Хождение Восвояси

– Еще раз-два, и ему надоест там блеять, и он войдет! – прошипела Лёлька. – Вставай справа, я слева, и как только он переступит порог…

– Он мой брат.

– Кабуча кипуча!!! – Лёка сама готова была вскипеть не хуже любого чайника. – Ну так иди и обнимись с ним!

– Я похож на дурака?

– Тебя не поймешь! То брат, то…

– Он мой брат, и я не буду его бить в спину. И в лицо не буду, – поспешил он предупредить нарождающийся вопрос девочки. – И вообще, не надо терять времени.

– А что надо?! – воскликнула окончательно сбитая с толку Лёлька.

– Уходить, – буркнул Мажору под повторный перестук братского кулака. Нагнувшись, он приподнял доску пола, открывая узкий темный провал. – Сюда. Под полом отсидимся.

– Иди первый, – фыркнула девочка. – Подпольщик…

Не обращая внимания на сарказм, вамаясец невозмутимо опустил себя в открывшийся провал, оказавшийся ему по пояс, и нырнул под настил во тьму. Под ногами его хлюпнуло. Княжна поморщилась, но не дожидаясь – и не ожидая – увещеваний, последовала его примеру. Доску на место она возвращала под скрип нервно открывавшейся двери и последнее "Не возражает ли почтенный Вечный…".

Под полом сидеть можно было только на четвереньках, уйдя на ладонь в холодную жидкую грязь: дневной ливень сделал свое мокрое дело. И они сидели, затаив дыхание и прислушиваясь к медленным шагам над головой, к стуку в стены, прыжкам и шлепкам ладоней о потолок, и со скоростью исследования пустой комнаты Обормоту приходили к выводу, что следующим в списке изучаемых объектов станет подпольное пространство.

Шаги старшего сына остановились в нескольких метрах от них. Звонко стукнула катана об пол, послышалась возня, поскребывание чего-то металлического о дерево, и в тонкую щель робко заглянул свет фонаря.

– Отползаем, – шепнул Мажору ей на ухо и дал задний ход. Наступая на горло собственным членовредительским инстинктам, девочка осторожно, чтобы не налететь на опоры или на своего проводника в царстве мрака, попятилась за ним.

Она рассчитывала, что Обормоту заглянет под пол, увидит, что никого нет, и успокоится, но просчиталась. Бормоча то ли молитвы Мимасите, то ли проклятия в адрес неизвестных нарушителей, мальчик сдвинул доску, опустил ноги в темноту и замер.

– Уходим дальше! – нервно шепнул Мажору.

– Щаз! – согласилась Лёлька и проворно поползла к голым, покрытым пупырышками и брызгами глины ногам своего давнего неприятеля. И не успел Мажору перехватить ее или хотя бы окликнуть, как холодные, грязные, мокрые, шершавые от грязи пальцы княжны сомкнулись на лодыжках Обормоту.

– Отдай но-о-о-огу-у-у-у!!! – простонал из подполья унылый загробный голос. – Откушу-у-у-у-у-у-у!!!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!.. – а-а-а-абсолютно не самурайский вопль разнесся по комнате, оглушая княжну и ее сообщника. Ноги дрыгнулись, подскочили, ударяясь о настил, перевернулись, стукнулись пятками, дернулись, выскочили наружу, затопали в ритме дроби и вылетели в коридор, унося всего остального Обормоту и оставляя фонарь и катану.

– Что ты натворила?! – возмущенный упрек Мажору застал ее врасплох.

– Это был риторический вопрос или экзистенциальный? – презрительно фыркнула девочка. Вамаясец смешался, внезапно погруженный в тихий омут философии, но быстро пришел в себя:

– Это было "сейчас он переполошит всех, они прибегут сюда и найдут тут нас"!

– До чего ты иногда бываешь занудным… – скривилась княжна, нехотя сознавая правоту подельника.

– Я не занудный. Я здравомыслящий.

– Я и говорю… – Лёлька показала ему язык, благо в темноте он не мог его разглядеть.

– И не надо дразниться.

– Откуда ты?..

– Нет, я не вижу в темноте, нэко-сан. Я просто хорошо тебя изучил.

