Гувернёр
Шрифт:
И несмотря на диплом и горы конспектов, Скорпиус был и остался на веки вечные типичным гуманитарием на всю голову. Но кто бы знал, что цифры и формулы ему все же пригодятся в жизни?
А никто не знал, даже сам Скорпиус. Но после того, как рассчитал пропорцию Фламеля, подгоняя ее под испорченное зелье, гувернер на всю свою вечную жизнь запомнил одно простое правило — «Бесполезных знаний не бывает».
«На каждую каплю воды — примерно по три слезы феникса. Сколько долить воды и слез, если в котле, по старой пропорции, уже кипит семь капель слез феникса и двадцать две капли
Условие задачи глубоко засело в голове у Скорпиуса и словно барабанной дробью билось где-то в районе висков. Гувернер сидел на полу, облокотившись на диван, в окружении пепельницы, исписанных листов бумаги и дневника алхимика. Голова раскалывалась от боли, причем ни одна таблетка не помогала, а рука, выпачканная чернилами, отказывалась еще что-то писать.
— Иди сюда, — поманил его рукой Альбус, сидевший на высоком табурете перед котелком с многострадальным зельем.
Скорпиус обессилено поднялся на ватные ноги и потащился к котелку.
— Смотри.
В закопченной оловянной посудине действительно плескалось уже что-то похожее на зелье. Багряно-красное, красивое, словно переливающееся перламутром, оно уже было стянуто тончащей поблескивающей пленочкой, под которой побулькивал алый эликсир.
— Похоже на истину, — одобрительно хмыкнул Ал.
— По рецепту надо двадцать две слезы феникса и семь капель воды, — не унимался Скорпиус, впрочем, уже не так возмущено. — Мы в разы превысили показатели, но пропорцию сохранили. Это страшно?
— Думаю, нет, — не очень уверено протянул Альбус. – Ну, сейчас оно выглядит так, как описано в дневнике.
Скорпиуса затопила такая мощная волна облегчения, что даже смыла и не оставила и следа гордости за проделанные расчеты, которые отняли пару часов, пачку сигарет, восемь таблеток от головной боли и страшно представить сколько нервных клеток.
Он рухнул на диван и, в томной полудреме, подтвердил, что математика — явно не его конек. Уж слишком он измотался.
— Ал, а меня вскрывали? — вдруг спросил Скорпиус.
Альбус, поставив на плиту чайник, немало удивился вопросу.
— Конечно. А что?
— Просто там сейчас над телом Луи извращаются всякими скальпелями, пинцетами и ножами. Вот он проснется, а у него, скажем, почки нет. Он будет ругаться.
— Ну у тебя тоже не было, — пожал плечами Ал. — Ни почек, ни печени, ни сердца, ни мозга.
Скорпиус аж вскочил.
— Как так? — ахнул он.
— Не волнуйся, все отросло, — рассмеялся Альбус. — Кроме мозга. С мозгом беда. Мозг не желал возвращаться в твою черепушку, поэтому пришлось пересадить тебе мозг улитки. Поэтому ты такой…умняш.
— Эй, я гениальный математик! — поджал губы Скорпиус.
— Ну, улитка была умной.
Скорпиус прикрыл глаза и хотел было подремать хотя бы минутку и освободить голову от мелькающих перед глазами расчетов, как Ал снова заговорил:
— Не думаешь, что пора бы уже исполнить последнюю волю Луи?
— Какую?
— Которая касается конкретно тебя.
Малфой, поняв, о чем говорит Альбус, театрально закрыл глаза рукой.
— Скорпиус, надо, — уперся Ал. — Ради Луи.
Чайник закипел быстрее, чем ожидалось, но чаинки кипятком
они так и не залили. Скорпиус так и заснул на диване, прижимая к себе дневник Фламеля, как невиданное сокровище, а Альбус, тихонечко, чтоб не разбудить его, открыл окна, дабы мерзкий сигаретный запах выветрился из насквозь пропахшей дымом и травами квартиры.Последняя воля Луи, касавшаяся конкретно Скорпиуса, была для самого гувернера чем-то совершенно ненужным и постыдным. Эти ощущения не покидали парня и по дороге в назначенное место, и когда он уже сидел на твердом стуле в кругу незнакомых ему людей разных возрастов.
— Меня зовут Скорпиус и я наркоман.
— Здравствуй, Скорпиус, — прогудели люди.
«Пиздец, дожили» — сокрушался гувернер.
Анонимные наркоманы с интересом смотрели на него, ожидая услышать историю его зависимости или что-то в этом роде, и Скорпиус, понимая, что здесь не соврешь, ответил грубо, но честно.
— Я сижу на кокаине уже десять лет, и мне норм. Если честно, я не считаю, что эти собрания лечат от зависимости, но я как-то пообещал своему другу, что схожу к анонимным наркоманам. И вот я здесь.
— Это смелый поступок, Скорпиус, — одобрил куратор группы.
— Ну да, — хмыкнул Скорпиус. — Я обещал сходить, а не бросить кокаин.
— К нам приходят для того, чтоб бросить.
— Не в моем случае.
— Почему? — мирно спросил куратор.
Скорпиус мило улыбнулся.
— Потому что если вы поживете моей жизнью хоть неделю, то сами будете требовать принести вам трубку для крэка.
— Да он под кайфом сейчас! — крикнул темнокожий мужчина из его группы, обвиняющее тыкнув в нового «анонимного наркомана» пальцем.
— Нет, я просто так выгляжу, — протянул Скорпиус. – Так, что я должен говорить?
— Когда вы в последний раз принимали наркотики?
Скорпиус задумался.
— Анаша это наркотик?
— Безусловно.
— Пятнадцать минут назад.
Поняв, что новый член группы не очень-то похож на раскаявшегося торчка, куратор кивнул сидящей недалеко от Малфоя молодой особе.
— Меня зовут Элл и я наркоманка, — тягучим голосом протянула девушка.
— Здравствуй, Элл.
— Я тоже нюхаю кокаин, чтоб вырваться из бренного круга похоти и разврата.
— Ага, то есть кокаин резко сделает тебя повторной девственницей?
Куратор метнул в Скорпиуса недобрый взгляд, но гувернер, скрестив руки на груди, не замолкал:
— Не, погодьте, раз уж я пришел, то хочу ж разобраться в истории каждого, — сказал Скорпиус. – Элл, давай дальше.
— Мне семнадцать и я…
— Сколькооо? — опешил Скорпиус.
— Скорпиус, мы не осуждаем людей за их зависимость не смотря на их возраст, — напомнил куратор.
— Да срать на зависимость, как в семнадцать лет можно устать от похоти и разврата? — не унимался Скорпиус. — Мне двадцать семь и я не то, что не устал, я жду, когда меня возьмут за руку и затащат в этот бренный круг похоти и разврата.
— Продолжай, Элл, — перекричав буйного парня, сказал куратор.
— Сначала я подсела на мет, — начала девушка, но снова не договорила.