Гусар
Шрифт:
— Докладывать? — я горько усмехнулся, чувствуя, как желчь поднимается к горлу. — И что мы скажем, поручик? Что мы самовольно устроили засаду на воров? Что в ходе этой засады убили двоих, один из которых — чиновник интендантского ведомства? Финал предполагался совсем иным. Мы должны были выглядеть победителями, а не…
— Так ворьё же! — буркнул кто-то из гусар, перебив мои размышления.
— Ворьё — это когда разберутся. А разбираться будут долго… — протянул я.
Затем обвел взглядом лица своих товарищей. В их глазах читался вопрос: «Что теперь?»
— Пока будут выяснять,
Я шагнул в центр комнаты. Голос мой окреп, а каждое слово чеканилось, отсекая сомнения.
— У нас есть только один выход, господа. Довести дело до конца. Мы должны захватить этих поляков. Сами. Захватить с поличным. Только, если привезем воров, и заказчиков, мы покажем, что действовали правильно.
Гусары молчали, переваривая мои слова. План был безумным. Это означало удвоить ставку, поставив на кон не только карьеру, но и жизнь.
— Чёрт с ним, граф прав! — неожиданно громко произнес Ржевский, а потом с глухим стуком ударил кулаком по своей же раскрытой ладони. — Если нас и судить, то за большую победу, а не за драку на складе! Я с тобой, Бестужев.
Поддержка поручика решила дело. Остальные гусары, один за другим, согласно закивали. В их глазах страх сменился решимостью и азартом, словно они уже видели себя героями, возвращающимися из дерзкого рейда.
— Хорошо, — кивнул я. — Но мы не можем ехать все. Кто-то должен остаться здесь. Охранять склад, пленных и… этих, — Я кивнул на тела.
В наступившей тишине стало ясно, что оставаться не хочет никто. Все рвались на захват. Там — героическая слава, тут — скучная рутина.
— Доверим выбор судьбе-злодейке, — Ржевский достал из кармана серебряный рубль. — Орёл — едет. Решка — остаётся.
Он подбросил монету. Орёл. Поручик ехал. Напряженная тишина повисла в караулке. Монета переходила из рук в руки. Кому-то везло, и он с облегчением выдыхал. Кто-то, увидев решку, мрачно отходил в сторону. Наконец, очередь дошла до меня. Я подбросил монету. Орёл. Я тоже ехал.
Не то, чтоб могло быть иначе. Естественно никто бы гусар одних, без контроля не отпустил. Я уже увидел, как они решают вопросы. Чуть что — сразу саблей махать. Но ради общего духа братства решит поддержать «монеточный» выбор.
Через пять минут у нас была ударная группа из шести человек, включая меня и Ржевского. Остальные, с видимым разочарованием, приняли свою участь и остались на охране.
— Накидывайте плащи поверх мундиров, — велел я. — Оружие спрятать. Мы не должны выглядеть как гусарский разъезд.
Мои товарищи послушно принялись маскироваться. В итоге, на сборы ушло еще около получаса и только после этого мы вышли из караулки.
В предрассветных сумерках нас ждали три трофейные телеги, брошенные ворами. Мы молча погрузились в них, прячась среди мешков и ящиков. Ящики, кстати, само собой, были пустыми. Это тоже мое решение. Рисковать, таская за собой оружие, — мысль нелепая. Не с нашим счастьем, как говорится. Потому, пока ударная группа готовилась к вылазке,
остальные резво вытаскивали ружья и уносили их на склад.Просто с пустыми руками к шляхтичам тоже не явишься. Глянут — телеги без груза, и все. Операция закончится, не успев начаться.
Закончив приготовления, наша ударная группа тихо выехала со складов. Мы двигались не как лихие гусары, а как простые возчики, стараясь не привлекать внимания в серой утренней дымке, по направлению к корчме «Под тремя соснами», чтобы устроить новую, ещё более опасную засаду.
В предрассветных сумерках корчма «Под тремя соснами» выглядела зловеще. Одинокое строение на отшибе у лесной дороги, с тусклым светом в паре окон. У коновязи я заметил несколько верховых лошадей — признак того, что гости внутри были не из простых. Собственно говоря, на другое и не рассчитывали.
— Пойду один, — тихо сказал я Ржевскому, когда мы слезли с телеги.
— С ума сошёл? — прошипел он, схватив меня за рукав. — Они тебя на ремни порежут. Ты что? Одному нельзя! Ты, корнет, конечно, удалой вояка, но тут ведь разговор состоится не с честным противником. Тут — подлые людишки и предатели.
— Нет, поручик. По-другому нельзя. Вдвоём мы будем выглядеть подозрительно. Они могут заподозрить. А если я один — так это посыльный. Поговорю, попытаюсь выманить их на улицу. Если через пятнадцать минут не выйду или будет шум — атакуйте.
Ржевский сжал зубы, но кивнул. Его взгляд был полон тревоги, однако он доверился моему решению.
Я запахнул плащ поглубже, затем решительно направился к двери. Толкнул ее, переступая порог и замер, чтоб оценить ситуацию. В ноздри тут же ударил тяжелый запах кислого пива, лука, немытых тел. Запах, наверное, привычный для любой корчмы, но сейчас казавшийся особенно тошнотворным.
Внутри, за большим столом, сидели семеро. Как я и ожидал, это была шляхта — гордые, холёные лица, дорогие кафтаны, у каждого на поясе сабля и пара пистолетов. Они пили вино и тихо переговаривались, но в их позах чувствовалось напряжение.
Один, самый молодой, нервно теребил ус, другой беспрестанно потирал рукоять своего пистолета, а третий, дородный мужчина с красным лицом, вдруг издал громкую, заливистую отрыжку, чем вызвал неодобрительные взгляды соседей.
Посторонних в корчме не наблюдалось. То есть присутствовали только поляки, и это значительно облегчало задачу. В случае заварушки, значит, не пострадает никто левый. Уже хорошо.
Я шагнул в центр зала, небрежно оглядываясь. В голове пронеслись кадры из «Крестного отца» — как там Майкл Корлеоне сидел, спокойный, будто сам дьявол. Или «Бригада» — там герои тоже умели держать лицо, когда ставки были высоки.
«Надо вести себя спокойно, уверенно, как будто я тут хозяин», — подумалось мне.
Затем, чтобы уж точно соответствовать образу, расслабленной походкой я приблизился к столу, за которым сидела шляхта.
Один из поляков смачно попыхивал длинной резной трубкой, пуская в потолок едкие клубы дыма. Я остановился прямо рядом с ним, пытаясь оценить, кто из них главный. Теоретически, вон тот, седовласый. Слишком уверенно смотрит на остальных, свысока.
— Доброго утра, панове, — сказал я.