Хорошо подготовленный разум

Глаза закрыты, я стараюсь точно следовать инструкциям.

Найти швы и разорвать их, а затем удалить заплатку. Сравнить ее с настоящим воспоминанием, на котором она была. Осталось ли оно вообще под заплаткой или давным-давно стерлось. Какие эмоции я при этом испытываю? Они изменились или остались прежними?

Затем, представить себе бездонную коробку. Медленно переместить все заплатки в коробку, но оставить свои истинные воспоминания и чувства нетронутыми.

Никто в здравом уме не стал бы комбинировать Окклюменцию и Легилименцию на более глубоком уровне, чем учил меня Барти, но у меня не было выбора. В порыве отчаяния, я даже спросил Ральмута, сможет ли мой Трастовый фонд оплатить поездку за границу и консультацию у Мастера-Легилимента. Он ответил «Нет». Даже если бы Дамблдор не был моим опекуном, он по-прежнему оставался моим управителем и Мастером-легилиментом. Ральмут не мог санкционировать расходы, которых, как он знал, я могу избежать. К счастью, он поклялся, что не станет докладывать об этом Дамблдору. Вариант с другим мастером легилименции, владеющим парсельтангом, был бы идеальным, если бы тот имел взрослое тело. Однако Томас Риддл был превосходным легилиментом и автором множества научно-магических трудов, так что он научился четко и доходчиво излагать свои мысли.

Следуя его инструкциям, включающим в себя упражнения по визуализации, и толикой удачи, удалось предотвратить дальнейшее расщепление моей личности. Однако, практика по ментальной магии без квалифицированного специалиста под рукой, крайне опасна. У меня едва хватило знаний, чтобы не заблудится в лабиринте собственного разума. Иногда, а точнее, два раза в неделю, Барти окатывал меня ледяной водой, чтобы привести в чувство. А однажды даже это не сработало, и тогда он начал ругаться и посылать в меня Жалящее проклятья.

В тот момент я услышал далекий шипящий голос, который подсказывал мне как нужно действовать. И словно бы чья-то ладонь ударила меня в спину, выталкивая назад, в реальность. Я проснулся, чувствуя боль и тошноту, с трудом разбирая бледное лицо Барти, склонившееся надо мной. Позже я узнал, что он послал срочную записку Темному Лорду, который каким-то образом подключился к нашей связи, что я обычно блокирую, и отвесил мне чувствительный ментальный пинок. Этот инцидент вымотал нас обоих, но он же удержал меня от превращения в овощ.

Вздохнув, я сорвал остатки заплаток за второй курс и поместил их в коробку. Такие неприятные ощущения, словно мой мозг шлифовали пескоструйным аппаратом. Под ними я обнаружил свои истинные чувства, в том числе и жгучее желание, перевестись в другую школу. Неудивительно, что Дамблдор подавил его.

Ледяная вода вылилась мне за шиворот. Я резко открыл глаза и свирепо посмотрел на Барти, который все еще был в образе Моуди.

— Черт побери. У меня почти получилось.

Он скастовал чары просушки и кивнул на Ральмута, который стоял в дверях с портфелем в одной руке и черной шкатулкой в другой. Я уперся руками о кресло, встал и вежливо поклонился.

— Здравствуйте, Поверенный Ральмут.

— И вам, мистер Поттер, — сказал он, кладя свой портфель на стол. — Вижу, вы работаете над тем, о чем мы говорили.

— Да, сэр, но дела идут не шибко быстро. — Отношения между гоблинами и волшебниками были довольно забавными. Большинство волшебников презирало гоблинов, но обожало их закон о банковской тайне. Если гоблин говорит, что документ или хранилище никогда не увидят человеческие глаза, это действительно так. Я не особо их люблю, но этикет, который Крауч заставил меня выучить, требовал относиться к Ральмуту не как к обычному гоблину, а как поверенному моей матери. Поэтому, мне следовало относиться к нему с таким же уважением, как и, скажем, к МакГонагалл.

— Никакого прогресса? Жаль.

— Нет, но зато и регресса нет.

