Химера, дитя Феникса
Шрифт:
Вернувшись в корчму, застал половину выводка, вторая, как мне пояснили, бегала в поисках деньги для пропитания и ночлег, ну и для откупа.
Подойдя к хозяину корчмы, спросил его за места для ребят и для себя. Сторговались быстро, в честь праздника Жизни весь амбар был в нашем распоряжении до утра, вдобавок — завтрак в счет завтрашней отработки. Стража долго толкалась плечами, совещаясь, потом выудили две монетки и передали мне. Я громко сообщил, что осталось четыре, и мы отдадим Виру за братьев. Волокуши пришли позже, усталые, но довольные, сильные и умелые руки принесли в казну ещё три. Ликовали все. Меньше всего повезло Следопытам, их навыки тут не особо пригодились, хотя охотой набили дичь, что с радостью забрал трактирщик. Взамен выкатил стряпню и, по моему
Размещались мы долго, продумывая места для ночлега. Тяжелый день быстро сморил, лишь двое Следопытов поочерёдно сменяли друг друга на посту, спали урывками. Поздней ночью меня разбудила чуйка. Оставаясь в тени и быстро перемещаясь, ко мне пробиралась фигура старого знакомца. В руке у него был длинный шнурок с петелькой на руку, размером в локоть, оканчивался он мешочком с песком. Медленно вытянув подарок Мирко, принялся ждать. Не доходя пары шагов, скрытник начал раскручивать кистень. Перед самым ударом Я бросился ему в ноги, метя ножом в живот. Сталь соскочила по нашитым чешуйкам броньки, высекая искры, ворог ругнулся и попятился к выходу, сверху ему прилетел точный камень. Качнувшись от удара, Курва успел приложить мешочком Стража, отправляя того досыпать. Второй камень вырубил неприятеля. Спустя мгновения защелкали огнивом, подпаляя лучину. Я подобрал нож, Волокуши накручивали руки за спиной ремнями. Окатив водой, привели в чувство скрытника.
— Как жена? Как дочка? Купил гостиницы? — Спросил Я.
— Да вот деньга кончилась, решил твои взять ненадолго.
— Дней на шесть? Пока мои побратимы с торга не уйдут? Кто может, бегите за Стражей, вора поймали.
— Я уже утром буду в корчме, бражку пить. А потом твой выводок по одному резать. Ха-ха-ха, тупые ослы. Ты понимаешь, на кого ты руку поднял, выскочка?
— Босик, дай мне нож, я видел — он у тебя есть. Не бери грех на душу, дай я это сделаю, — требовательно произнёс здоровяк, тот, что передал мне монеты.
— Обыщите его. Всё, что найдёте, выкладывайте на пол.
Два кривых ножа, тонкая, но крепкая бечевка, Кошель с двадцатью монетами. Хватит, чтобы выкупить ребят, и ещё останется на жизнь.
— Держите его голову, — попросил Волокуш. По наитию, схватив гостя за уши, прислонил свое лицо, смотря прямо в глаза.
Букет из ненависти, горечи от неудачного нападения, злобы и внутреннего торжества от безнаказанности, чуть утопил меня. Переключившись на иное зрение, принялся искать способ разрешить всё без крови. Путь решения этого вопроса показался мне наиболее простым, как следствие, надёжным. Я отдавался велению сердца. И начал сжигать своей силой и волей глаза пленника. Вор закричал от боли, его радужка наполнилась красными и лопнувшими от натуги венками, позже и сами зрачки залило чернотой, ослепляя его. Дернув за руки и подняв с колен, мы ждали прихода Гвардии.
Что же, оставив Курву дожидаться Гвардов, Я пошёл на тайное место, что мне показал Мирко. От произошедшего на душе было погано, но мне здесь жить ещё шесть дней.
Вечером в другом конце городища мой рассказ Славии, сильно преувеличенный, передавался из уст в уста, а по танцевальному залу летела в вальсе счастливая Ситни, в платье, опоясанном красным шнуром, на котором болтался нож из когтя Погонщика.
Глава 7. Лебедь, рак и щука
Возле моей комнаты дежурило двое, из разных лагерей, время от времени между ними вспыхивали искорки раздражения и злобы, потому Я решил обойти их стороной, пока не услышал разговор.
— Чего ты дуешься, Тимур. Я сам бездыханный лежал. Если бы не эта дура Забава, что мне на руку наступила, до утра бы валялся, а потом на тебя наткнулся, когда искал, кто меня приголубил. А Светоч спал, первым делом его проверил.
— Паскудник, чего уши мне надрал? Горят со вчерашнего вечера.
