Ханидо и Халерха

Старик попался в капкан. Ох, как он пожалел, что сунулся в дело, которое и без него обошлось бы с лихвой. Но сироте отказать нельзя. Да тут еще у тордоха столько ушей!

— Конечно!.. Размахнулся ты шибко. Расходы… Без полога не останься… Два раза по пятьдесят пришлю. Гок?

— Нет. Сразу.

— Господи! — взмолилась Халерха. — Сто оленей? Зачем? Что с ними делать? На троих! Ама, энэ, у меня стадо оленей!.. Нет, нет! — пересела она от гостей. — Не надо. Не хочу! Раньше бы, раньше — три снега назад… И украшения не покупайте: не буду носить — юкагирка я, была и буду беднячкой. Нет у меня мужа еще, ни он, ни я, ни вместе мы ничего не решили.

— Апанаа, хайче, спать уходите, — начала подниматься на ноги Пайпэткэ. — Тут пошел не ваш разговор… Мой! — мутными, пьяными глазами она показала на выход, хотя сама никак не могла встать.

Люди шарахнулись от тордоха, когда из него выскочил богач старикашка.

Им можно было и расходиться: дела как будто налаживались.

ГЛАВА 13

Перед свадьбой жених должен уехать из стойбища и вернуться с добычей.

Добыча — волк. Почему именно волк? Почему не дикий олень необыкновенной масти, не медведь, не красавица черно-седая лисица, не снизка маленьких, но дорогих горностаев?..

Три дня гонял Косчэ-Ханидо оленью упряжку — и все забывал, зачем его отправили в тундру; забывал, спохватывался, но опять забывал. Правда, волки не попадались. Однако не попадались они под копыта оленей, а дальше этого он смотрел лишь урывками. Впрочем, первые два дня он вообще об охоте почти не думал. Какая охота, если жизнь кривлялась, как шаманская рожа! Мысль о том, что его новая жизнь начнется со свадьбы, не помогала. Невесту он выбрал не сам, радости от скорой женитьбы никакой не испытывал, о близости к женщине думал налетами, с нехорошей ухмылкой, каждый раз обрывая себя и оглядываясь по сторонам, точно в белой пустыне за ним кто-то мог незаметно следить. Лицо Халерхи перед ним не всплывало, а сам он и не пытался четко представить его.

Любви к Халерхе он никогда не испытывал, слухи о сватовстве к ней задевали не чувства, а мысли — горькие мысли молодого шамана и вора. Сейчас ему было проще думать о Халерхе как о женщине без лица и души, но это быстро уводило его совсем к другим мыслям…

Утром четвертого дня, проснувшись, Косчэ-Ханидо обнаружил в мешке только крошки вареного мерзлого мяса. Сжевал их и сразу почувствовал голод.

Еды он взял всего на два дня, да и выехал натощак, отказавшись есть мясо, оставленное Курилем, — пусть наедятся мать и отец. Косчэ-Ханидо привык к голодухе, но сейчас он почему-то стал не унылым, а злым. "А зачем это я буду волка душить? — рассудил он вдруг. — Мало я их переловил! Дедовский старый обычай… Возьму да и приеду так, на пустой нарте…"

Ослушаться Пураму, поступить по-своему было очень заманчиво. Вспомнился Ниникай, плюнувший на обычай и не только не проигравший, но даже, напротив, завоевавший уважение и чукчей, и юкагиров. Но тут Косчэ-Ханидо подумал о том, что его ждут не просто с добычей: в шкуре волка не должно быть дыр от ножа, на коже не должно быть кровавых затеков, на шерсти — крови. "Что за обычай? — подумал он. — Кровавая схватка ведь сильней о храбрости говорит! В ловкости дело, наверно. Но ловкость меньше, чем храбрость. Нет, видно, в том дело, что безоружный человек должен показать превосходство над хищником. Но тогда почему с оружием не идти на медведя? Предки разве не на самого сильного зверя равнялись?"

Косчэ-Ханидо привык в одиночестве находить на загадки жизни самый верный ответ — такой ответ, чтобу все сомнения отпадали. Он слышал не раз, что эрбэчканы, предки его, были мудрыми — в любой обычай они закладывали смысл большой и не такой, чтобы он просто угадывался. Они будто знали: если мысль легко залетит в человека, то так же легко и вылетит из него.

"Может, медведя мне привезти, и тоже без крови на шерсти? — подумал он. — Да… Но почему все-таки нужен волк? Хищник он, враг человека — через оленя враг человека? Наверно, в олене все дело. Жених должен сородичам доказать, что он сможет семью от голода и кумаланства спасти?.. Но почему нож нельзя вынимать?"

Отвязав от ноги аркан, который тянулся к оленям, Косчэ-Ханидо стал готовиться в путь. Он запрягал двух оленей — двух последних ездовых оленей, сбереженных отцом, несмотря ни на что. Запрягал не торопясь: разгадка обычая была слишком простой, к тому же неполной.

