Химера, дитя Феникса

— Какая, какая она была?

— Шерсть клочками на голове, шесть пар глаз и морда, как у волколака. Дыхание смрадное и клокочет всем телом. Вот он в пяти шагах, зыркает глазами, алчет меня. Потом шею потянул, учуял, тварь, ноги поджал, чтобы прыгнуть, а Я трушу сильно, копье сжал, аж заскрипело…

— Ну, давай же, не останавливайся. А, шельма… — Славия вскочила и начала ходить кругами. — Дальше догадаюсь сама. Всё просто: он прыгнул и упоролся на копьину. Ты осёк ему коготь и был таков. Хах, монетку, более не дам.

— НЕТ, Я его не упокоил, всё иначе, — разбил её надежды.

— Куда тебе столько? Тебя всё равно поют и кормят за так. Что же ты тянешь из меня… Ответь: зачем, и Я подниму цену.

— Ближники мои в Остроге, вира на них. Деньгу бы не искал, коли не нужда.

— Двенадцать!!!

— Двадцать!!

— Ах ты ж, пока на двенадцать тебя услышала. Продолжай, моё слово крепко!!!

— Только Я принялся, как горбун ему хребет перебил ножом своим, тот и рухнул, как подкошенный.

— Тьфу на тебя, всё испортил! Прогнать бы тебя взашей, но Я слово дала.

— Когда горбун меня принёс на руках, Я не знаю. Потом слышу ругань, судьбу Олега и вывода моего решают. Один рвётся меня пробудить, второй покой стережет, в аккурат в то время стая до лагеря дошла, — спокойно продолжил Я, несмотря на всплеск негодования. — Тот шнурок мне вдели уже в Храме, как и обработали коготь, убрав шкуру, вонь и остатки плоти. Когда Я дал свое согласие, меня переодели. Дальше на помосте все видели, как Я рухнул, но лишь мой выводок видел, как Я после двух бутылей Слёз пролетел вспышкой сквозь лесолесье, сжимая этот нож, и вбил его в уродливую голову короля. Развернулся ко второму и опять ушёл во тьму, — закончил Я историю.

— А ведь не врешь или сам в это веришь, как в правду. Будь, по-твоему, я знаю Бориса Лунь всю жизнь, он побратим моего отца — Воителя Эрика Муромского, он говорит, что ложь и предательство для Светоча — хуже потравы, и не удивлена тому, что ты хочешь выкупить ближников. Потому Я отдам тебе желаемое, но с тебя рассказ о слезах Матери. Я видела воев на площади, что льют кровь свою и ворога, что не боятся ничего, как они вздрогнули, услышав о слезах.

— Рассказа не будет. Могу только сказать, что это очень-очень больно. И если у Вас будет выбор: принять их или умереть, выберите второе. — Встав со стула, положил на него трофей и ушёл прочь.

— Погоди, я знала, что ты не будешь многословным, извини меня за мой язык и за любопытство. Это мой грех и моё проклятье. Я попрошу Стража проводить тебя до Острога.

— Я не один, со мной Третьяк Дырявое плечо, он и сводит.

— У меня будет только одна просьба, если ты сможешь когда-либо помочь моему роду, вспомни, как Я помогла твоим побратимам. Прощай, Святоч, мне нужно готовить Девочек к вечеру. Ситни нужно удачно выдать замуж и поднять величие Рода.

— Да встретите вы завтрашнее солнце, пусть оберегают ваш род Мать Сыра Земля и Отец Грозное Небо.

На выходе Я встретил Оксану, Ситни.

— Вы не останетесь? Мы бы хотели узнать Вас получше, — произнесла Оксана.

— У Святоча есть сложности, потому он к нам и пришёл. Мы помогли ему, он поможет нам. Спасибо Вам, Босик, — улыбнулась мне Ситни.

— Даст Отец Небо и Мать-Земля — свидимся с Вами, Ситни; до завтра, Оксана.

Вышагивая на улицу, тяжело вздохнул. Короткая беседа вымотала меня похлеще бегства из лагеря в городище. Как же было больно вспоминать всё, что со мной произошло.

