Холодное Сердце Железных Королевств

А грохот взрывов звучал всё громче и ближе. И желание отвернуть прочь и вернуться под защиту крепостных стен становилось всё сильнее. Десятки орудий явили свою разрушительную мощь, обрушившись градом огня и металла на заснеженные поля, где скрывалась ведьма. И практически животный страх, возникший перед лицом их гнева, мог обратить в бегство любого. Но древний меканический меч в руках молодого кастеляна снова придал ему уверенности. Клинок не раз спасал своего хозяина, предупреждая о возможных опасностях, и сейчас он подсказывал ему, что тот может прорваться. В конце концов, в замке не так много пушек, чтобы созданная ими полоса огня была непрерывной. И у всадника на быстроногом скакуне есть все шансы.

Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Так говорили практически везде, не только на флоте. И смерть в бою с ледяной ведьмой, пусть и от хадорского снаряда, была стократ лучше позора и бесчестья, которые ожидали тринадцатого сына в случае провала и бесславного возвращения домой. А потому он пришпорил коня, направляя его навстречу грохоту взрывов, чтобы сократить путь через зону обстрела до минимума. Элементарная логика подсказывала, что хадорские артиллеристы постараются сконцентрировать огонь на относительно узкой полосе, чтобы выжать максимум из своих отнюдь не бесконечных сил и блокировать как можно более широкую часть поля. На хорошем, породистом скакуне проскочить эту полосу смерти было вполне возможно. Нужно только поймать момент между залпами.

Свист снарядов над головой становился всё ближе и отчётливее на фоне грохота канонады и завывания вьюги, заставляя всадника сгибаться всё ниже, припадая к шее своего скакуна, чтобы стать как можно более трудной мишенью. Даже пылающий меч пришлось погасить, чтобы взяться за поводья обеими руками. Но молодой кастелян так и не убрал оружие в ножны, опасаясь, что если не будет держать фамильную реликвию в руках, то в решающий момент может не услышать той самой подсказки, от которой будет зависеть его жизнь.

Две вспышки взрывов разорвали колышущуюся снежную пелену впереди уже рядом. Длинным прыжком с разбега конь перемахнул через ещё дымящиеся воронки, и приземлился в кашу из грязного снега, перемешанного с колотым льдом и промёрзшим грунтом. Он был вынужден несколько сбавить скорость, чтобы не переломать себе ноги на перепаханной снарядами земле, покуда всё новые и новые взрывы сотрясали окружавшую их непроглядную вуаль гонимого ветром снега. И только оледеневшие комья земли, подброшенные вверх очередным попаданием неподалёку, дождём осыпались с небес, покуда вокруг визжали осколки.

Близко. Слишком близко. Что-то звякнуло о клинок меча. Потом обожгло левую щёку. Это ещё хорошо, что большинство осколков летит не в стороны, а вверх, вместе с вздымаемой взрывами землёй. Уши уже заложило от грохота, но, кажется, новые удары теперь звучат сзади чаще, чем спереди. Осталось всего ничего. Проехать самую малость, и он вырвется из зоны обстрела и сможет продолжить свою погоню.

Нырнув в очередную воронку, конь наконец-то почувствовал твёрдый грунт, одним мощным прыжком взлетев на снежный отвал. Но следующий снаряд впился в землю совсем рядом, распустившись необычным огненным шаром. Ханс даже успел почувствовать жар алхимического пламени, прежде чем перепуганный жеребец поднялся на дыбы, силясь сбросить седока и умчаться прочь. Ответа на вопрос, зачем хадорцы начали стрелять осветительными снарядами, наместник найти так и не успел, потому что очередной снаряд упал прямо перед ним. Грохот взрыва был оглушителен, как раскат грома, а сила столь велика, что конь потерял равновесие и начал заваливаться навзничь. Молодой кастелян только чудом успел отпрыгнуть прочь, чтобы не оказаться придавленным собственным скакуном. А следом на них дождём обрушились куски промёрзшей земли и колотого льда.

Все звуки вокруг потонули в оглушительном звоне, от которого не спасали заткнутые уши. Мир вокруг скукожился до одной воронки в промёрзшей земле, которая вздрагивала от всё новых и новых ударов невидимых паровых молотов. А вокруг была безмолвная стена из гонимого ветром снега, из-за появившихся кругов перед глазами казавшаяся особенно непроглядной. И только новые куски земли иногда прошивали этот колпак, падая откуда-то сверху.

