Грязное белье

Обхватив ладонями его лицо, Денвер вздохнул.

– Боже, малыш. Не знаю, кому это не понравилось больше, мне или тебе. Мне пришлось надеть два кольца, чтобы оставаться твердым.
– Он нежно поцеловал Адама.
– Теперь все закончено. Хорошо?

Адам кивнул. Все было закончено.

Денвер погладил его по шее.

– Скажи мне то, что я хочу услышать.

Сказать это было легче, чем когда-либо за долгое время.

– Я хороший бойфренд.
– И я собираюсь работать как проклятый, чтобы таким оставаться.

Денвер поцеловал его в губы.

– Хорошо.

Затем он достал свой телефон и позволил Адаму посмотреть, как он нажимает «Отправить» на сделанном им снимке Адама с кляпом во рту. Боже, теперь это имело другой смысл.

Денвер работал над путами Адама.

– Давай развяжем тебя и подумаем, как нам поступить, если ты позволишь мне наказывать тебя за ошибки, которые, как тебе кажется, ты совершаешь и которые нас не касаются, если это то, чего ты все еще хочешь.

Да, да, так оно и было. Адам кивнул, наблюдая, как его любовник развязывает путы.

Я люблю тебя, подумал он, раздумывая, стоит ли произносить это вслух. Он попробовал слова на вкус, но сейчас они были слишком пугающими, поэтому он оставил их при себе.

Денвер взглянул на него, мягко улыбнулся и поцеловал Адама в щеку.

Возможно, как и многое другое, Денвер уже знал.

Глава 20

У ДЕНВЕРА на карте памяти телефона была обычная библиотека порноснимков, на каждом из которых Адам был запечатлен в каком-нибудь рабстве, или с чем-то засунутым в него. На самом деле, ему пришлось купить карту побольше, чтобы вместить их все, и телефон получше, в котором он мог бы запирать фотографии паролем. Он купил такой же и для Адама, а в качестве подарка заказал футляр с изображением бражника.

– Как, черт возьми, ты это раздобыл?
– Воскликнул Адам, снова и снова вертя телефон в руках.

– Специально заказал. Есть множество компаний, которые нанесут на чехол телефона все, что ты захочешь.

Адам поцеловал его, затем отвел Денвера в заднюю комнату «Отбоя» и с энтузиазмом поздравил. В конце концов, этот чехол для телефона был чертовски хорошим подарком для них обоих.

Кроме того, с Адамом Денвер смог предаться фетишу, с которым он никогда не играл, по крайней мере, за пределами своей собственной головы.

Связывание было сложным, потому что оно больше походило на лезвие ножа, чем на настоящий нож. Не то чтобы Денвер хотел кому-то навредить - ну, ладно, он хотел, но и вполовину не так, как хотелось видеть кого-то связанным и зависящим от его милости, знать, что это он их туда отправил и что он один вытащит их из той передряги, в которую он их втянул. Некоторые из тех штучек, которые доставляли ему из интернета, были непосильны для Адама - например, растяжка для яиц. Но зажимы? Адаму они очень нравились. Ему нравилось преодолевать боль, не позволяя ей выводить его из себя. Он мог смотреть на отвратительный зажим для сосков и знать, что сможет его вынести, а это, конечно, означало, что сначала он должен был его попробовать.

Но что им обоим понравилось, так это фотографии.

Денвер укладывал Адама, часто с хорошей пробкой и толстым кляпом, связывал его и закреплял, а затем они начинали позировать. Адам растягивался. Адам наклонялся. Адам выглядел обиженным, напряженным, красивое лицо Адама выглядело таким обиженным, потому что обычно ему было больно. Лучший кадр, который когда-либо делал Денвер, был снят по таймеру: Адам прижимается к ремням на скамье, а Денвер сильно бьет его по красной-красной заднице. Дело было не только в эффектном кадре - хотя это было чертовски круто - но и в том, что он знал, что крики, которые издавал Адам, были связаны исключительно с удовольствием и болью. Это было осознание того, что единственное, чего Адам хотел для своей задницы, это руки Денвера, что они достигли той точки, когда если Денвер и наказывал его, то только паддлом или хлыстом, потому что Адам получал удовольствие только от плоти Денвера. Адам любовался своими отметинами в зеркале ванной, его взгляд был прикован к широкому красному отпечатку руки Денвера.

