Холпек II: Спуск к ядру

— Если верить вашим указателям, — произнёс он, — лабиринт не такой уж и запутанный. Я бы и сам нашёл дорогу назад в блок С-14–43.

Он провёл пальцем по грубой каменной поверхности, словно ощупывая невидимые знаки:

— Вам не приходится напрягаться, чтобы видеть эти надписи? — спросил Сергей, щурясь от напряжения. — Или они специально замаскированы от посторонних?

Гироха лишь хрипло рассмеялся, не замедляя шага, его трость глухо стучала по каменному полу, оставляя царапины на древней кладке. Сергей машинально отметил, что даже эти следы складываются в некий узор, возможно, несущий смысл.

Гироха остановился, повернувшись к Сергею. Его жёлтые глаза в полумраке тоннеля светились, как два кусочка серы:

— Наши глаза устроены иначе, чем ваши, бледнокожие, — кобольд шлёпнул ладонью по стене, и камень глухо отозвался. — Видим не только знаки. Любой сородич определит, где порода богаче, просто проведя рукой по поверхности.

— Твоя глушилка использует похожий принцип. Только нам не нужны костыли — мы чувствуем вибрации кожей. — Старый кобольд гордо выпрямился, его тень на стене изогнулась, как сталактит. — Мы — дети камня. Рождаемся в его объятиях, живём в его сердце…

Глубокий вздох заставил его кожаный плащ зашелестеть:

— И в камень же возвращаемся в конце пути.

На последних словах его голос приобрел странную, почти печальную ноту. В воздухе повис запах пыли и чего-то древнего — возможно, того самого камня, о котором он говорил с таким почтением.

Сергей задумчиво почесал подбородок, его глаза сузились в ироничной усмешке:

— Минуточку, на Холпеке же никто не умирает по-настоящему. Выходит, вас специально обделили? — Он покачал головой, делая драматическую паузу. — Вот обидно-то было бы: все вокруг в каком-то смысле бессмертные, иномирцы живут вечно, а ты — как последний смертник…

Гироха резко развернулся, его плащ взметнулся, словно крылья раздражённой летучей мыши:

— Ты мыслишь как слепой щенок! — прошипел он. — Те разумные, которые живут очень долго и решают закончить свой жизненный путь, соглашаются на добровольное подчинение. После того, как их души помещают в кристалл, наши герои выбирают вечный покой. Их души в кристаллах летят в ядро планеты, становясь частью Холпека. Таким образом, они служат нашему миру даже после своей гибели. — Голос кобольда внезапно смягчился. — Их имена высекают в Чертогах Памяти… на века.

Он нервно провёл когтями по стене, оставляя царапины:

— Так что ты не прав, на Холпеке есть способы умереть окончательно, хотя кто знает, куда отправляются души умерших кобольдов? Ура… прости, Вед твердит, что можно вытащить душу обратно из неосферы… — Гироха судорожно сглотнул. — Но это — святотатство. Как вырвать корни у Мирового Древа

— Так на Холпеке же никто не умирает, нестыковочка получается. Или вы и тут какие-то особенные, только в отрицательную сторону? Я бы сильно обиделся, на вашем месте, если бы иномирцы жили вечно, а вас обделили такой возможностью

Слова Гирохи ударили Краса как обухом по голове. Вся кровь отхлынула от его лица, оставив кожу мертвенно-бледной — странный контраст с обычно румяными щёками бойца. Пальцы непроизвольно впились в каменную стену, будто ища опору.

«Значит смерть здесь всё-таки возможна…» — пронеслось в голове, и это осознание сковало тело ледяными оковами. Всё это время он наивно полагал, что главная опасность — лишь вечное заточение на Холпеке. Но оказалось, можно и вовсе исчезнуть из Равновесия — раствориться без следа, как дым от костра.

Гироха, заметив реакцию, ехидно скривил морщинистую морду:

— Что, бледнокожий, не ожидал такого поворота? — Его когти поскрипывали по древнему камню. — Наш мир полон сюрпризов… особенно для тех, кто слишком уверен в своей неуязвимости.

Крас резко выпрямился, пытаясь скрыть дрожь в коленях. Где-то в глубине туннеля завыл ветер, словно предвещая недоброе.

Гироха усмехнулся, заметив, как пальцы Краса непроизвольно сжались в кулаки. Жёлтые глаза кобольда сверкнули в полумраке, словно два тлеющих уголька.

— Я смотрю ты занервничал, после моих слов. Наш бледнокожий герой дрожит? — прошипел он, обнажая ряд острых зубов. — Не переживай, если ты согласишься на подчинение, то по сути будешь уже мёртв, ибо после этого твоя память стирается, и твои воспоминания исчезнут, как рисунки на мокром камне — его коготь чертил по воздуху зловещие круги. — Без памяти личность перестаёт существовать, а душа просто превращается в сосуд энергии, без прошлого ты станешь пустой скорлупой. Так что не бзди и лучше не соглашайся на подчинение. Всё мы пришли, заходи.

Гироха и пара его неизменных охранников остановилась и ждали пока их нагонит герой. Группа замерла перед исполинской дверью, заставившей Краса невольно запрокинуть голову. Трёхметровые арки подавляли своим величием, их поверхность мерцала живыми энергетическими узорами, будто под кожей двери пульсировали светящиеся вены. Это даже скорее была не дверь, а целые ворота, она разительно отличалась от остальных: рама сверкала полированным металлом холодного голубоватого оттенка, словно выкованным из арктического льда. Золочёные петли, украшенные замысловатыми рунами, оказались чисто декоративными. Всем своим видом, вход говорил, что за ним находиться не просто жилой сектор.

Когда старик приложил ладонь к скрытому сканеру, створка сначала едва заметно дрогнула, затем плавно выдвинулась вперёд и скользнула в сторону, растворяясь в казавшейся монолитной стене. Это выглядело словно волшебство, ведь до этого Крас не заметил ниши в стене, дверь казалась одним целым со скалой, и какого же было его удивление, что распашные, массивные петли оказались лишь элементом декора.

Крас непроизвольно ахнул, от увиденного.

Перед ними разверзлось гигантское сферическое пространство, заставляющее непроизвольно замереть. Десятиметровые своды, словно небесный купол, сплошь покрытые биолюминесцентным мхом, излучали призрачное сине-зелёное сияние. Свет пульсировал неровными пятнами, создавая иллюзию звёздного неба в миниатюре.

Крас присвистнул, его голос разнёсся эхом:

— Вы это… прямо в скале выгрызли? — Даже не вооружённым взглядом было ясно, что помещение выдолбили прямо в толще породы.

Пол, отполированный до зеркального блеска, странно контрастировал с грубыми поперечными насечками, намеренно оставленными для сцепления. Каждая царапина ловила свет, создавая сложный узор, напоминающий гигантские когтистые следы.

Гироха шаркнул подошвой по поверхности, вызывая короткую искру:

— Наши предки знали толк в долговечности. — Его трость глухо стукнула по полу. — Эта зала видела поколения до нас и увидит ещё десятки после.