Хождение Восвояси
Шрифт:
– Ори-сан права. Это не какие-то дубинки, а дзё. Короткий боевой посох. Выбирайте.
Тут процесс пошел немного повеселее. Скоро Лёлька стояла, покручивая палку, как учил ее Ерофеич, не десятник, а сенсей, как выяснилось сейчас. И даже Ярик, вдохновившись простотой, огрел стойку. Но оттуда на плечи и ноги ему вывалилось полдесятка посохов, и разрушительский пыл мальчика приостыл.
– Ну сейчас-то мы начнем? – нетерпеливо спросила княжна.
– Начнем, – ободряюще улыбнувшись, Иканай приказал вернуть дзё на место и отправил их бегать по кругу. "Ну прямо всё как у нас", – кисло подумала Лёка, но жаловаться не стала, потому что знала, что бесполезно.
Ярослав схватился за бок круге на седьмом. Еще через круг он сказал, что больше не может
Когда Лёлька уже начала было размышлять, решили ли их в последний момент готовить к соревнованиям по бегу или к ускоренному отступлению, самурай подал сигнал остановиться. Но порадоваться, что вот сейчас начнется обучение приемам, она не успела. Прыгая, наклоняясь и отжимаясь радоваться очень сложно – особенно если поводов для радости нет. Меньше всего их было у Ярика, на первом же отжимании уткнувшегося носом в песок и не сумевшего встать.
После отдыха с перекусом они отбивали палками кожаные мячи, которыми обстреливал их вамаясец, метали их в цель, кидали друг другу, стараясь одновременно удержать в воздухе как можно больше штук, и снова бегали, после чего снова отдыхали, и опять Иканай принимался за процесс, названный Яриком "избиением младенцев"… Только под вечер он дал им знак взять дзё.
Поставив Ивановичей друг напротив друга, он объяснил, что к противнику надо испытывать уважение и благодарность.
– За что?! – представляя перед собой Шино-младшего, возмутился Ярослав.
– К противнику, которого не уважаешь, испытываешь презрение. Презирая, недооцениваешь. Недооценивая – проигрываешь, – проговорил Отоваро, пощипывая ус и улыбаясь. – А благодарность нужно испытывать ко всему, что делает тебя опытнее, сильнее и мудрее. Если кто-то научил тебя этому, значит, он твой учитель. А учителя нужно благодарить, Яри-тян.
– Спасибо, сенсей, – поклонился раскрасневшийся мальчик.
Самурай серьезно поклонился в ответ и продолжил урок.
Лёлька и не подозревала, что в Вамаяси, чтобы махать палкой, нужно было знать и соблюдать столько всего. И ладно, если бы это были просто правила безопасности – за какой ее конец браться и каким тыкать во врага. Но нет же! Оказывается, чтобы быть знатным бойцом в вамаясьском исполнении, надо было в первую очередь научиться держать осанку, потому что она формирует в человеке чувство собственного достоинства, и в поединке он проявляет смелость и напористость.
– …Говорят, что в поступках выражается душа человека, и наоборот: осанка меняет состояние души. Необходимо, чтобы у человека появилось чувство, что он как скала, о которую разбиваются волны, – говорил Отоваро, распрямляя и массируя детям плечи, так и норовившие ссутулиться после дневной нагрузки.
Лёлька распрямилась, как доска, и прислушалась к ощущениям. Хотелось сесть, есть и пить. И не обязательно именно в таком порядке.
Следующим новшеством для них стало положение ног. Аси-но камаэ, назвал его Иканай, и для княжичей стало изрядным сюрпризом, что, оказывается, они практиковали его сегодня, играя, почти час. За этим последовала стойка с незапоминающимся названием, похожим то ли на "чудак", то ли на "чемодан".
Убедившись, что его подопечные посох теперь держат правильно, руки на месте, и ноги полусогнуты [78] , Отоваро перешел ко взгляду. Взгляды, которые он получил в ответ, оказались для дзёдзюцу неподходящими, и Ивановичам пришлось объяснять, что взоры должны выражать не "ну когда же мы или начнем биться или пойдем отдыхать", а бдительность и наблюдательность.
