Химера, дитя Феникса

Мёртвое Море было небольшое, пару вёрст в обход, но сложность заключалась в другом. Земля по кругу была проклята Серым прахом, потому по берегу его не обойти, а в двадцати шагах от него бурно росли заросли кривых и скрюченных деревьев и кустов. Казалось, кто-то большой наступил на них, прижав к земле и ушёл дальше. Потому они и растут сломанными и узловатыми. Море серого цвета было спокойно, не одного всплеска и даже ряби. К воде не ходил зверь, не летела птица, лишь ветер налетит на гладь, потревожит слегка и рассеется пылью и мелким мусором. Каждый, кто ходил по лагерю, кидал тревожные взгляды на воду, потом спешил по своим делам и поручениям.

— Сотни лет тут была большая воронка от Гриба зла, люд, что шёл напрямик, через короткое время начинал хворать и долго и мучительно умирал, кости становились мягкими, гнулись колесом ноги, кожа и волосы каждый день выпадали, как листва в осеннюю пору. Называли его Мёртвая дыра. А вот годков девять назад был шторм, деревья валило, как траву, человека сбивало с ног, а когда всё утихло, пробились ручьи. Каждый год море прибавляло в размере, пока не достигла кромки старой Мёртвой дыры. Пить воду нельзя, мыться нельзя, даже из родников воду брать нельзя. Те, кто пил, теряли зубы и волосы через год и засыхали, как древо без корней. Обоз ли, пеший или с вьючным, стараются пройти его поскорее, дабы не потравиться. А мне тут спокойно, зверья нет, люда лихого нет. Столь грозный сосед пугает всех своей тайной, — тихим голосом произнёс Михей. — Но уснуть тут не могу, по ночам, во сне, являются мёртвые тени, что тянут к тебе свои холодные пальцы и зовут на помощь. Дети, взрослые, старики, домашний скот и живность. На самой кромке берега в воде порой ловим своих попутчиков или возничих, что спешат помочь призракам во сне, с закрытыми глазами. А после побудки плачут, как дети неразумные, даже объясниться не могут. После тех случаев многие бывалые ногу привязывают к бревнышку, али к колесу телеги, чтоб не сигануть в море. Но с тобой рядом Я не чувствую зла, потому прошу Септов сегодня быть моими гостями. Передай приглашение и, как совет, лежачих Следопытов и Марука, если тот не придет, свяжите.

— Благодарю за приглашение и совет, передам Старшим, — ответив Купцу, Я развернулся по направлению к кострищу Септов. Подойдя ближе, застал интересную картину. На земле постелена маленькая циновка, на ней расположились ведунья, и Олег ковырял трофейным ножом продолговатый фрукт, что по форме напоминал огурчиху, но не зелёного, а жёлтого цвета. Марук выглядел лучше, чем при прибытии к обозу после боя. Он бойко общался с Купцом и Ведуньей, и Я её смог рассмотреть. Раскосые глаза, как слива. Ровное лицо с маленьким носом и такими же губами. Над бровями знаки, нанесённые иглой и краской. На ланитах выжжены шрамы, в форме круга, пересеченного справа налево полосой. Толстая коса, что как змея, кольцом лежала на макушке. Одежда была широкой для неё, что смотрелось забавно, широкие штаны, в которых поместились бы трое, такой же кафтан с меховым воротом.

Увидев меня, найденыши поднялись и искренне поклонились. Вязь хмыкнул, а Олег заулыбался.

Прижав руку к сердцу, купец быстро затараторил, постоянно кланяюсь, чем сильно меня смутил.

— Он говорит, что благодарит тебя за спасение, что твоя чуйка помогла одолеть чудовище и им не сгинуть. Теперь они твои должники.

— Купец Михей приглашает разделить трапезу и вечер в его ставке.

— Так-то мы не против, куда гостей девать? Хотя, без толмача им туго будет. Марук, пойдёшь?

— Схожу, мне сейчас нужно много есть, чтобы ранка затянулась. И купцов возьмём, пусть расторгуются.

— Зови иноземцев и тронулись.

В ставке Михея было людно, и наше присутствие их потеснило. Помимо охраны и самого купца, за столом восседали Старший возничий, обозный счетовод, помощники на торг и приглашённые купцы. Двадцать один человек, включая нас. Ели, пили, ругались и горячо торговались. Советовались по товару и хвастались обновками. Было шумно. Наше появление не прошло бесследно, народ перестал гомонить, а с ожиданием и интересом взирали на чужеземцев и меня. Септориев знали ранее или были наслышаны, а мы втроём были эдакими диковинками.

— Здравы будьте, Септы и гости. Низкий поклон вам за щит и надёгу, что оберегали нам путь и будут хранить наш торг. Прошу к столу, преломите со мной хлеб, рассыпьте со мной крохи и пролейте вина, в честь Матери Земли, — разошёлся разгорячённый хмелем купец.