– Ученый – в воде моченый! – дипломатически переиначила дразнилку Лёка [203] .

– Скорее, в грязи, – ухмыльнулся Мажору.

– И чего? – раздраженно спросила девочка.

– И грязный поэтому, – пожал он плечами.

– Я имею в виду, делать чего будем?

– Я полагаю, надо уползти за пределы этой комнаты, лучше подальше, а еще лучше – найти выход на улицу.

203

Хотя до переиначивания недипломатического, и даже антидипломатического, оставался всего один шаг. Подобного оскорбления княжна не получала еще никогда.

– Мысль, поражающая своей новизной, – буркнула Лёлька и перед тем, как поползти к ее воплощению, бросила через плечо: – Фонарь прихвати, о великий мыслитель Пораскину Мозгами.

– Никогда про такого не слышал. В каком веке он жил и в какой провинции? – удивился Мажору, прихватывая заодно и катану и задвигая доску на место.

– По дороге расскажу…

Поначалу им ползлось замечательно: редкие опоры поддерживали настил, грязь становилась всё тверже и суше, а фонарь освещал путь, время от времени выхватывая из темноты кисти, перья, обрывки бумаги и прочий интеллигентный мусор, способный поместиться самостоятельно в щели между досками. Но минут через пять светильник без предварительных намеков оставил их в темноте и в состоянии ступора [204] .

204

То ли атмосфера загородной резиденции Вечных подействовала, то ли во время погони ему исполнилось сто лет, и он превратился в цукумогами, как бы то ни было, вид вырастающих ножек и ручек, одна из которых на прощание успела показать неприличный жест, произвел впечатление надолго.

– Нич-чего. П-подумаешь, – пробормотала Лёлька, усиленно делая вид, что подобные штуки предметы обихода выкидывали с ней раз по десять на дню. – Держись за меня.

– Угу, – без особого энтузиазма согласился мальчик, превращаясь из ведущего в ведомого. – Старайся направляться к внешней стене дома.

– Угу, – с еще меньшим энтузиазмом отозвалась княжна, после полусотни поворотов и обходов не представляющая где находится хоть какая-нибудь стена, не говоря уже о внешней.

То ли они приближались к ней, то ли наоборот отдалялись, но опоры-столбы постепенно сменялись опорами-стенами, которые приходилось огибать, теряя направление еще больше. Непонятно было, как столько подполья могло умещаться в обыкновенном вамаясьском доме. Хотя если вспомнить, что он принадлежал магам, и сравнить с избушкой Адалета… Но ведь он маг-хранитель, и дядя Агафон с ним, а местные даже не смогли найти какой-то дурацкий амулет, чтобы оживить своих глиняных солдатиков… Но подобные мысли заводили разум в непривычные дебри сравнительной и прикладной магии и прочие ее области, десятилетними девочками не исследованные, а саму Лёльку – в дебри подполья, и она отбросила их до последующего обдумывания в свободное время, то есть никогда.

Вообще-то девочка старательно пыталась выбирать дорогу помокрее, что означало близость к улице, но после очередного отхода или обхода путеводную влажность отыскать было уже невозможно. Единственным светлым моментом во всей этой темной истории было то, что в доме не было слышно ни криков, ни топота, а это значило, что Обормоту тревогу не поднял. Поразмыслив над его положением, Лёлька решила, что она и сама бы на его месте не стала носиться по коридорам с воплями "Меня кто-то за ногу схватил", если бы не хотела прослыть трусихой или врушей. К тому же ему наверняка запретили сходить с места, что бы ни случилось, так что стоять дальше и молчать было в его первейших интересах.

Как бы то ни было, минут через десять пути наугад по всё время сужающимся проходам Лёлька пришла к выводу, что они потерялись. Минут еще через пять Мажору озвучил ее вывод, хоть и с вопросительным знаком. Не поддаваясь на провокации, она попыталась незаметно развернуться и хотя бы вернуться к той комнате с кляксой на стене. На миг ей показалось, что выход нашелся – вспыхнул вокруг них проемом из черных искр, но поползав на локтях по лабиринту стен и опор и не найдя ничего даже отдаленно его напоминающего, девочка остановилась.