Химера, дитя Феникса

— Что, Марат? Съел? Побрезгует, не даст ладошку? С тебя пятьдесят чешуек, видно же, что свой парень, а ты заладил: Геро-о-ой, Геро-о-ой. Быть героем во все времена — это просто оставаться человеком. Так мой ата [5] Тахир говорил, — не отпуская мою руку, проговорил тюремщик. — Моё имя — Эльдар, рода Пастухов. Пойдём бремя закрывать.

— Не могу пока, монеты у ближников моих на сохранение оставил, — смущённо проговорил Я гварду.

— Аха-ха, слышал, Марат? У нас тут не Острог! У нас тут — купчий двор, где деньгу можно на сохранение оставить. Глядишь, скоро пленные будут в рост тебе денег давать. Веди воев, ждём тебя.

Щурясь на яркий свет, вышел Таран. Помятая и грозная рожа сообщила всем, что он только пробудился. Оттого смотрелся очень забавно. Отморгавшись, кинулся обниматься со всеми, радоваться свободе.

Заметив мою отдельно стоящую фигуру, сбавил шаг, поклонился, а затем с озорной улыбкой стиснул в крепких объятиях.

— Как же рад Я ваши морды видеть, даже твою, Сергей! — громко рассмеялся здоровяк.

За широкой спиной Тарана Я увидел тень Куницы. Он, закрыв глаза, подставил лицо небу и, загадочно улыбаясь, о чём-то шептал, быстро перебирая пальцами. Отклеившись от створа ворот и подойдя, протянул мне руку с кошелем. Я, отодвинув кисть в сторону, обнял своего побратима.

— Всё-всё! К чему это. То, что ты рад, и так видно, без этих ужимок, или тоже хочешь меня на сеновал оттащить, — сквозь смех проговорил Куница. — Держи уже деньгу, купи нам свободу.

*****

Управа представляла из себя добротную избу пятистенок, оконца достаточно узкие и высокие, вероятно, для сохранения тепла и света в помещении. На завалинке сидел грузный муж с копьем и сильным похмельем, бронька лежала поодаль, вся в пыли и соломе. Смело пройдя мимо стражника, Эльдар распахнул дверь и жестом пригласил меня пройти. Сам оставшись с моими провожатыми: тремя Стражами и двумя Волокушами.

Служка глянул исподлобья, скользнул по одежке белым взглядом и упёрся в свои записи.

— Чего припёрся спозаранку?

— Я, Брат Святой Церкви Светоч Босик пришёл выплатить виру за Тарана и Куницу.

— Двадцать монет, — не глядя мне в глаза, быстро сказал мне Служка.

Ложью и алчностью пахнуло, как из тухлой бочки из-под рыбин.

— Четырнадцать.

— Ты глух, как Я погляжу. Двадцать!

Мне не жаль денег за побратимов, но правда не менее нужна.

— Я готов заплатить столько. Прошу Вас, назовите свое имя, род и к какому дому Вы принадлежите? — ледяным спокойным голосом продолжил Я.

— Тоже в Острог захотел? Кликнуть Гвардов?! — перешёл на визг Служка.

— Гвард Эльдар находится за дверью. Могу и сам позвать. Имя, род, дом?

— Шестнадцать, и то, потому что ты — герой, — пошёл на попятную старик.

— Имя, род, дом.

— Я проверю записи, мог и ошибиться. Где же они?.. Ох, ну конечно, запамятовал. Возраст, знаете ли. Как есть, четырнадцать, Ваша правда, уважаемый Герой Босик.

— Ты глух? Или думаешь, Светоч не знает твои посылы? Я повторяю свой вопрос крайний раз. ИМЯ? РОД? ДОМ? — С каждым моим вопросом красное лицо мздоимца бледнело всё больше, в оконцовке стало белым, как известь.

— Не делай этого, Светоч. Не губи старика. Клянусь, больше ни разу не возьму мзду. — глядя на моё решительное лицо, служка совсем скис — Здвижек Липкий, дом отца Якова Пастора.

— И часто к рукам прилипает, Здвижек? — наклонив голову, пристально глядел на стяжателя.

— Да что там… Случается… — свесив голову на узких плечах, покаился служка. — Научили, как тянуть, вот и с тех пор тяну… Да и советуют часто, у кого монета водится. Что мне теперь делать?

— Казну большую сбил?

— Могу отсыпать, сколько скажете. Много нет, но в городище пару лун хорошо прожить сможете. Дело-то молодое, всё понимаю, — оживишись и заискивая, улыбнулся служка.