— Благодарю за зов, за стол и хлеб. За тёплые слова и уют вдали от дома. Пусть ВАШИ склады будут полны, как и кошель в твёрдой руке. Да минует Вас огонь и потрава, гниль и болезни. Стаду — полей с зелёной травой, обозу лёгкой дороги, — разлился Олег. Все важно закивали, принимая слова, а тем временем золотые нити путались, заворачивая в кокон люд, делая их более сговорчивыми и податливыми. Лишь Септы, два купца, Дева и один из мужей, были неподатливыми. Последний, так и горел ненавистью, скрытой за маской безразличия. Иноземцы держались рядом с Маруком, время от времени тыкали в то, что их интересовало, и получали пояснения.

Я толкнул Вязя и спросил за человека, что меня беспокоил. Вязь меня удивил дважды. Первое, что умеет говорить шёпотом; второе, что тот человек есть Старший по обозу. Видя моё недоумение, громко расхохотался и произнёс:

— Он для охраны свою ватажку сватал, люд хоть и боевой, но лихой и жадный. Видать, прибыль свою жалеет, нас ненавидя. Оттого скрипит зубами, но не переживай сильно, его пакости и скрежет нам до торжища терпеть. Обратный путь мы ещё не обговорили, потому можем и меру поднять и немного обозника охолонуть.

— Он зло задумал, предупреди Олега, — поделился своими тревогами с септом.

— Услышал, — коротко ответил.

Плотно поев и напившись морса, Я стал дремать после насыщенного дня. В очередной раз, когда Я клюнул носом, Олег отправил меня в лагерь. Со мной поднялись Марук и иноземцы.

Меня не пугало Мёртвое Море, Я первым делом его оглядел, ища опасность. Это просто ещё одно напоминание о зле, таких на Матушке Земле сотни, если не тысячи. Меня не покидало сомнение относительно ведуньи, Я не услышал от неё не единого словечка. Или она немая, или, как мне думается, отлично делает вид, что не понимает. Зачем себя мучать догадками, если можно всё решить быстро. Отойдя от ставки Михея подальше, Я развернулся и, нырнув в Дар, спросил:

— Что вы делали в лесу втроём?

От неожиданности Дева резко остановилась, в эмоциях был испуг и досада. Затем она быстро взяла себя в руки и произнесла.

— Мин бу кешене? ни?йтк?нен а?ламыйм.

Не дожидаясь перевода от Марка, Я покачал головой.

— Всё ты понимаешь, тебе зачем-то выгодно быть глухой к словам окружающих. Меня можешь не пытаться обмануть.

Стыд и недоверие. Хотя, для себя Я выводы сделал. Потому, не дожидаясь ответа, пошёл к потухшему костру. Марук, поравнявшись с купцом, что-то ему сказал на чужом языке, отчего тот поник духом.

— Я тут им толмачом работаю, ломаю язык. А у них ведунья, та, что слово за день не проронила… Тьфу… А ты молодец, такие знания дорого стоят в нужных местах. И всё же, кто же третий?

— Муж, с сильной волей, очень крепкий. С хорошей интуицией и быстрым, живым умом. Он им чем-то помогает, но далеко не раб. Если Я не знаю слов, это не значит, что не вижу посыла.

Зажигал костёр огнивом уже Я, Септ руку берег, а одной много сделать не получалось. Весело затрещал валежник, за ним принялась нодья (таёжный долго горящий костёр, примеч. автора). Раздув лучину, сел напротив иноземцев и принялся читать.

''День седьмой''

''Папа пришёл помоложе, чем уходил, румянец на щеках, бодрость в движениях и жажда в работе. Времени на мои вопросы было крайне мало, и отвечал он мне неохотно, потому Я перестал подчиняться его правилам. Сидя на кровати, игрался с кисточкой, игнорируя вопросы и просьбы. Отец рассердился и сказал, что пришло время кнута, раз пряники уже не так сладки. Окрикнув сторожей, он им что-то проговорил, те глумливо улыбнусь и достали короткие палки. Мне стало страшно. Били меня долго, по ногам, плечам, спине и в живот. Азарт в них так и плескался, но скоро они утомились, и один из них ляпнул, что Я просто овца, с которой стригут шерсть. Такого Я стерпеть не смог, что эта тварь себе позволяет? Кисточка метнулась, пробив глаз ублюдку. Второй, широко раскрыв глаза, вдарил меня по голове. Очнулся с болью во всем теле и с прикованной левой рукой к решётке окна. Подле меня была врачиха и собирала сукровицу в склянки, обрабатывала раны. Я смотрел сквозь приоткрытые глаза. Тихонько что-то напевала, делала свою работу и не отвлекалась на шум во дворе. Первый человек после отца, достойный уважения. Папа преподал урок, что моё положение зависит от него полностью. Мяса хочется не так сильно ''.