— Что-то потух, Святоч. Заходил — был яркий, а сейчас еле горишь. А вот оно что, да уж некоторые вещи давят на тебя, словно камень. Научись отбрасывать их, но никогда не забывай. Спасибо, что нож второй не достал, Славия бы вцепилась, словно клешица, невдомек ей, что некоторые вещи трогать нельзя. Кошель-то забрал? Э-эх, голова бедовая. Вынесу, не заходи.

— Как ты, Бос? На тебе лица нет, сторговал что-нить или съели тебя Благородные? Я так рад, что дежурил тогда на воротах, дед мне битву у края земли поведал. Там такое было! Эх, великие люди, большое дело сделали. Ты, это, извини, что обманул с озерными, нас, Стражей часто, как наймитов берут. Со смутой там или с ересью бороться, да что там говорить, на кого перстом укажут, того и бьём. Маменька донесла на брата и папеньку. Так отец повелел. Знал, что их уже ищут, и дабы спасти семью, наказал сообщить в управу. Папенька с братом в бега, а меня в Стражи взяли, под присмотром чтобы был. Потому мне и нужно ходить, чтобы доверие заслужить. Боятся отцы Смуты, ох, как боятся. Живут уж более семидесяти лет, все на эликсирах да на святости. Кого не спроси, от стара до млада, знают, что эта святая троица всегда тут была. Яков, Павел и Амир. Всё вокруг них вертится: деньга, бабы, вои. Власти много набрали и всё больше хотят. Будешь в своих краях, спроси старожил, кто Отцы и как их имена. И спроси, сколько они уже святые. Ответ будет, да сколько я себя помню. Не верь никому, даже мне, разболтаю по глупости или во хмелю твои тайны, не прощу себе свой язык. Дед всё знает, а чего не знает — чуйкой понимает. Старик наказал тебе помогать. Буду нужен, знаешь, где меня найти.

— Лови, Святоч! Ступай с миром.

Перехватив Кошель, спрятал его под куртку. На выходе из чистого места Филька и Тишка низко поклонились, а в тени дома пряталась фигура соглядатая. Потянув носом, понял — та же Курва, что и в корчме, и возле комнаты моей.

*****

Острог встретил меня новыми сторожами. — Стой, кто идёт!

— Герой городища, Светоч Путеводный, брат Босик! — громко и чинно отозвался Третьяк.

— Что угодно господину?

— Виру хочу внести за острожников, Тарана и Куницу, — тихо молвил Я, заставляя всех прислушиваться.

— Так-то в управу нужно идтить, только они до обедни на месте, потом по всему городу сыскать треба.

— Где Я могу их найти? Сегодня?

— По домам они уже, огнём не выгонишь на службу. Мы это, есть-пить даём. Сено принесли свежего, да перевели их в другую клеть. И пошире, и окно имеется. Не извольте переживать, а если свидеться нужно, так то всегда можете. Только недолго, скоро обход, мы на плети попасть сможем.

— Спасибо. Зайду проведать и сразу назад. Добро не забуду.

Спустившись вниз, включил Талант. Ярко-красные пятна были в другой стороне, чем прошлый раз. Подойдя к клетке, протянул руки. Куница подошел первым, схватив за предплечья.

— Говорят, ты так сильно сторожей вчера своей волшбой напугал, что у одного глаз зацвел, а второй весь день харчи таскал. Сегодня вообще съехали в новый дом. Думаем, вообще тут побыть, что ни день, то повышение, так через пару лет отсидки, до Септов дорастем, — хохотнул Следопыт.

— Как Таран?

— Держится, скучает сильно по выводку да по воле.

— Куница, слушай меня. Я Виру принес, но опасаюсь с ней ходить, потому сбереги тут. Надёжнее, нежели с собой. Завтра до обедни постараюсь откупить Вас. Вспомни того, кто Тарана нашего на драчку подбил, как выглядел и какие приметы были. Только давай на ушко, — шёпотом проговорил Я.

Следопыт рассказал всё, что помнил. Видя, как горит его лицо, понял, что наконец-то побратим догадался, кто виноват. От досады, заскрипел зубами, чуть не разбудив Стража.

— До завтра. Спрячь хорошо. Скажи Тарану, что завтра зайду.

— Спасибо тебе, братко.

Прислонившись лбами друг к другу, помолчал каждый о своём. Я развернулся и пошёл вспять.

Сторожа низко поклонились и продолжили нести службу. Курва был позади, умело прячась и не выдавая себя, но Я чуял его азарт охотника.