Хинд

Вюгяр сидел неподалёку в кустах. Слушал.

Понял, что игра проиграна, но не хотел признавать. Выжидал чего-то. Теперь вот.

– Подъезжают. – голос Эльвина.

Вюгяр кинул тяжёлый сейф, лихорадочно бросился шарить по углам. Золотая статуэтка, цепь, яйцо типа фаберже, золотая оправа зеркала.

– Йардым эт! – крикнул он Эльвину, быстрее.

Соображение было – оправу разделить на кусочки, перетереть, продать.

Они налегли и неожиданно зеркало вместе с оправой и стеклом отделилось от прямоугольной доски красного дерева. Посыпались банкноты.

– Блин.

Они случайно напоролись на тайник, но не имея лишней секунды порадоваться данному обстоятельству, как попало хватали деньги, пихали в карманы, за пазуху, в штаны, скручивая, запихивали в обувь.

– Заправь штаны в носки, а то выпадут. – велел Вюгяр.

Внизу громыхнула входная дверь.

Выпрыгнули из окна второго этажа, перелезли обратно через забор. Эльвин, хромая, отставал, жалуясь на вывихнутую в ходе прыжка ногу. Вюгяр отмахивался – высота небольшая, первый этаж у отца Шахина наполовину утоплен в землю и потолки не высокие. Не то что на втором или третьем.

Добрались до машины, отъехали подальше от чужих глаз в какую-то рощу и, вытряхнув одежду, кинулись считать награбленное, складывая деньги в пакет. Набралось немного. Всего 10 тысяч долларов – ожидания не оправдались, они вновь были в дураках.

За редкими деревьями просматривалась дорога – одна за другой понеслись сигналящие машины.

– Артура дела. – Эльвин казался на грани срыва.
– Что делать? – спросил он тупо.

Вюгяр старался держаться оптимистично.

– Мотать. А деньги в тайник..

– Где найдёшь?

– Тут было одно место в одни времена, я тут не в первый раз, - сказал Вюгяр, заглядывая Эльвину прямо глаза. – За мной. Не можешь идти – я тебя понесу. Чтобы ты видел, куда я спрячу. Чтобы честно.

Прошли рощицу, с другой стороны её показались развалины производственных зданий.

Когда оставили позади ряд кирпичных, частью недостроенных, часть разрушенных временем и заброшенностью стен, исписанных матными словами, героиновыми галлюцинациями, когда сузилось в геометрическую форму мелькающего квадрата зажатое этажами небо, как будто бы став выше, дальше, а впереди показалась наполненная водой яма котлована, а Эльвин, преисполненный надежды, что всё обойдётся, казалось забыл, про свой вывих, Вюгяр, нёсший его на закортках, напевая вполголоса воровскую долю, скинул тяжёлую ношу на землю и достал пистолет.

Всё произошло быстро – потонули, разводя грязно-серые круги, долговязые ноги в кроссовках. Голова, к которой снятой с бывшего друга курткой, были примотаны кирпичи, ушла под воду – слишком грязную, чтобы увидеть, что там, на дне, раньше.

– И никто не узнает, где могилка твоя.. – услышанная в людях фраза слетела на язык словно ниоткуда, и пронеслась в воздухе сверху вниз, исчезая в никудашнюю темноту, из которой люди входят в этот мир, и выходят лишь по велению Того, для которого мироздание – одна из забавных попыток скоротать вечность.

Вюгяр был рад удачной концовке дела – обжигающее умиротворение жадности от пакета в руках, рискующий быть не найденным до пришествия Мессии, а приход его в ближайшее время – гипотеза маловероятная, труп Эльвина – удачная середина.

Середина не случайно – начало всей истории, разумеется, сестра – глупо несумевшая растрясти лоха, до того, как его компания дала задний в делёжке бабла.

Через два дня поезд уносил Вюгяра из столицы одной из стран бышего Соцсодружества в Вену. Он сидел в общем вагоне, зажатый навьюченными аромынами, яркоглазыми цыганами и вперив в глаза в плохопропечатанную бумагу листал книжку, имя автора которой загораживали его узловатые пальцы - чтобы не привлекать внимания кириллическим шрифтом. “Зулай Хамидова. Русско-чеченский разговорник.” Не привыкшие к напряжению мозг плохо усваивал информацию, а ему надо было любой ценой запомнить хотя бы по трети каждого раздела. Любой ценой.

На одном долгом перегоне, когда за окном почти двадцать минут не мелькало ничего, кроме зелёного буйства хвои, он, воровато оглядевшись протиснулся к окну и опустил вниз руку - якобы смахнуть пепел с сигареты. Кажется, никто не заметил, как в мелькавшую вплотную к рельсам речку упала тонкая красная книжка, превращая Вюгяра Ганидова в человека без паспорта.

Поезд подходил к Вене. Узнав это из трескучего щебета пассажиров, Вюгяр вышел в тамбур и несколько раз, старательно, приложился к железным подпоркам, одновременно косясь по сторонам - нету ли где камеры али наблюдателя.

Больно.

Об опасности заражения крови по-настоящему он старался не думать, о столбняке же не слышал вообще - поэтому без опаски вымазал уже разбитое лицо приперонной грязью, а пакет с 10-ью тысячами, уповая, что европейцам нету дела до его грошей, решил оставить при себе.

После этого всё было просто:

” Вере из ан иммигрэйшен офис?” - спрашивал он у всех, кого встречал на улице. Люди шарахались и только один полицейский наконец подошёл к нему, указал дорогу.

Вошёл он нагловато, боясь лишь одного - наткнуться на кого-либо настоящего. Но никого настоящего пока видно не было.

Чёрт их знает, я не отличу итальянца от кавказца, - подумал со злостью и воткнувшись же в первый кабинет произнёс заранее заготовленную фразу.

– I have escaped from Russia, I am a Сhechen, I am opressed, I am afraid of my safety, the one I can do – is to hope for protection from the European Union.

На этих словах он пустил слезу, прижав к сердцу руку, принялся толковать что-то про больную маму, аккуратно заваливаясь на бок.

Те, кто находились в комнате, кажется, приняли его симулянство всерьёз и заслышав, как интонации голос сменились с деловых на обеспокоенные, Вюгяр с успокоенным сердцем закрыл глаза за секунду перед тем, как спина его соприкоснулась с полом.

Апрель, 2010-го года.

– К папе в дом кто-то влез. – Весело сказал Шахин, возвращаясь. – Он думает, что я позарился на его непосильным трудом захапанное. Попрыгунчик-стрекоза – сегодня здесь, завтра там. Прикинь, знает, что я в Белоруссии.

– Его что, ограбили?

– Да позаимствовали какие-то копейки. Я думаю, он под кайфом, сам всё разнёс, а теперь не помнит. Сегодня тогда не поедем в Москву, а то он встретит. Поедем позже – и всё станет лабаббас.

– Чем он вообще занимается у тебя?

– Торгует оптом китайскими товарами. Ещё типа в политике, баллотирование в государственную думу.

Машина тронулась.

Дни, прошедшие потом, мучали Хинд. Ночью она просыпалась в холодном поту, боясь, чтобы чудная, дивная мечта, вдруг оказавшаяся так близко, не исчезла, не превратилась в сон. Её мучила одна-единственная мысль “А вдруг они поругаются?” и даже мама в телефонных разговорах отметила её нервозность.

Она успокаивала саму себя, говорила, что никаких предпосылок к этому нет, что всё будет хорошо, а после динамичной свадьбы ещё лучше, но, разумеется, они поругались.