь ты здесь, — сказала Сирилет, снова теребя волосы. — Думаю, это уже кое-что. То, что ты здесь.

— Что ты делаешь, Эскара? — спросила Кенто.

Я повернулась, чтобы посмотреть на нее.

— Пытаюсь остановить кое-что, пока оно не началось. — Я повернулась к своей младшей дочери. — Сирилет, это Кенто. — Я замолчала перед следующими словами, подождала, поймет ли она.

Сирилет пристально посмотрела на Кенто, улыбнулась, затем оскалилась.

— Ты жива? Мама сказала, что ты умерла. Я имею в виду, она сказала, что ты умерла в детстве. Еще до моего рождения.

— Эска не лгала. — Кенто говорила медленно, уверенно, что полностью отличалось от того, как говорила Сирилет. Она сделала шаг вперед, все еще держа руку на рукояти меча. — Она думала, что я мертва. Я действительно умерла.

Сирилет потянула себя за косу, с улыбкой посмотрела на Имико, потом снова на меня, затем нахмурилась.

— Прошло много времени с тех пор, как у меня была сестра. Я имею в виду, у меня была сестра, еще одна. Ви, она тоже умерла. Но она все еще, э-э, мертва. Жаль, что мы не можем поделиться историями о том, какая у нас была никудышная мать. Я имею в виду, я и ты. М-может быть, у тебя была хорошая мать или, по крайней мере, кто-то, кто тебя вырастил. Приятно познакомиться с тобой, сестра.

Кенто нахмурилась. Я заметила, как у нее сжались челюсти, как у Изена, когда он разговаривал с Йорином. Едва сдерживаемый гнев.

— У тебя еще есть племянница, — быстро сказала я. — Ее зовут Эсем.

— Она живет на Ро'шане, — сказала Кенто. Еще один шаг вперед.

Сирилет отпустила косу, сжала руку в кулак и опустила ее вдоль тела. Она устремила на меня ослепляющий темный взгляд, и все улыбки исчезли. Я почти видела, как работает ее мозг. «Моя сестра — один из Аспектов Мезулы». Это был не вопрос. Как я уже говорила, Сирилет любила головоломки, и у нее всегда хорошо получалось их разгадывать. Она заглядывала за повороты, которых я даже не замечала. Она могла разгадывать головоломки, даже если в них не хватало половины кусочков.