Был еще и вуайеризм - они все еще любили трахаться на публике, что было непросто в зимние месяцы. Хотя это и стало частью веселья: Адам прислонился к кирпичной стене «Отбоя», руки в варежках, шарф заткнут за уши, а его голая задница извивалась под пытливым языком Денвера. Денвер сделал множество таких снимков, и после нескольких попыток ему даже удалось сделать чертовски классный снимок, на котором задница Адама была широко раскрыта, а язык засунут внутрь. Ему была хорошо видна обнаженная задница Адама, руки Адама выставляли ее напоказ, в то время как пальцы Денвера напоминали ему, кому принадлежит эта задница.

Да. Фотографии были чертовски забавными.

Но в основном, Адам был забавным. Денверу нравилось, каким он был, когда они с Адамом были вместе, и все больше и больше нравилось, каким он был, даже когда был сам по себе.

Единственной проблемой была чертова учеба. Как бы он ни старался, у него никак не получалось.

Он не позволял себе жаловаться на то, как это было ужасно, потому что Адам усердно трудился, чтобы помочь. Прочитав около десяти руководств по тестам, Адам мог бы открыть клинику, зная, как их сдавать. Он делал карточки для заметок. Электронные таблицы. У него была чертова папка, полная заметок, схем и упражнений. Он старался в восемьдесят раз усерднее, чем Денвер когда-либо мог. И каждый раз, когда Денвер позволял себе расстраиваться, показывать это, Адам воспринимал это как личную неудачу.

Так что Денвер не позволял себе расстраиваться, по крайней мере, в присутствии Адама, и никогда не отказывался от занятий, даже когда предпочитал, чтобы его подвесили вниз головой над ямой с голодными аллигаторами и по очереди вырывали ногти на ногах.

Возможно, кое-что из этого дерьма где-то и оставалось, но Денвер не мог отделаться от мысли, что все это было фантастической тратой времени для всех, особенно для Адама. Он не закончит школу. Никогда не закончит. Школа всегда была местом, где он с треском проваливался, и у него даже не было дислексии. Он был просто тупицей.

Адам отказывался в это верить.

– Ты не глупый. Ты удивительно умный, намного умнее меня во многих отношениях.
– Когда Денвер фыркнул от смеха, Адам окаменел.
– Не смейся. Ты же видел, как меня охватывает тревога. Но ты не становишься парализованным или встревоженным. Ты просто злишься. Ты хоть представляешь, как я тебе завидую?

– Ты очень умный, - попытался возразить Денвер, но теперь уже Адам рассмеялся.

– Да. И если я захочу спрятаться в библиотеках и колледжах, со мной все будет в порядке. Ты хоть представляешь, как тяжело мне было просто взять и потушить огонь и встретиться с тобой в тот первый раз? В каком аду я бы оказался, если бы ты не вмешался в «Лаунд-о-Раме»? Это моя жизнь.
– Он постучал по своей папке.
– Ты должен преодолеть это препятствие, и у тебя будет все, о чем ты когда-либо мечтал. Я бы хотел, чтобы это было так же просто, как пройти тест для меня, но это не так. Я никогда не вылечусь. Не избавлюсь от беспокойства. Я живу с этим.

Денвер замолчал на середине этой речи, и когда Адам закончил, он еще мгновение смотрел на него, начиная понимать, почему это было так важно для Адама.

– Так ты хочешь, чтобы я победил это ради тебя, малыш?

Лицо Адама вспыхнуло, и он кивнул.

– Если это не слишком назойливо.

Денвер быстро поцеловал его в губы.

– Это не так. Я сделаю все, что в моих силах. Я обещаю.

Несмотря на эту решимость, Денвер продолжал натыкаться на кирпичные стены. Когда они брали карточки и Адам задавал ему вопросы, у него все было в порядке. Но всякий раз, когда он проходил тест, все шло наперекосяк. Он забывал отвечать на вопросы. Однажды он просидел пятнадцать минут, пытаясь решить задачу с несколькими вариантами ответов. Эссе были не просто шуткой. Они были жалкими.