— Ну, раз пару лун прожить можно, значит старость в селении прожить сможешь. Оставь службу, уходи. А коли сам Липкий, своей грязью других не мажь. Завтра ищи честного человека из грамотных. А сам уходи на покой, не позорь управу. Я обещаю, что не расскажу о твоём грехе.

Старик рассердился и было взбрыкнуть хотел, но под моим взглядом, усомнился, заплакал и бухнулся на колени, переворачивая клинья для письма и записи.

— Благодарю за наставление, Светоч. Как жаль, что раньше тебя не встретил. Грязи много собрал на себе, до смерти не отмоюсь. Много зла принес из-за стяжательства. Триста монет скопил, все хотел семью завести, али приблуду или сиротку взять на поруки. А теперича чего, все хапал да тянул, смерть уж руку положила на плечи, вот-вот обнимет. Откладывал, себе отказывал, баб стороной обходил, чтоб деньгу не тратить. Кому они теперь? Забери, а? Ты в благо пустишь, Я знаю, как Мазур или старик Лунь, мы с ним с одного выводка. А я… я тварь, хуже отродья.

— Вот что, мечта дельная. У твоего дома есть служка, Агнешка. Выкупи и воспитай до пятнадцати годов, грамоту и счету ты её и сам обучишь. На тряпье и жизнь останется. Проверь записи, двести монет просят на вольную, но складывается так, что правильно ежели посчитать, вполовину откуп будет. Воспитай в честности и порядке. Не стыдись прошлого, ибо не было бы его, девка всю жизнь в закладных бы ходила, а после выбросили бы её, как потертую тряпицу. Будь здрав, телом и разумом. Держи монеты. Давай откупную.

— Мигом! Прав ты, ой, как прав. Мечта сбудется, к озерным мы пойдём, там домик заберу. В обиду не дам, будь спокоен. А ежели проведать захочешь, завсегда главный гость в нашем доме. А мальца, есть малец на примете. Спас ты меня, не тело дряхлое, а душу мою чёрную. Дал лучину и зажёг, теперича пройду свой путь не в полной темноте.

Глянув даром в душу, увидел, как расцвел старик. Стыд и алчность ушли, всего его захватила идея, светлая и правильная. Забрав откупную, вышел на улицу к своим. Отдал бумагу и кошель с шестью монетами, дал наставление на покупку. После совсем приуныл, вспомнив разговор Якова с неизвестным. Боятся они меня и ненавидят, потом мысли перескочили на дневник.

Повернувшись к Эльдару, произнёс, — Я к учителю, потом свободен. Могу к обедне прийти, токмо провожатый нужен, не знаю дороги.

— У Нестора Петровича? Будет тебе провожатый. Ступай с миром, Босик.

В учительскую Я не опоздал, глянув на пустое место, где сиживал смазливый задира, поздоровался с Оксаной. Следом, чуть позже зашёл учитель. Оглядев зал, удовлетворительно кивнул головой.

— Сегодня у нас сложная тема: Боги и последователи. Как мы все знаем, Храм был построен для восславления Отца Грозное Небо. А Святая Церковь — для отдания почести другому божеству. Матерь Сыра Земля. Такой выбор не лишён смысла и логики. До Исхода было много богов, они приходили и уходили, оставляли после себя лишь разграбленные алтари и память об их безумствах. Бесконечные войны не за жизнь, а для возвеличивания своих богов. Человеческие жертвоприношения, поедание тел и сердец соперника. Для увеличения паствы, то есть верующих, было разрешено мужеложство, родственные связи и прочие непотребства. Эти боги теперь ушли за Грань, и даже памяти о них не осталось. А Мать-Земля была всегда, а над ней всегда был Отец Небо. Кое-где ещё остались культы старых богов, но они малочисленны и пусты своей идеей. Из-за Зла, что вырвалось из рук человека, наши Боги глухи к нашим мольбам, милостливо разрешая жить. Лишь один смог вызвать их внимание и помощь, его имя есть главная тайна. Он увёл людей, спасая их, и смог воззвать к Матери и Отцу. Его Жертва была не напрасной, многих и многих удалось спасти от Грибов Зла и от трёх лет без Солнца. Те, что остались на поверхности, отрывали снег, чтобы найти пропитание. Домашнюю живность кормить нечем было, пошла под нож вся, как и кошки с собаками. Птиц ловили сетями, что развешивали в лесу, да гнали колотушками и свистками. От голода животы у Люда пухли. Маменьки душили своих Чад, так как выкормить их не могли…