Хозяева океана

Этот путь потребовал бы много времени, которое Тропинин терять не желал, поэтому он воспользовался концертом в «Олимпе», куда собиралась прийти большая часть интересующих его людей.

На настоящий оркестр в Виктории всё ещё не находилось достаточно приличных музыкантов, но струнный квартет достойного уровня собрать все же удалось и первое его появление на публике как раз намечался на ближайшие выходные. Исполнять предполагалось русские квартеты Гайдна. И разумеется, важные люди пропустить такое событие не могли, даже если не слишком разбирались в музыке.

В другое время и Алексей Петрович и его жена Елена получили бы удовольствие от вечера. Но желание переговорить с коллегами вынудило Тропинина отступить от клубных традиций. Не посвящая подробно в планы, он попросил Галину Ивановну устроить встречу с членами Правления, что называется «за кулисами», и она нехотя согласилась помочь.

Клуб «Олимп» имел большой зал под атриумом и несколько небольших залов с хорошей акустикой по сторонам. Большой зал мог вместить сотню-полторы зрителей, а смежные помещения не больше двадцати-тридцати.

До сих пор под стеклянной крышей исполняли песни а капелла, читали стихи, главы из романов, играли на отдельных инструментах. Квартет исполнялся впервые, что придавало особое торжество вечеру. Может быть в Виктории обитали не самые лучшие исполнители, может быть, играли они не на самых лучших инструментах, однако, для столь удаленной от центра Европы территории даже такое музицирование выглядело настоящим чудом.

Гриша хотя и не умел играть ни на чём, обладал превосходным слухом. Духовой оркестр, что часто исполнял на Поляне или в парках вальсы и марши он слышал как набор инструментов, многие из которых фальшивили, играли невпопад. Сейчас же четыре партии сливались в единый поток и это звучало сказочно. Молодые люди (трое парней и одна девушка), отыграли первую часть просто отлично.

После этого Галина Ивановна объявила перерыв (или антракт, говоря концертным языком). Зрителей пригласили в соседнее помещение с напитками и легкими закусками, где они делились впечатлениями и поздравляли с дебютом учителя музыки Якоба Рауха. И вот слуги стали по одному, вежливо отзывать нужных людей в соседнюю комнату. Где их уже поджидал Тропинин.

— Прошу прощения, господа и дамы, — сообщил он. — Но дело важное. С прибытием шхуны «Незевай» мы уточнили обстановку и теперь можем быть уверены, что Российская Империя и Испания находятся в состоянии войны. Вопрос, что мы предпримем со своей стороны?

— Мы? — удивился Яков Семенович Рытов. — Российская империя воюет с Испанской, что нам до этого?

Гриша знал, что Яшка Дальнобойщик, как прозвали его в Виктории, родился в Сибири, в семье купца и охотника за пушниной. Однако в отличие от Алексея Петровича никакой тоски по прежней родине он не испытывал.

— Мы могли бы воспользоваться случаем, чтобы поддержать Россию, а заодно заявить о независимости. Ведь формально наши земли пока считают испанскими. Вот вам хороший повод.

— Хороший повод, чтобы наши земли стали считать российскими, — возразила Галина Ивановна.

— Мы могли бы отодвинуть испанцев хотя бы от залива Сан-Франциско, — предложил Тропинин. — Пусть мы контролируем пролив, хуаны умудрились выйти к Заливу по суше и теперь торчат, как заноза в заднице.

— Не преувеличивайте, — отмахнулась Галина Ивановна. — Нашей заднице ничего не угрожает. От испанского поселения и пары крепостей никакого урона.

Пег Аткинсон пожал плечами. Обычно он поддерживал любое предложение Тропинина, но тут засомневался.

Заседание пошло явно не так, как рассчитывал Алексей Петрович. Во всяком случае Гриша впервые имел возможность наблюдать, как довольный, если не сказать самодовольный, вид улетучивается с лица его начальника.

— Как сказать, — произнёс Тропинин уже без прежнего задора. — Было бы спокойнее, если бы Залив стал нашим Внутренним морем.

— В любом случае, это не повод ввергать нас в войну, — сказала Галина Ивановна. — Война пожирает деньги и людей. А у нас нет избытка ни того, ни другого. Ещё Иван завещал не ввязываться ни в какие войны, исключая лишь оборонительные.

— Но это и будет оборонительная, — заметил Тропинин.

В его глазах вновь блеснул огонек.

— Это еще почему? — Галина Ивановна уперла руки в бока.

— Они напали на наш корабль! Даже на два корабля! На «Бланку», и на «Незевай»

— Оба они, однако, ушли невредимыми, — сказала Галина Ивановна. — Насколько мы помним, все погибшие на «Бланке» скончались от желтой лихорадки.

— Это так, но огонь открыли испанцы!

— Мы так и не разобрались, что послужило причиной, — напомнил Афанасий Титыч. — Лихорадка, каучо, нарушение законов и уложений…

— Причина не отменяет факт нападения! — отстаивал точку зрения Тропинин.

— Не вы ли, Алексей Петрович, говорили, что только оставаясь в стороне от войн европейских держав, Америка сможет развиваться? — нажала на него Галина Ивановна.

— Говорил.

— Ну вот. К тому же мы как бы смирились с тем, что испанцы считают наши земли своими. Такой мы разработали стратегию, если вы помните. И её придерживается наш дипломатический агент в Лондоне. И если мы сейчас вступив в неизведанные воды, то можем пустить пузыри.

— Наша стратегия предполагает, что мы будем отвечать ударом на удар, чтобы не вводить другие страны в искушение легкой добычи. Складчина своих не бросает!

— «Незевай» вполне справился с этим, — парировала Галина Ивановна.

Во всем мире, во всяком случае во всем известном Грише мире, нашлось бы, наверное, не более полудюжины людей, которые могли спорить с Алексеем Петровичем до хрипоты, отстаивая своё видение проблемы. Несогласных имелось, конечно же, куда больше, но обычно они уклонялись от прямого столкновения, хотя и оставались при своём мнении. Они могли запросто проголосовать против предложений Тропинина. Особенно при тайном голосовании. А вот тех, кто мог драться за каждое слово, нашлось бы не больше полудюжины. И среди них Галина Ивановна Эмонтай занимала особое место.

Во-первых, она была воспитанницей Ивана Американца, а значит переняла от него понимание того, как должна развиваться молодая страна. Имея за плечами такого учителя, она не боялась, что её слова воспримут, как отсебятину или блажь. Во-вторых, она воспитывалась в довольно свободных нравах, авторитетов не признавала. Да и сама по себе, уродилась не промах. Если сравнить с Варварой, которая росла в тех же самых условиях, Галина отличалась характером бойца.

Гриша сомневался, что в какой-либо ещё стране обычная женщина, то есть если она не являлась царицей или любовницей монарха, могла иметь такое влияния на общество. Во всяком случае ничего похожего он не встречал ни в европейских газетах, ни в книгах.