Хождение Восвояси

– А может, это заколдованный сон? – даже во тьме было видно, как расширились очи Мажору.

– Зачем Вечным магией усыплять своих же слуг?

– Чтобы они не видели что-то, что им не положено?

Мысль о том, что им грозит увидеть то, что другим не положено, всколыхнуло энергию Лёльки до небывалого уровня.

– Ну так чего мы тогда тут стоим?! Идем скорее!

– Назад?.. – неуверенно предположил мальчик.

– Вперед!

Впрочем, долго буксировать наследника тайсёгуна ей не пришлось: с выходом в коридор свет вернулся в их жизни – вместе со звуками. И были это звуки скучающих голосов, один из которых показался ей знакомым.

– …Что-то неможется мне. Простыл, что ли, сегодня под этим проклятым дождем? – сипел кто-то слева.

– Говори спасибо, что тебя вообще не смыло или не унесло, Накажима, пока ты своими костями до укрытия доскрипел, – неохотно отвечал знакомый.

– Накажима-сан для тебя, сопляк! – прицыкнул сиплый. – Теперь ты не наследник тайсёгуна, а седьмая нога селёдки, так и веди себя с почтением, твоему положению приличному!

Обормоту?!.. И с ним гвардеец из свиты тайсёгуна! Вдвоём в доме волшебников? В такой-то час? И никуда не бегут и не прячутся? Ждут кого-то? Самого Шино?..

– …Был бы отец рядом, ты не посмел бы со мной так разговаривать! – голос Обормоту прозвучал почти жалобно.

– Посмел бы, не волнуйся, – Лёлька, не видя, почувствовала, как осклабился вамаясец. – Миномёто-сан самолично велел с тобой не церемониться. Не получилось из него тайсёгуна, так хоть вояку из него сделай, Накажима, сказал он мне. Он меня всегда ценил. Не то, что некоторые молокососы.

– Он еще пожалеет, что лишил меня милости! Я еще докажу ему, что я – лучше! Это не я, это Мажору – сопляк! И молокосос! И мозгляк! И…

– Не тебе злословить на нашего Шино-сан и его наследника! – звук подзатыльника – словно по арбузу шлепнули – раскатился в ночной тишине.

Лёлька почувствовала, как рука Мажору вывернулась из ее, а голова попыталась просунуться в щель приоткрытых сёдзи.

– Сам он – сопляк! И безмозглый громила к тому же! – возмущенно прошипел он – но предусмотрительно-тихо, не громче упавшей на сковороду капли, и тут же добавил еще тише, спохватившись: – Отец тут?!..

– Если заметит тебя – влетит? – сочувственно спросила Лёка.

Исчерпывающим ответом ей было подавленное молчание.

– Ну ты это тогда… домой иди… а я посмотрю. Интересно же, что здесь происходит. Слуги спят, волшебников не видать, и Миномёто тут среди ночи, всего с двумя самураями, самыми доверенными, наверное. Это неспроста!

Мажору помолчал – девочка даже в темноте ощущала, как борются в нем любопытство и чувство сыновнего и прочего долга с гирями на ногах – и в конце концов выдохнул:

– И ты тоже уходи со мной.

– С чего это? – опешила Лёлька.

– Я не позволю шпионить за своим отцом.

– Я не шпионю! И не за твоим отцом! Я…

– Вот и пойдем, раз не шпионишь, – непреклонно прошептал мальчик и чуть помявшись, добавил: – Пожалуйста.

– А то что? – задиристо прищурилась девочка.

– А то… а то… а то… – Мажору замялся то ли в поисках ответа, то ли подходящего способа его озвучить, но в княжну словно мелкий бес вселился.

– Ничего ты мне не сделаешь! И Вечные не сделают, даже если поймают! И Обормот! И твой…

Не дожидаясь окончания новой версии сказки про колобка, Мажору сердито ухватил ее за руку, дернул в сторону выхода, сам рванулся туда – и споткнулся о ведро. Глухой стук перевернутой посудины и плеск выливающейся воды моментально заставил исследователей замереть – а самураев в коридоре насторожиться.

– Что-то не так, – донесся обеспокоенный голос сипатого под аккомпанемент шелеста доставаемой катаны.

– Я посмотрю! – звяк дужки фонаря, шорох второй катаны, выходящей из ножен, шаги…

– Бежим!!!

Лёлька вцепилась в запястье мальчика и метнулась к выходу, расшвыривая и круша под ногами всё, что не успевало увернуться. А поскольку горшки, мётлы и прочие корзины особой прытью не отличались и днём, то поднявшийся грохот заставил притормозить перед входом на кухню даже горящего жаждой подвигов Обормоту. Эти несколько секунд и позволили разведчикам преодолеть последние метры до двери. На улицу они выскакивали под топот и грохот утвари уже под Обормотовыми ногами.

Лёлька кинулась вдоль стены дома, держась в тени, рассчитывая на то, что Обормот решит, будто они выбежали на улицу, и была права. Разжалованный Шино бросился в топь проезжей и прохожей части, размахивая катаной, и сердце девочки радостно ёкнуло: пронесло!.. Но рано. Мгновение спустя на ленту крыльца выскочил Накажима, оглянулся по сторонам – и понесся вдоль стены, где только что промчались беглецы.

Чувствуя преследователя спиной, девочка рванулась было прочь от дома – но перед самым носом из мрака вырисовались кусты.

– Обратно! – рванула она за руку Мажору, и тот послушно изменил направление и едва не врезался головой в стену.

Топот за спиной, не такой частый, как их, но незатихающий, стал ближе еще немного. Они завернули за угол, взор Лёльки панически метнулся влево к кустам, вправо к стене, вверх…

К подоконнику.

– Стой! Лезь! – от резкого толчка бедный мальчик едва не полетел кувырком.

– Куда?!

– В окно!

Света луны, выглянувшей в этот момент из-за туч, едва хватило, чтобы разглядеть узкую полоску дубовой доски чуть выше его носа. Опускающаяся рама была приподнята – достаточно, чтобы протиснуться ребенку. Не теряя времени на уговоры, княжна подала личный пример, оставляя на белёной стене отпечатки босых грязных ног. Парой секунд спустя Мажору последовал за ней. Пятки его мелькнули в щели, пропадая из виду в тот самый миг, когда Накажима выскочил из-за угла. Звук падения, приглушенный Лёлькой – хоть и не по собственному желанию – не долетел до его ушей под шелест возвращавшегося дождя.

Сердито скинув приземлившегося на нее вамаясьца, княжна поднялась, отряхиваясь и оглядываясь: интересно, куда занесла их нелегкая?

Как выяснилось очень скоро, нелегкая затащила их в крошечное подобие склада то ли шеф-повара, то ли алхимика, хотя в чем разница, многие не понимали. Полки загромождали мешки, горшочки, склянки, корзины, пучки, вязанки и связки чего-то, названия чему девочка даль не могла, да и, если совсем откровенно, к которым не решилась бы даже подойти, чтобы выяснить видовую принадлежность отдельных запасов. И почему окно было приоткрыто, ребята тоже поняли очень скоро: по сравнению с царившим тут амбре общественный туалет на свиноферме, в который вывалили испорченный недельный улов неудачливые рыботорговцы, благоухал розами.