Голова раскалывалась от боли, которая обострялась при каждом движении. Да и продолжавшийся обстрел ненавязчиво подталкивал к тому, чтобы залечь на дне ямы и не высовываться. Но отгоняя боль и страх, Ханс продолжал упорно ползать на четвереньках, ища свой меч. Клинок выскользнул у него из рук в момент падения. И если с фамильной реликвией что-то случится, то право, ему будет лучше умереть. Отец не простит утрату легендарного клинка. И тогда нерадивый сын пожалеет, что родился на белый свет, и даже мать не сможет его спасти от жестокого наказания.

К счастью, на этот раз всё обошлось. Заветный меч нашёлся в той же воронке всего в метре от наместника. Падение не повредило меканику, и после нажатия руны активации оружие послушно пробудилось, вновь наполняя хозяина силой и уверенностью. Они уже миновали зону обстрела, и теперь уже ничто не помешает им продолжить погоню и настигнуть проклятую ведьму. Взрывы всё ещё звучали в опасной близости, но уже за спиной.

Парадокс ситуации был в том, что созданное попаданием десятков снарядов месиво снижало эффективность каждого последующего взрыва. Осколки просто вязли в снегу, перемешанным со льдом и землёй, от чего по-настоящему опасным становился только эпицентр взрыва. Который сам по себе был относительно небольшим. И для человека, пусть и в таком условном окопе, они не несли особой угрозы. Ведь снаряд два раза в одну и ту же воронку не падает. Тем более что хадорцы постепенно смещали зону обстрела в сторону замка, тем самым сжимая огненное кольцо, которое должно было стать для ведьмы непреодолимым. И хотя шторм и не думал утихать, направление ветра более не менялось так быстро, так что эта тактика возымела определённый успех.

Оставалось только сесть на коня и скакать навстречу чародейке. На этот раз с ней можно не церемониться. Конечно, привести её обратно живьём было бы лучшим вариантом, но после такого салюта в честь её побега живой она не дастся. Да и не особо надо. Всё равно её казнят. А если выбирать между джекованием и обезглавливанием, то, конечно же, один быстрый удар будет предпочтительней медленного и мучительного разрывание механическим чудовищем. Нужно только успеть её перехватить до того как она найдёт лазейку в полосе обстрела и сбежит в горы. Нужно только поднять коня.

– Ну же, родимый, вставай.
– произнёс молодой кастелян, берясь за уздечку и пытаясь заставить своего скакуна подняться с земли.
– Опасность уже позади...

Но когда он сдвинул голову животного, то заметил пятно ещё тёплой крови на промёрзшей земле. Упав на колени, Ханс повернул к себе морду своего питомца, с ужасом обнаружив, что та превратилась в кровавое месиво. Шрапнель буквально изрешетила несчастное создание, которое ценой своей жизни спасло хозяина, закрыв его своим телом.

– Нет.
– вырвалось из моментально пересохшего горла осиротевшего всадника.
– Только не ты...

Для многих лошадь это просто безмозглое животное, которых меняют как перчатки на полустанках. Но для молодого кастеляна это был не просто конь. Только что погиб его единственный настоящий друг и товарищ, который ни разу его не подводил. Отец недолюбливал тринадцатого сына, старшие братья презирали, и даже для слуг он был наследником второго сорта. И только для подаренного матерью жеребёнка не имело значение его место в очереди на майорат. Это была та самая искренняя привязанность и верность, которую не купишь ни за какие деньги, и даже годы разлуки во время обучения в академии и последующей службы не смогли их разрушить.

И вот теперь то единственное создание, которое принимало его таким, каков он есть, мертво. Убито неизвестным артиллеристом, который даже не видел, во что стреляет. И его ещё горячая кровь стекает на промёрзшую землю посреди перепаханного снарядами поля, заметённого колдовской метелью. И никакие крики и слёзы не помогут вернуть его к жизни. Ханс поймал себя на мысли, что раньше даже не задумывался о том, сколь важен для него этот конь. В своей погоне за величием, богатством и властью он практически позабыл о тех немногих вещах, что были ему действительно дороги, считая их чем-то само собой разумеющимся, неотъемлемым и незыблемым, как сам Каэн. А теперь ему оставалась только горечь потери.