– Глядя в глаза сопернику, одновременно надо охватывать взором его всего. "Взгляд на далекие горы" называется это в дзёдзюцу. По глазам можно понять намерения человека. Смотреть надо без волнения, предвзятости и расслабленности.
78
Хотя
от правильности или усталости, вопросом оставалось вторым.Ивановичи попрактиковались, заработав себе первые признаки астигматизма, осложненного косоглазием. Пряча улыбку в усы, Отоваро похвалил их – за старание пока, потому что больше было не за что – и перешел к финальному штриху. Первому удару – и крику.
– В голосе должна чувствоваться уверенность и смелость. Нанося удар, выкрикивайте, выдыхайте всеми легкими, кричите так, словно хотите напугать партнера. Понятно?
– Да, сенсей!
– А чего тут непонятного? Сенсей.
Первая попытка была почти успешной, если считать испуг не партнера, а сенсея.
Отняв руку от сердца, он сипловато откашлялся, прочистил уши, помотал головой, словно вытряхивая остатки крика, и проговорил:
– Я же сказал кричать, а не визжать, Ори-сан. Хотя как дополнительный способ запугивания соперника, и даже метод кратковременного его лишения соображения и ориентации в пространстве вполне годится. Впрочем, по отношению даже к самому неприятному противнику этот прием негуманен. Отрубить ему руку, ногу или голову – да. Но подвергать такому…
Лёлька покраснела [79] .
79
От гордости.
По возвращении в комнату их ждала еще одна хорошая новость, а вернее, Чаёку. При виде ребят – чумазых, усталых, пыльных, вспотевших, она вскочила и принялась охать и всплескивать руками, не забывая при этом командовать армией служанок, затаившихся в засаде в коридоре. В считанные минуты в покои даймё, как назывались их скромные апартаменты среди прислуги, были притащены две огромных деревянных бадьи фуро и множество бадеек поменьше с холодной водой. Когда фуро наполнились, дайёнкю поводила руками над обоими, протарахтела что-то вроде "гори-гори ясно, температура кипения минус сорок, криббле-краббле-круббль", и от холодных еще минуту назад поверхностей ударил пар. Ойкнув, что перестаралась, девушка набросала в воду трав из мешочка у пояса, скомандовала разбавить кипяток холодненькой [80] – и ванны были готовы.
80
Похоже, урок, когда надо использовать магию, а когда – ведро с холодной водой, преподавали и в Вамаяси.
После помывки их ждал ужин – рис с рыбой, тушеной в соевом соусе – и мягкая постель.
За ужином Чаёку без умолку расспрашивала их о том, как прошел первый день тренировок, и удивлялась, как вместо трех дней Ярик сумел поправиться всего за сутки. Ярик отвечал охотно, но Лёлька после вчерашних событий не могла себя пересилить. Было видно, что дайёнкю заметила это с самого начала, но надеялась, что всё обойдется. Видя под конец вечера, что не обходится, не объезжается и даже не обползается, она замолчала на полуслове и потупилась.
– Ори-сан. Яри-сан. Я не должна так говорить… – прошептала она, вцепившись в какой-то амулет, незаметный под слоями кимоно. – Но отец не мог поступить иначе. Он… Ему не нравится, что происходит… Но он должен действовать и говорить так, как действует и говорит.
– Гири? – кисло усмехнулась Лёлька.
– Да. Интересы клана, группы выше интересов одного человека, и даже нескольких. Отец очень сожалеет. Он испытывает к вам самые теплые чувства… я вижу… и он сам так говорил… но…
– Сострадание в его глазах, когда он будет резать нас на куски, чтобы досадить Адалету, нас очень успокоит и приободрит, – беспощадно кивнула девочка. Как вспыхнули щеки дайёнкю, было видно даже под пудрой. Запудрить же бледность Яра никакой пудре было не под силу.