Холпек II: Спуск к ядру
Шрифт:
Гирохе не требовалось слов — всё, что нужно было знать, читалось в глазах собеседника: в их стальном блеске, в упрямом напряжении век, в едва заметной дрожи ресниц. Это был взгляд того, кто сражается не за себя, а за нечто большее. За родные края, за близких, за сам смысл существования.
Старый кобольд кивнул, и в этом простом жесте было больше уважения, чем в тысячах напыщенных речей
Гироха почесал свой подбородок, его глаза сощурились от едва сдерживаемой усмешки. Ушные раковины кобольда дёрнулись, словно у старой совы, услышавшей нелепую шутку.
— Когда ты вывалился из пустоты, — начал он, нарочито медленно облизывая
Крас скривил губы в глуповатой ухмылке, его брови поползли вверх, словно пытаясь сбежать со лба. Он развёл руками, будто демонстрируя полную невинность:
— Так что, теперь меня будут звать Нах? — выдавил он, едва сдерживая смех. Голос его дрожал, как у школьника, пытающегося не заржать на уроке.
Гироха серьёзно кивнул, хотя уголки его рта предательски дёргались:
— А почему бы и нет? — проговорил он, нарочито чётко артикулируя. — Нах — имя как имя. Звучит бодро, запоминается легко. Да и вообще… — он многозначительно постучал пальцем по виску, — чем проще — тем лучше.
Крас резко замотал головой, его нос сморщился, будто он учуял тухлый запах.
— Не, не, не, это немного меня унижает. Ну тебя, старик, — буркнул он, а глаза сверкали, как лезвия на солнце, — может, для твоего Холпека «Нах» и звучит гордо, но у меня аж зубы сводит от такого имени! Давай что-то… благороднее. Как насчёт Оптимуса? — Попытался Крас обозваться одним роботом из популярного фильма. В голосе прозвучала наигранная невинность, словно он и правда считал, что это удачная идея.
— Нет, Нах, ты сам спалился перед кобольдами, придётся выбирать что-то созвучное с Хан. Так что бери что-то похожее — Хэн, Хон, Хун, чёрт возьми. Поверь, в стане моего народа предателей хватает. И если сначала прибыл Нах, а потом вдруг стал Оптимусом, то это вызовет много вопросов.
В словах старого шамана, действительно, звучала железная логика — как будто кто-то методично выкладывал перед ним каменные плиты неоспоримых фактов. Если они смогли провернуть такой многоходовый план по спасению его «драгоценной шкуры», стоило ли рушить всё из-за пустяка вроде имени?
Он глубоко вздохнул, и резко выдохнул, будто выталкивая последние сомнения. Глаза сузились, принимая то самое выражение, которое всегда появлялось, когда он сдавался, но не сдавался окончательно. Решив сильно не спорить, он выдал свой последний аргумент.
— Да твою же мать, ну давай хотя бы Нагх, это не так режет мне слух. — Сквозь зубы пробурчал Крас.
— Вот и славно! Нагх, так Нагх. Нагх Оде Жю — звучит солидно, очень по-человечески. Затеряешься в толпе — Кобольд хитро прищурился, и в его взгляде мелькнуло что-то от старого лиса. — А теперь к делу поважнее: твоя матрица и эта… он презрительно махнул рукой в сторону лица Краса, — незадачливая физиономия. Можешь сегодня полюбоваться в последний раз — завтра проснёшься другим.
Крас язвительно фыркнул, осматривая свои загрубевшие ладони:
— Знаешь, я не стану лить слёзы по этому перекошенному рылу уголовника. Разве что… Он вдруг потрогал себя ладонью между ног, — этого красавца я бы сохранил. Для памяти.
Гироха прикрыл глаза, его плечи слегка тряслись от сдерживаемого смеха, а ушные раковины дёргались,
как у зайца, поймавшего чей-то секрет. Он облизнул острые клыки, прежде чем продолжить:— Может, превратим тебя в женщину? — произнёс он, искусственно растягивая слова, будто пробуя их на вкус. — У нас это… ммм… прекрасно получается. — Его трость дрогнула, когда очередной приступ смеха попытался вырваться наружу. — А если хочешь настоящего мастерства — сделаем кобольдом! Вот где маскировка на века!
Крас резко вскинул голову, его глаза сузились до опасных щелочек.
— Даже не мечтай, старый тролль, — прорычал он, каждая буква в его голосе звенела, как затачиваемый клинок. — Не вздумайте надо мной издеваться. Ограничимся сменой внешности, и точка. Да, и сделай меня помоложе — лет так на двадцать. Но пол и расу оставь как есть, иначе я тебе эту твою волшебную трость засуну, куда свет не попадает…
И сделал выразительный жест, не требующий пояснений.
Губы Гирохи дрогнули, но он лишь развёл руками, словно говоря: «Как угодно, упрямец».
Крас внезапно замер, его брови поползли вверх по лбу, словно пытаясь скрыться в волосах. Губы искривились в странной полуухмылке, когда в голове пронеслась безумная мысль:
«Хотя, а почему бы и нет, это… чертовски гениально! Стану этой обезьяной и меня точно не запалят на Холпеке. „Круг“, однозначно не ожидает такого поворота. Это же и правда, маскировка выше похвал. Не-е, что-то я совсем походу головой поехал. Схожу с ума ещё до процедуры правки матрицы. Сам себя уважать перестану, если стану одним из этих мелких уродцев. Как я потом в зеркало смотреть буду? А ещё я молчу про то, что даже не знаю, как устроены их половые органы и способы выведения отходов. Не хотелось бы, потом узнать, что приматы размножаются почкованием и гадят через рот. Фу мерзость. — Лицо его передёрнулось от отвращения, как будто он случайно лизнул что-то противное. В горле встал ком, а по спине пробежали противные мурашки. — Может я правда Расист? Только межмировой расист. Ведь человекоящер во мне тоже вызывал отвращение, хотя я наверно просто испугался до усрачки, увидев такую огромную рептилию, которая ещё и говорила. А-ха-ха-ха-ха, какой же жалкий я раньше был. Так, что-то я задумался, этот старпёр на меня уже искоса смотрит, пора, что-то говорить».
Краем глаза он заметил, как Гироха начал косо поглядывать на него. Пора было что-то говорить, пока старик не решил, что матрицу надо править не только телу, но и рассудку.
Гироха прищурил свои раскосые глаза, его тонкие губы растянулись в ухмылке, обнажая ряд острых желтоватых клыков.
— Что, задумался о перспективах стать одним из нас? — прошипел он, намеренно растягивая слова. — И теперь ломаешь голову, насколько… э-э-э… различаются наши виды? Особенно в вопросах физиологии? А так же как мы испражняемся и размножаемся? — Его трость легонько ткнула Краса в живот, будто проверяя, не начались ли уже изменения.
Крас аж подпрыгнул на месте, его лицо моментально залилось густым румянцем, словно его облили раскалённым вином. По спине струйками побежал липкий пот, а в ушах застучала кровь. Он почувствовал себя лабораторной крысой, за которой наблюдают через увеличительное стекло.
— Я… это… — начал он, но язык будто прилип к нёбу. Его лицо покраснело, словно парень сидел в бане.
Мысли метались, как перепуганные мыши: «Чёрт, я что, такой предсказуемый? Или он умеет читать мысли?..»