— Как бы я тебя добудился? По мордам бы шлёпал, а ты за нож схватился. Я тебя
потолкал малость, лежишь, тронул губы, чую дыхаешь, да и тёплый. А тому меня на Севере научили, когда Я на морозе засыпал, то мне уши тёрли крепко, сам сначала чуть не кинулся на обидчика, как разузнал, что мне жизнь спасли, в ноги кланялся.— Да я не на тебя больше зол, а на то, как ко мне со спины зашли, да так, что даже не почесался. Шишка на башке есть, но то от падения. Потраву тоже не нашёл. Вот вопрос, кого из нас раньше уложили, если тебя, то шумно было бы, если меня, то, как пройти-то смогли?
— Как там у Вас говорят? Шайтан порхатый прилетел!
— Тьфу на тебя! Молчи, а то два скрытника, а шумим хуже баб на торжище.
— Да не придёт он, трактирщик говорил, что амбар сняли, там весь выводок и лёг.
— Что Вы их выводком-то все величаете? То право было, если бы птенцы крови не нюхали, а так рубились уже с отродьем. Да и корчму Яковскую разнесли. Поделом, травит Люд своим пойлом. Потом по утру ходят, чешуйки спрашивают на лечение, а к травнице не ходють, стыдно хмельным идти. Она баба крепкая, может принудить дрова колоть, чтоб пить неповадно было.
— Ты про Иветту Змееглазую, ту, что у озерца особняком живет? Да, знатная баба, да вот только не про нашу честь, мужу верна, хоть и три года ждёт.
— Так она замужняя?
— За Федором Змееловом. Да ты чего, не знал его? У Амира плеть и тростинка — его рук дело. Мастер кожи и Повелитель змей. Эх, муж был крепкий, в корчме сидит в углу смирный, трубку с горьким табачком смолит. Залетный какой-нить, к нему цепляется. Сам видел случай. Говорит: Ты чего это такой спокойный? А Федор ему — Просто не спорю никогда и не с кем. Второй ему — Это же невозможно! — Федор смолит и отвечает — Ну, невозможно, так невозможно… Аха-ха-ха…
— И прям смешно, надобно запомнить. А потом чего?
— Ну так продолжает мотать ему нервы. Федор встает над ним, здоровый такой, меня на две головы выше. Смотрит прямо в глаза и глаголет: — Иди. Так отрок прям там штаны обмочил и ушёл.
— А это случаем, не золотарь, как там его…
— Базиль Мокрые штаны, он, именно он.
— Слушай, ты парень нормальный, даром, что из Крестов. Я отойду по нужде, сверкни ножом из окна, если вдруг чего, потом поменяемся. Да, и, если Пастора соглядатай появится, осторожно с ним. Тварь редкая.
— Ладно, Тимур. Нам-то чего враждовать, коли под разными господами ходим. Иди спокойно.
Ну и Я пойду. Стараясь не шуметь и помня науку отца, тихонько дошёл до заветной двери. Ящики и коробки также были сдвинуты, подтащив один из них к нише, потянулся в нишу.
— … Как так получилось-то?
— Не могу знать, слеп он, может, Гварды его приложили чем, али потраву дали.
— Что сам сказывает?
— Из основного: деньга у щенка появилась, на откуп. Складчиной собрали, пошёл забрать, дабы Вашу просьбу уважить, но его схватили, помяли чутка. Потом передали в Острог, отпустить не могут — при нём инструмента для лихой работы на три казни. Ваш приказ насчёт травницы не успел выполнить, жива она, сокрушался по этому поводу. Просил его вытащить скоро и лекаря найти. Сказал, что оплатит, много у него есть, а ежели не хватит, отработает. Много не говорили, сторожа оттащили из Острога, амировские сегодня на посту, дюже суровые. Клеть своя, без подселения.
— Как не вовремя, Амир ещё этот свою игру затеял. Крест никак не успокоится. Про деньгу я знаю, Ситни на вечере с ножом Босика блещет, выкрутилась-таки Славия. Вот там он их и взял.
— Может, убрать, пока ничейный. Никто не спросит…
— Там Химера, а Олег сказал, что ему без разницы, кому долю отдавать. Там он непреклонен. Даже если проиграем щенка, он нужен для похода или у тебя есть другой Светоч? А при возврате можно своё забрать. Так Амир или Павел может в кулак полезть. А мои годы идут, последнюю Судьбу уже как два года назад выпил. Ещё пара лет, и вернётся спрятанный возраст. И всё-таки меня мучает вопрос, кто ещё Светоча ведёт. Да свою игру затеял, без этого знания расклад непонятен. Рисковать или сдержаться, нападать или скрываться. Есть мысли?