Хинд

– Мы прочтём никях и тут же – в Лондон слетим. Там распишемся. Отсюда – я не хочу оставлять в незнакомом месте машину. Как вариант?

И они поехали. Мечеть для никяха выбрали с претензией – Сердце Чечни.

– Самая большая в Европе, люстры со Сваровски, бюджет постройки – вау! Пацаны удивятся, а Ступа удавится.

– Зачем тебе нужно, чтобы он удавился? – спросила она просто. Это было началом ссоры.

– Он хотел там с одной. Именно там. Но не вышло. Развели их навсегда.

– И ты, значит, хочешь уесть друга? Пройтись по его горю? – ХIинд с удивлением не узнала своего голоса. Он был чужим и каким-то пилящим.

“Странно, почему это меня задевает?” подумала она.

Машина ехала уже за городом, по какой-то свежеотремонтированной дороге – впереди, если прищуриться, можно было разглядеть светофор.

– Ну.. Он в иерархии как бы ниже меня. – промямлил Шахин неопределённо. Чувствовалось, что он не знал, что сказать.

– Брось ты, не дури голову. – добавил с раздражением. – Приципилась тоже..

– Шахин, это я, оказывается, к тебе приципилась? Или ты ко мне подвалил год назад на одноклассниках? Зачем ты подвалил, жениться захотел, я же ниже тебя в иерархии, у меня нету такой машины? Неужели только чтобы Ступу уесть?– начала она язвительно и тут же начала говорить, то, о чём не думала даже секунду назад, но слова сами слетали с языка, - как, как, как тебе не стыдно! Иерархия у тебя.. Друзей не делят на иерархии.

– Да не про тебя я.. Про дебильный разговор этот, - отмахнулся он. – В любой компании есть главный. Ну вот я с гордостью могу сказать, что главнее – не всех, но некоторых. Я не задавала – это факт.

И тут она взвилась, откуда-то в голосе появились слёзы и заболели от нахлынувшей в них воды глаза:

– Факт? Извини, я поняла за эти дни главный факт – ты шестёрка у этого вашего Шилы, который тоже вряд ли самостоятельный элемент, а может и нет – не важно, как не важно и то, простая ты шестёрка или продвинутая, или может вы все восьмёрки, а шестёрок нанимаете для особых случаев: для мордобития, например. – Она уже почти плакала.
– Не важно. Со всем с этим я готова смириться – не всем судьбы земли вершить, не всем тупеть в офисах – кому-то и реп сочинять надо. Если находится достаточно тех, кому нравится ваша группа или что там у вас – что ж, всё хорошо. Но я не могу слушать, как ты воображаешь себя центром вселенной.. Центр вселенной, а посудомоечную машину до сих пор мне не купишь? – вдруг вспомнила она причину прошлогодней размолвки.

Шахин молчал.

Спереди надвигался горящий жёлтым светофор.

– Ну, что же ты молчишь? Шахин! Шахин?..

– Я обиделся. – ответил он сухо, даже не посмотрев на неё, уставившись куда-то поверх руля, сквозь лобовое стекло, надменным взглядом.

Светофор зажёг красный, машина затормозила.

ХIинд ещё раз посмотрела на него, отметила дрожащие – явно от гнева – крылья его длинного носа и, быстро толкнув дверь, вышла, постаралась захлопнуть бесшумно, и отбежав, шагов на 10 назад, остановилась.

Жёлтый, зелёный – машина рывком тронулась с места и со свистом скрылась из поля зрения.

Она поплелась против хода движения по обочине, размазывая по лицу слёзы, убеждённая в своей ненужности.

Ей и в голову не могло прийти, что, поглощённый собственными переживаниями, он мог просто не заметить, как она вышла.

31-го декабря 2010-го года.

Не было прежнего единства – Боря со Ступой наотрез отказались отмечать праздник, поддавшись саляфитской моде, всё тридцатое число уговаривали их присоединиться.

– Я вам присоединюсь, - сказал Шила, и они заткнулись.

