Гувернёр

Луи приподнял верхнюю губу.

– Клыков нет. Запахи не так остро чувствую. Зрение такое же. Судорог тоже нет, – сказал он, заламывая руки, словно пытаясь вызвать эти самые судороги. – Уже часов десять как я должен был все чувствовать.

Раньше такого не было, можно было и не спрашивать, уж Скорпиус-то точно знал. Помнится, в те дни, когда он шатался по квартире в сущности неупокоенного духа, Луи, предчувствуя полнолуние, становился раздражительным за несколько дней до заклятой ночи: как-то даже сломал соседу челюсть только за то, что тот пожелал ему доброго утра (бедному соседу потом пришлось стереть память и долго лечить). Скорпиус даже за глаза называл это волчьим ПМС (ну да, скажи он такое при Луи, умер бы во второй раз).

– Спокойно, – сказал Ал. – До полуночи еще есть время. Будем ждать.

– Здесь? – вскинул брови Луи. – Да я квартиру разнесу и соседей загрызу.

– Вообще не вопрос, – заверил Скорпиус. – Ты уже проводил полнолуние в квартире.

– Почему я не помню?

– Потому что Доминик наколола тебя транквилизаторами и, на всякий, оглушила сковородой. Ал, сковорода!

– Никто не будет никого оглушать, – отрезал Альбус. – В лесу подождем. Скорпиус, я лично скачаю тебе твою «Сплетницу», собирайся.

Скорпиус кивнул и, потушив сигарету, поднялся наверх.

– Вам опасно, – напомнил Луи.

– Луи, у нас философский кирпич. Какая разница?

Аргумент сильный, да и Скорпиус уже настроился на ночную прогулку до крохотного лондонского леса. Поэтому, нервно закусив губу, Луи в последний раз взглянул на часы и первым вышел из квартиры.

– Луи, спокойно, – прошептал Скорпиус, крепко сжав его руку.

– Еще подождем, – натянуто бодро сказал Ал.

– Половина первого ночи, – безжизненно выдохнул Луи. – Половина первого ночи…

Что-то явно шло не так. Минутная стрелка неумолимо проскочила отметку полуночи, а огромный бурый волк, дремлющий в теле Луи, никак не высвобождался, притом, что ранее появлялся всегда вовремя.

Постояв еще какое-то время посреди лесной чащи, на холодном ветру, растрепавшим волосы, они снова робко взглянули на часы.

Почти второй час ночи.

Луна насмешливо скрылась за облаком.

– Луи, ты излечился от ликантропии, – констатировал Альбус.

– Это не болезнь, – огрызнулся Луи. – Но что не так?

Ничего не оставалось, как вернутся домой.

Бросив куртку на диван, Луи, принявшись расхаживать по комнате, едва ли на стену не лез от раздирающих его чувств.

Скорпиус же, что удивительно, начал понимать все раньше друзей. Воистину редкость.

Вытащив из шкафа похрапывающий портрет, завернутый в простыню, Скорпиус, сдернув ткань, громко позвал:

– Дедушка Фламель!

Фламель, приоткрыв глаз, завидел ненавистную ему физиономию гувернера и всхрапнул еще громче.

– Ал, тащи паяльную лампу, – совершенно другим голосом произнес Скорпиус.

Луи, не поняв, с чего бы Скорпиусу запугивать портрет алхимика паяльной лампой, немало удивился, но спрашивать не стал.

– Что тебе, нехристь? – буркнул Фламель. – Небось уже продал мой рецепт камня каким-нибудь богатеньким снобам?

– Не дождетесь, – пообещал Скорпиус. – А у вашего чудо-камня есть побочные эффекты?

– О, конечно, – обрадовался возможности ляпнуть что-нибудь гаденькое, произнес Фламель.

– Какие?

– Проблемы с эрекцией.

– Да что вы гоните! – возмутился Луи. – Проверено, с эрекцией все в порядке.

Скорпиус, машинально достав смартфон и включив диктофон, тихонечко забубнил:

– Запись номер двадцать восемь. Посредством экспериментальных потрахушек Луи Уильяма Уизли с объектом предположительно женского пола, удалось выяснить, что воздействие философского камня не имеет негативных последствий, в частности, не влияет на эрекцию.

– Вы что, идиот? – вскинул брови Фламель.

– Я ученый, – возмутился Скорпиус.

– Какой? Алхимик?

– Нет, мать вашу, специалист в области изучения эрекции. Членовед. Хуевик. Хренолог. Называйте, как душе вашей угодно, – саркастично протянул Скорпиус.

Альбус захохотал, прошептав свое извечное: «Педик».

– Но, давайте к сути, – напомнил Скорпиус, щелкнув по портрету пальцами. – Короче, после воскрешения Луи не реагирует на полнолуние.

Фламель критически взглянул на Луи, как недовольный врач, собирающийся поставить ему диагноз.

– А вы чего ждали, юноша? – гаркнул алхимик. – Благодарите мой рецепт и Бога за то, что философский камень избавил вас от этого недуга.

Луи словно обухом по голове ударили.

– Избавил? – прошептал он.

– Вне всяких сомнений, – кивнул Фламель. – Вам дарована новая жизнь, с чистого листа. Эликсир бессмертия излечивает все.

– Но это не болезнь! – в который раз крикнул Луи.

– Милый мой глупый оборотень, человек заражается ликантропией через укус. Заражается – ключевое слово! Вы можете рассматривать это как угодно, но всегда помните, что ликантропия – болезнь. А лечить ее или наслаждаться ею – сугубо ваше дело.

Ал с беспокойством взглянул на кузена, который заторможено моргая, опустился на диван.

– Вам даровали второй шанс, – заверил Фламель, растягивая слова. – Пользуйтесь.

– Ну, зато сможешь помириться с Биллом, – напомнил Скорпиус, потому как неловкое молчание требовало хоть какого-то звука.

– Это будет значить, что я отказался от своих убеждений, – горько сказал Луи. – И потом, он не принял меня оборотнем. Я это запомнил.

– И что? – спросил Ал, поставив перед ним чашку чая.

– И я теперь не дам ему принять меня человеком.

Луи, будучи неглупым и проницательным, понимал, что друзья понимают его не во всем, по крайней мере не видят большой трагедии в случившемся, а поэтому лишь сказал:

– Это не болезнь.

– Мы понимаем, – кивнул Скорпиус.

– Но не очень, – понимающе сказал Луи. – Эта «болезнь» дала мне новую семью. А сейчас? Я своим не нужен, потому что я оборотень. И стае не нужен, потому что уже не оборотень.

Допив чай, он, дождавшись, пока соседи закроются в своих комнатах, бесшумно покинул квартиру, чтоб просто пройтись, подумать. И остался, как и хотел, незамеченным. Не дай Бог, друзья подумают, что у него душевная травма.

Ноги сами завели его обратно во все тот же крохотный лондонский лес, в котором он часто встречал полнолуние и в котором же, рано утром, просыпался от холода и легкой боли в теле.