Хозяйка старой пасеки 2

Да я и была сейчас девчонкой, впервые выбравшейся не то что из города — из дома!

Миновав луг, мы въехали в березовую рощу. Ветерок перебирал листву, еще не успевшую потускнеть, солнце отбрасывало кружевные тени. Где-то в вышине заливался жаворонок. Нелидов, обернувшись, что-то сказал Гришину, и, когда коляска выкатилась из леса, мы свернули в сторону, протряслись по бревенчатому мостику через ручей и выехали на луг, пестреющий разнотравьем. Напряжение, все еще остававшееся в груди, понемногу отпускало при виде красоты, простиравшейся вокруг.

— Здесь должны были быть пахотные земли, — сказал Нелидов. — С одной стороны, это хорошо, пусть отдохнет. С другой…

— С другой — это недополученные деньги, — кивнула я. — Их хотя бы скосят на сено?

— Как вы распорядитесь, — пожал плечами он.

Я подобралась. Одна часть меня продолжала любоваться пейзажем. Вторая начала хладнокровно высчитывать. Пчелы во время медосбора улетают на три-пять километров от улья. И, если уж на эти земли не хватает рабочих рук, а может, и посевного зерна, значит, нужно засеять их медоносами. После того, как отцветет липа, пчелам тоже нужно будет что-то собирать. Скажем, огуречную траву, которая будет цвести до сентября. Белый донник — если его подкашивать, тоже будет цвести до осени. Гречиху — она даже успеет вызреть. Горчицу — заодно и обогатит почву. А может, даже и ваточник, если здесь его, как и в нашем мире, используют для набивки мебели или изготовления веревок.

— Сергей Семенович, скажите, сможем ли мы нанять мужиков, чтобы сделать вот что…

Я стала излагать Нелидову свои идеи.

Но чем дальше я объясняла, тем круглее становились глаза управляющего, да и Стрельцов так наклонился в нашу сторону, что я начала опасаться, как бы он не упал с коня.

Что опять неладно?

Глядя на их ошалелые лица, я стала сбиваться и наконец совсем заткнулась, от греха подальше. Неужели то, что было известно мне практически с детства, здесь — космические технологии? Пока я соображала, как бы аккуратней об этом разузнать, Нелидов спросил:

— Глафира Андреевна, откуда у вас такие познания? Конечно, мне в университете рассказывали о том, что в Данелаге некий Тауншенд, прозванный Турнепсом… — Он осекся. — Простите, это вряд ли вам интересно. Словом, что некоторые земледельцы в Данелаге предлагали засевать горчицу, чтобы очистить поле от сорняков перед пшеницей, и результаты у них были прекрасные, но…

— Но барышень не учат в университетах? — Я улыбнулась, старательно скрывая раздражение. — Однако не только данелагские земледельцы наблюдательны. Болотов писал об этом в своей «Деревенской книге».

Глаза Нелидова стали еще круглее.

— В самом деле? В Рутении тоже…

— В Рутении тоже, — проворчала я. — И у нас умных и наблюдательных хватает, только их слышат хуже.

— Вы позволите мне почитать эту книгу?

Кто меня за язык тянул, спрашивается?

— Папенькина библиотека в вашем распоряжении, Сергей Семенович. Но я не поручусь, что книга еще там, учитывая отношение моей покойной опекунши к хозяйствованию. Сами видите. — Я обвела горизонт. — Жаль, что я раньше не взяла дело в свои руки.

— Если бы вы могли сами заниматься делами, вам бы не понадобилась опека, — вмешался Стрельцов.

А не ты ли, вот буквально пару дней назад…

— Да, я сам не так давно упрекал вас в небрежении хозяйством, — словно прочитал мои мысли он. — И должен извиниться за это.

На душе отчего-то потеплело, будто мне действительно было не все равно, что он обо мне думает.

— Не стоит, Кирилл Аркадьевич. Вы сделали вывод на основе неполной картины, такое время от времени случается со всеми.

— Например, со мной. — Нелидов покачал головой. — Будет мне урок. Я нанимался к прелестной барышне, а обнаружил хозяйку, чьи познания превосходят мои.

При словах «прелестная барышня» Варенька надулась, а Стрельцов ехидно заметил:

— Если бы Глафира Андреевна судила исключительно по возрасту и внешности, едва ли бы вы получили это место.

— Согласен, ваше сиятельство. Мне остается только порадоваться, что моя нанимательница оказалась мудрее меня.

— Как приятно наблюдать взаимное восхищение, — прошипела Варенька.

Нелидов улыбнулся ей.

— Вы правы, ваше сиятельство. Действительно приятно видеть, когда люди ценят познания друг друга. И, если говорить о прелестных особах с незаурядными способностями, вы дадите фору любой известной мне даме в том, что касается рыбалки. Я видел ваш утренний улов.

— Кажется, вы слишком увлечены чужими успехами, Сергей Семенович, — сказал Стрельцов таким тоном, что даже я поежилась и на миг почувствовала себя виноватой невесть в чем.

Нелидов проигнорировал этот выпад. Повернулся ко мне.

— Что касается ваших предложений, Глафира Андреевна. Вы хотите все, что осталось под паром, засеять упомянутыми вами травами?

— Нет, это было бы неразумно.

У меня не так много пчел, чтобы с уверенностью рассчитывать только на мед. Да и вообще, не стоит складывать все яйца в одну корзину.

Насколько я успела изучить, мне принадлежала тысяча десятин земли. Треть из них занято лесом, очень ценным ресурсом по местным меркам. Рутения живет лесом — это не только дома, дрова и уголь для доменных печей. Без леса не будет промышленности: деготь, скипидар, смолу получают из древесины. Из золы — поташ, без которого не будет мыла, стекла и пороха. Это не говоря о дичи и пушнине, да и о диком меде.

Кстати, надо бы мне познакомиться с лесничим да как-то проверить, не пускает ли он соседей рубить «бесхозный» лес. Заодно обследовать все. Где стоит проредить лес, удаляя старые и больные деревья, где, наоборот, запретить вырубку, а может, и начать засаживать. И, возможно, уже сейчас пора закладывать питомник для выращивания саженцев.

Голова кругом идет, честное слово!

Я тут же велела Гришину остановиться, Нелидову — записать все это, чтобы не надеяться на девичью память. И пожалела, что у меня нет фотоаппарата — запечатлеть выражения лиц управляющего, исправника и землемера. Да и спина Гришина оказалась очень выразительной.

— Вы действительно собираетесь сажать то, что и так прекрасно растет? — спросил Стрельцов.

— Прекрасно? Первые деревья на месте вырубки появятся минимум через пять лет. Полностью свою структуру лес восстановит — если вообще восстановит — через сто двадцать лет. Я имею в виду не молодой березняк или осинник, а ценные породы вроде сосны или дуба. Если я хочу, чтобы мои дети не остались посреди рукотворной пустыни, восстанавливать вырубленное нужно немедленно. К тому же, высаживая, можно сразу думать о нужной структуре леса.