Вечером, правда, позвонили Шахину:

– Воистину, Аллаху Таъля говорит в Къуръане, что исламские празники есть Ид аль Адха и Ид аль Ураза, - сказал Ступа певуче, произнося Ид как Рид в попытке передать произношения звука айн, - всё остальное является бида и вооистину, наш любимый Пророк сас никогда не отмечал ничего, кроме того, что.. кроме, что разрешено, а разрешено..

– Да он пьяный вдрабадан, - констатировал Шахин и передал трубку Ганже, с которым они вместе шатались по супермаркету выбирая ёлочные гирлянды. – Послушай сам.

– Напились с Борей в знак богобоязненности, - сказал Ганжа, возвращая телефон. – Берём эти?

Синие гладкие шары по шестнадцать в упаковке блестели под пластиком.

– Классный прикол, взять такой шарик, только чтобы больше и погонять в футбол.

– В хоккей не хочешь?

– Я не Батька с Белоруссии. – обиделся Ганжа. – Они уже стояли на кассе.

– У меня с этой Белоруссией та-акие воспоминания – начал Шахин, но осёкся.

Вовремя, слава АллахIу, вовремя.

– Ка-акие та-акие? – заинтересовался Ганжа. – Минор? Мажор?

– Военная тайна. Преступление совершённое на глазах честного народа. Потом расскажу.

– Шу-утник, однако. Эва!

– Ты куда? Эу, интизорь меня, слышишь?

Кроме гирлянд и шаров взяли огоньки, потом набрали шесть тележек продуктов, две из которых из-за наличия только четырёх рук пришлось катить, подгоняя ногами, и прошли на кассу.

– В лесу родилась ёлочка, в лесу она жила.

– Ёлки у нас нету, да и двенадцать скоро, да? – Шахина и Ганжу прервал насмешливый голос Шилы.

За этим последовала немая сцена, прерванная появлением Фары – он вышел из кухни шилиного дома, и размахивая вымазанными готовкой пешвенка руками, радостно заорал:

– Воо, приехали, привезли ёлку! Иголки голубые или зелёные?

– Как же вы забыли? Договорились ведь. – спрашивали у них все, а они оправдывались – мол, так и так, загулялись по магазинам, обалдели от витрин, зато купили 5 пар красных тапочек – идиотизм, обещающий стать хитом лета 2011-го.

Шила повертел тапочки в руках, погнул подошву, даже попробовал на зуб, но взять себе отказался, подозвал Фарруха:

– Носи, молодёжь!

Фара был счастлив:

– Уже десятые красные, - сказал он гордо. – Но круче красных – синие. Трое их у меня только, правда, - добавил огорчённо. – А так супер – красные к айфону, синие к айпаду..

– А один красный, другой синий – к макбуку! Ну и сволочь.. – сказал кто-то, потом подхватили все вместе и отсутствие ёлки ушло на второй план.

– Я переболел Эпплом, а ты? – шепнул Шахин Ганже.

Ганжа саркастически засмеялся:

– Ты меня что, со вчера знаешь? Я не начинал.

Искать где-то ёлку посчитали поздным; в доме Шилы не обнаружилось ничего, чем бы можно было бы заменить её.

– Такая диффенбахия стоит в большой комнате. Уже вдоль потолка тянется. Если бы мы с вечера поехали ко мне, - сокрушался Ганжа, в глубине души понимая, что в Петербург бы не поехал никто.

Его собственная, купленная осенью квартира в Сестрорецке поражала своей необжитостью и пустотой: из всей мебели там стоял один полупустой книжный шкаф, в одной комнате в углу правда валялось несколько курпачей, три туркменских ковра и два одеяла. Довершал картину электрический чайник, стоявший на полу. Сам Ганжа казался вполне довольным такой обстановкой, побывавший же там же Шахин пришёл в ужас, подпитанный завистью: купить что-то в центре Москвы было слегка не по карману, на окраине – не позволяли понты, коттеджные посёлки вызывали отвращение однотипностью. Особенно задел вид на залив – из окна можно было наблюдать, как качается у берега вода, несло чем-то сырым и слабосолёным.