— Хоть что-то, — сказал он, аккуратно выкладывая свитки и отодвигая портфель в сторону. Потом он бросил быстрый взгляд на Барти. — Я не знаю в курсе ли вы, мистер Поттер, но ваш спутник не…

— Я знаю.

— Это была просто проверка. — Ральмут развернул первый свиток и разложил его на столе. — Это Договор о ненападении, подписанный Лордом Воландемортом, — он посмотрел на свои золотые карманные часы, — двадцать минут назад. Убедитесь в магической подписи. Если вы согласны, то подпишите здесь, — сказал Ральмут, указывая на графу для подписи.

Я пересек комнату. Когда мои пальцы коснулись пергамента, шрам буквально запылал. Я стиснул зубы от невыносимой боли.

— Это точно его подпись, — уверенно сказал я.

Ральмут погладил кривыми пальцами шкатулку, которая, казалось, была вырезана из цельного обсидиана. Крышка разделилась на две части и распахнулась. Красное и белое перо, звенящие от мощной и древней магии, лежали внутри шкатулки. Я неуверенно подошел ближе, трясущимися пальцами погладил их. Моя кровь быстрее побежала по венам, направляемая их вихрящейся магией, которая смешивалась с моей собственной. Так волнующе!

Ральмут откашлялся и указал на документ.

— Извините, — сказал я, берясь за перо. Потом опустил его на пергамент.

— Мистер Поттер, — сказал Ральмут, — вы выполнили те пункты, которые мы обсудили?

— Да, сэр. — Мистер Нортон и вы много раз объясняли мне, что контракт не примет мою магию, если я не подпишусь своим настоящим полным именем. Барти прикрыл ухмылку рукой. Я знал, о чем он думает.

Две недели назад он, наконец, посчитал мои ментальные щиты достаточно прочными, чтобы сообщить мне мое полное имя. Три склянки зелья, четверть пинты крови, отрез гобеленовой ткани и десять галеонов понадобилось, чтобы узнать мое полное имя.

Харальдр Иакомус Эванс Поттер.

Барти смеялся до колик, а я выскользнул из комнаты прочь, бормоча что-то о том, что только безумные колдуны могли назвать своего ребенка настолько древним и ужасным именем.

Иакомус, — поздний вариант Римского Иакова, также известный, как Джеймс у нас в Великобритании, — был дан мне в честь отца, что соответствовало семейным традициям Поттеров по присвоению имени наследнику, как я понял. Но Харальдр — это старо-норвежское имя, который последний раз в волшебном мире носил внук Салазара Слизерина, если верить Барти. О чем они только думали?

Я взглянул на подпись Волдеморта. Томас Марволо Риддл-Певерелл. Мило и нормально, в отличие от моего имени. Я не знаю, почему у него было Певерелл последним именем. Наверное, это что-то вроде титула пэра.

— Забыл, как пишется? — саркастически заметил Барти. Я сузил глаза. Даже имя Бартемиуса Крауча, чистокровного наследника, было относительно нормальным. Он проверил работоспособность моего зелья, протестировав его сам, прежде чем позволить использовал его мне.

Нахмурившись, я прописал свое имя в соответствующей графе. Магическое перо всосало кровь прямо из пор кожи, не поранив мне руку. Договор вспыхнул красным светом, заверяя его подлинность. Мгновение спустя, соседний рулон пергамента засветился голубым светом.

Ральмут раскрутил его и просмотрел на все еще светящийся пергамент.

— Хорошо, обе подписи приняты. Вот ваш экземпляр. Гринготтс сохранит оригинал у себя, — сказал он, меняя светящийся синим цветом пергамент на тот, что светился красным. Я свернул копию и отложил ее в сторону.

Он развернул второй пергамент и положил его на стол.

— Это официальное заявление графа Уичвуда о принятии обязательств перед вами, как вашего ближайшего магического родственника и ваши обязательства перед ним, как вашего Рaterfamilias. Я должен сообщить вам, что, хотя это и не дает ему законное опекунство, он предоставляет Гринготтсу ваше разрешение для передачи завещания вашей матери в суд и информирует его о всей корреспонденции и слушаниях по ее завещанию. В случае если суд вынесет отрицательное решение, вы все равно станете его подопечным до достижения семнадцатилетия. Вы поняли?