Гувернёр
Шрифт:
– Ты что сделал с моим телом, изувер? – стонал Скорпиус, которому Луи опустил на голову кусок замороженного мяса. – У меня сотрясение мозга!
– Какое сотрясение мозга? Тебе нечего сотрясать, – буркнул Альбус, разглядывая, свое настоящее лицо в зеркале. – Я, заметь, молчу о том, что из-за тебя мой магазин пасет отряд полицейских.
– Как с отцом? – поинтересовался Луи.
– Конфундус мне в помощь. Вроде ничего, – ответил Ал. – Эти тридцать шесть часов были самыми жуткими в моей жизни. Кстати, принцесса клубничной страны, у меня к тебе серьезный вопрос.
Скорпиус,
– Ты педик?
– Я?!
– Ты.
Оскорбившись до глубины души, Скорпиус вскочил с дивана, на котором лежал и, откинув замороженное мясо, вытаращил и без того большие глаза.
– Да как ты мог подумать?! – воскликнул он.
– Мы не будем тебя осуждать, – спокойно сказал Луи.
– Я буду, – усмехнулся Альбус.
– Погодь, Луи, ты тоже так думаешь? – вскинулся гувернер.
Луи легко улыбнулся.
– Я тактично стараюсь на этом не зацикливаться, – уклончиво ответил он.
– Ну неужели я похож на гея?
– Да, – ответили в один голос друзья.
– На лицо видно, что ты, милок, грешишь содомией, – буркнул портрет алхимика.
– Просто так Селвин бы к тебе не полез, – поддержал Ал, едва не смеясь. – Чуял родственную душу, не иначе.
– Так вот почему он присылал мне валентинки, – ахнул Скорпиус.
Альбус не выдержал и расхохотался.
– Я не гей, – нахмурился Скорпиус. – Я же хочу вернуть Доминик.
– Прикрытие, – парировал Альбус.
– Луи! – обернулся за поддержкой оборотня Скорпиус. – Скажи ему.
– Ал, ну правда, – сказал Луи. – Он же не виноват, что он гей.
– Да не гей я!
– Хорошо-хорошо, не гей, – закивал Луи.
Скорпиус на удивление бодро для умирающего пять минут назад, вскочил на ноги.
– Я вас ненавижу. Обоих.
– Иди спать, мой заднеприводной друг, – хмыкнул Луи. – Шучу-шучу.
Скорпиус, швырнув в него кусок замороженного мяса, устало поплелся наверх.
Альбус, упав на диван, прикрыл глаза.
– Идиотский день. И совершенно бесполезный.
– Согласен, – произнес Луи. – Зато наш ядреный компот почти готов.
– Идиоты, назвать мое творение «ядреным компотом», – простонал Фламель.
Но продолжить тираду не успел, так как был накрыт старым покрывалом. Обращаться с портретом алхимика, как с болтливым попугайчиком придумал Луи, и, видимо, не зря.
Наконец-то в квартире на Шафтсбери-авеню было тихо.
====== Пока что очень ограниченные права оборотней ======
Луи Уильям Уизли, наиболее рассудительный и спокойный жилец квартиры на Шафтсбери-авеню, казалось, ведет самую что ни на есть обычную жизнь, по крайней мере у соседей-маглов никогда не возникало задней мысли о том, что этот рыжеволосый красавец как-то связан с чем-то мистическим, волшебным и потусторонним.
Молодой хирург, переживший развод, отец малолетней дочери, местный активист по борьбе с уличными хулиганами, измалевывавшими стены дома похабным граффити, да в конце концов, единственный из ныне живущих, кто способен сдерживать разрушительный ураган по имени Скорпиус Малфой. Наверное только из уважения к Луи, соседи не вызывали полицию, когда в странной квартире постоянно что-то взрывалось, падало, кто-то кричал отборнейшим матом
и даже доходило, судя по звукам, до драк.Если бы знали соседи троицы-нечисти, чем занимается сейчас этот «совершенно нормальный человек», то вероятно не поверили бы ни слову.
А каждую субботу, вот уже восемь лет как Луи Уильям Уизли проводил в министерстве магии, а именно в вечно холодном зале суда, словесно воюя с Визенгамотом.
– И это снова абсурдно и абсолютно невыполнимо! – воскликнул председатель Визенгамота, вцепившись руками в кафедру. – Мистер Уизли, вы тратите и наше время по совершенным пустякам.
– Меня и мою семью вычеркнули из волшебного мира за ликантропию, а вы называете это совершенным пустяком? – вскинул брови Луи. – Под своей семьей я понимаю не только жену и дочь, но еще и стаю, а это, на секундочку, около сотни оборотней, и это только в Англии. Министерство просто выкинуло из своих списков сотню волшебников. Вам кажется это нормальным?
– Эти волшебники в силу своей болезни неадекватны, совершенно дикие и не приспособлены для жизни в цивилизованном обществе, – заверил Корбин Марчбэнкс, председатель, который, казалось, сейчас потеряет терпение.
– Вы себя слышите, нет? – вскочила со своего места хрупкая темноволосая женщина в строгом синем платье. – Мы абсолютно нормально с вами разговариваем. Мы не живем в землянках и не питаемся падалью. Мы отличные колдомедики, но вынуждены работать в магловском мире из-за ваших реформ. У нас с Луи нормальный, здоровый ребенок. Чем это отличается от жизни каждого из вас?
– Тише, Джейд, – шепнул Луи, опасаясь, что невысокая и худенькая волшебница сейчас оскалится и бросится на ложу Визенгамота.
– Насколько я знаю, ваш ребенок – врожденный анимаг?
– Это плохо разве? – едва не прорычал Луи. – Или вы считаете, что она тоже опасна?
– Ваш сарказм, мистер Уизли, не уместен, – произнес Билл Уизли, глава «Комиссии по отлову и ликвидации оборотней». – Вы снова талдычите нам, что оборотни не опасны, что они такие же люди, как и все мы, но ни разу, ни единого слова вы не сказали о том, сколько они человек изувечили, обратили в себе подобных и, что страшнее, загрызли насмерть.
Визенгамот загудел в одобрении.
Луи сцепил зубы и, вероятно, выматерился бы, в лучшем случае, если бы маленькая ладонь его бывшей жены и напарницы по делу о правах оборотней, не сжала бы его руку под столом.
– Достаточно вспомнить одного лишь Фенрира Сивого и ту опасность, которую он нес, и все, вопрос о нормальности оборотней отпадет сам по себе!
– Сивый был темным пятном нашей истории, – подтвердила Джейд. – Но судить о целом народе по одному лишь жестокому представителю…пардон, но это глупо! Все равно что судить о волшебниках по одному лишь Волан-де-Морту.
– Нужны ли еще доказательства их неадекватности? – закудахтал Марчбэнкс. – Не ведают, что говорят, а сегодня даже не полнолуние.
– И мы опять пришли к тому же спору, – напомнил густобровый волшебник в первых рядах ложи. – Давайте обсудим конкретно сегодняшнюю проблему, хотя, как по мне, проблему эту видят только наши многоуважаемые оборотни.
– Отлично, коллега, довольно полемики. Мистер и миссис Уизли, вы выражаете протест по отношению к законопроекту о «Лечении ликантропии», принятого 8 июня этого года?