"А может, и не в оленях дело? Разве один волк несчастье приносит? А черная гибель оленей? Да ведь голод и кумаланство приходят с разных сторон, если даже олени здоровы и целы. Станет на дороге шаман — и останешься без тордоха и без упряжки, а найдется такой богач Тинальгин — и могилу своей жадностью выроет, детей не пожалеет… При чем же здесь волк?.."

Никак не разгадывалась загадка. А чутье подсказывало, что в ней есть точный ответ, мудрость какая-то. "А не богачи ли придумали этот обычай — для своей пользы? Волки-то рыщут возле больших табунов… Мол, защищайте, люди, наше богатство… Да нет: у предков не было богачей. Или все-таки были?"

Нервно перебирая вожжи, Косчэ-Ханидо постоял-постоял и вдруг сел на нарту и хлестнул оленей.

"Я со своим смыслом поймаю волка, — сказал он себе. — На черта, на злого духа, на сатану аркан не накинешь. А волк — вот он, бегает, с хвостом, с зубами и ненасытным брюхом. Пусть он будет мне помесью злого духа и черта".

И началась охота — шутливая и азартная.

За эти три дня Косчэ-Ханидо незаметно добрался до мест обжитых, объезженных: он уже знал, что Улуро недалеко. В зимней мартовской тундре не только стаю волков, но и одинокого волка увидеть легко, особенно если хочешь увидеть. Не жалей только оленей — взберись на холм, оглядись, потом езжай на другой, опять оглядись. Кругом бело, проталин нет, и даже неподвижное серое пятнышко от глаза не ускользнет. А заметишь кончики тальников — спускайся в ложбину: волки любят такие места… День был ясный и теплый, невысокое солнце совсем не слепило, никакой дымки не висело над тундрой. Косчэ-Ханидо спешил, но оленей жалел: кто знает, что может в жизни случиться… И ему повезло — как раз в середине дня с маленького холма он заметил тень, рывками летящую через равнину. И тотчас свистнули вожжи. Олени шарахнулись с места, спустились вниз, как на крыльях, и с разгона вынесли Ханидо на ту же равнину. Тем временем волк одолел огромное расстояние и скрылся за горизонтом. Но он оставил следы. "Голодный, — решил Косчэ-Ханидо. — Бежит слишком легко. Не загнать бы оленей". А гнать оленей нужно было отчаянно: теплый день разморил их, сделал ленивыми. Косчэ-Ханидо взялся за кенкель.

Началась охота-погоня.

Волк бежал с передышками, умно бежал. След его уже дважды взлетал на холмы, спускался вниз, а к середине равнины становился спокойным. Вот опять место, где волк сидел на поджатом хвосте, отдыхая и глядя назад. Он знал хорошо, что на подъеме олени устанут, а когда появятся наверху, он отмахнет остаток равнины, опять перелетит через холм, а там — передышка. Такую хитрость Косчэ-Ханидо разгадал быстро и на третий холм не стал подниматься — он объехал его. Волк шарахнулся и стрелой полетел в низину, к подножию холма. Он пошел на другую уловку — начал петлять, появляясь где-нибудь сбоку, в неожиданном месте. Но тут обмануть его было проще: упряжка круто сворачивала, срезала петлю, и не отдохнувший зверь бросался изо всей мочи дальше, насколько хватало сил. Он, однако, еще и еще пытался хитрить, изматывая оленей и человека и вырывая время для передышки. Но Косчэ-Ханидо сейчас не жалел своих безрогих оленей, он стегал их по чем попало вожжами, бил кенкелем и кричал: он знал, что дальше им будет легче, надо лишь сбить с хищника спесь, заставить его бежать без оглядки. У самого Косчэ-Ханидо из-под малахая, из-под ворота шубы вырывался горячий пар, нательной рубахи на нем не было, и оленья кожа сделалась мокрой и мягкой. Но он не устал — он переносил и не такое.

Только к закату солнца волк поубавил прыти. Бежал он быстрее прежнего, но бежал куда глядели глаза, и это давало преимущество человеку. Стоило чуть завернуть упряжку, закричать, засвистеть, как волк подавался в сторону, несся туда, куда в начале погони ни за что бы не побежал.

Все это, однако, не означало, что поединку приходит конец. Голодный хищник может бежать несколько дней, а олени должны отдыхать.

Когда село солнце, Косчэ-Ханидо остановился. На сегодня было достаточно. Он знал, что за ночь волк далеко не уйдет, если его не потревожить. Волк проверит, отстал человек или нет, потом поплетется в сторону, сядет, отдышится хорошенько, может заснуть, может даже завыть среди ночи. За ночь он отдохнет, но отдохнут и олени; олени, однако, насытятся ягелем, волк оголодает еще сильней.