Хождение Восвояси
Шрифт:
– А у тебя как, боярышня?.. – вопросительно глянула на Наташу старушка.
– Тс-с! – строго зыркнула на нее лекарь – и снова приникла ухом к губам Агафона.
– Живой? – испуганно округлила глаза Лариска. По виду волшебника – бледное осунувшееся лицо, закрытые глаза, безвольно обмякшее тело – определить было невозможно.
– Заговорил, – быстро шепнула Наташа.
– Ну слава тебе!.. – всплеснула руками Серапея. – Ну слава!.. Боженьки мои… Слава…
– Так пользы-то! Он одно всё твердит! То смолкнет, то опять! – отчаяние зазвенело в голосе
– Что?
– "В реку, в реку, в реку" – и весь сказ!
– В реку?..
Синеусовны обменялись недоумёнными взглядами. Что – в реку? В какую реку? Разве у них тут поблизости реки имеются – ну кроме этой песочной ненормалии?
– Что он имеет в виду? – Лариска устремила на бабушку умоляющий взгляд. – Что значит – в реку? Кого – в реку?
Серапея потерянно заморгала. Откуда ей знать, что имел в виду их дока-маг?! Может, он вовсе бредит, и смысла в его словах – как молока в пустом горшке!
Две пары глаз, не мигая, смотрели на нее теперь, ожидая ее слов, точно голодающий – пирога. Но что хуже – она не чувствовала, она знала – скажи она теперь, что неведом ей смысл, и что делать, не знает – и сила, заставляющая девчонок держаться и действовать, исчезнет. И ждать ей прихода Кабыздохова с двумя убивающимися бестолковками на руках…
– Наташа. Жа О Ля Ля беги. И отшом ее. Шкажи, штобы немедля щюда шли. Бегом!!!
– Бегом шли?..
– Бегом беги, гвождь тебе в игольнитшу!
– Сейчас!!! – боярышня вскочила, подобрала подол, сорвалась места… но через несколько шагов остановилась.
– А зачем?
– Шкажи им… Шкажи им, что вще тела обяжательно должны быть шброшены в реку Текущих Пешков!
– Но кто будет…
– Щейчаш придут, кто будет! Беги!
Наташа помчалась так, словно за ней гналась белая женщина из истории Серапеи.
– А мы чего делать станем? – Лариска ревниво уставилась вслед уносящейся боярышне.
– У наш еще полбутыли желья ошталощь, – вздохнула Серапея и протянула внучке Наташин напёрсток.
– А поможет?
– Обяжательно. Их жижни теперь от наш жавищят. От тебя.
Даже одна убивающаяся бестолковка на руках в ее возрасте – это слишком. Особенно если самой больше всего на Белом Свете хочется теперь к ней присоединиться…
Шарканье нескольких десятков ног, скрип колёс, стук копыт и звон железа они услышали издалека.
– Кабыздохи идут! – испуганно выпрямилась Лариска. Пальцы, вцепившиеся мертвой хваткой в почти пустую бутыль, побелели. Зелье, пролитое из дрогнувшего напёрстка, потекло по щеке Чи Шо.
– Бежим! – Серапея махнула рукой в сторону переулка, из которого они атаковали караульных.
Лариска бросила отчаянный взгляд на бесчувственные тела… на темноту и безопасность… и шагнула к следующему оборотню.
– Сейчас.
– Да, щейчаш! Не копайщя!
– Если я побегу, – сквозь стиснутые – чтобы не стучали – зубы процедила Лариска, – у меня останутся неопоёнными еще пятеро.
– Да какая в пень горелый ражница! – старушка вцепилась внучке в плечо. – Вщё равно эта бурда не поможет!
– А
вот врать не надо, бабушка, – Лариска дернула плечом и перебежала к горожанину, застывшему у ног своей жены и дочки.– Я не щейчаш врала, я тогда!
– Никогда не надо, – рыкнула боярышня и поднесла к его губам наполненный напёрсток. – Пей! Их жизни теперь от нас зависят. От меня!
Когда остаток средства, помогавшего пока только от паники среди Синеусовишен, и то слабо, перекочевал в рот Чи Я, отряд Кабыздоховых вояк входил на площадь. Бежать поздно – они стояли почти у колодца, середина площади. Сдаваться? Чтобы добили?
Пока Лариска раздумывала, старушка толкнула ее – и боярышня, споткнувшись об Авдея-кучера, упала на его приятеля Наума. С тихим кряхтением Серапея прилегла рядом на расстеленную коневскую ливрею.
– Лежи тихо.
– Но Наум…
– Ешли ужнает, должен будет на тебе женитьщя, – хихикнула она и приложила палец к губам: – Шиш!
Изо всех сил жалея, что не упала на Авдея, или что Наум не был поупитанней, Лариска закрыла глаза и замерла. Но уши ее оставались как всегда настороже.
И без того нескорый шаг наёмного воинства замедлился вдвое при входе на площадь. Возбуждённое бормотание и возня, не сдвигавшиеся с места, подсказывали ей, что битвы за честь первыми приступить к осмотру поверженных противников не предвиделось.
– Ну же! Трусы! – визгливый голос Ка Бэ Даня заглушил нервный гул голосов. – Идите вперёд! Грузите эту падаль в возы, чтобы к утру ничего не осталось вонять в моём городе! Первый советник Хо! Распорядись же!
– Его превосходительство воевода Ка, да умножатся его славные победы до тысячи, приказал вам грузить падаль в возы, чтобы к утру ничего не осталось вонять в его городе!
– Но Белая Женщина…
– Уже ушла!
– А если нет?..
– Тогда трусов она утащит в могилу первыми!
Если советник рассчитывал этой сентенцией подтолкнуть своё войско к действию, то он ошибся. Эффект получился прямо противоположным.
– Вы все – трусы?! – взревел Ка скорее возмущённо, чем удивлённо. Раздался хрусткий шорох доставаемого из узких ножен тяжелого, нечасто используемого меча. Предприняв несколько попыток одолеть соединения оксида железа, воевода смачно сплюнул и яростно крякнул, скорее всего, засовывая меч обратно. И крякнул еще. И еще. И сплюнул снова. Похоже, оксиды побеждали и во втором раунде.
– Разрешите недостойному слуге вашего превосходительства принять на ответственное хранение ваш благородный меч, – пролился елеем голосок Хо Люя.
– Моего величества, пустоголовый болван!.. – рыкнул Ка.
– О, простите безмозглого раба вашего! – не посыпая пеплом голову только потому, что пепла не оказалось в пределах досягаемости, заголосил советник.
– …и сделай что-нибудь с другими болванами, пока мой гнев не перешёл все границы!
– Другие болваны! – возвысился голос Хо. – Кто из вас не хочет получить золотую монету за то, что первый ступит на площадь – пять шагов назад!