Хозяйка старой пасеки 2

Ладно, Нелидов человек здравомыслящий, потом извинюсь.

— Сергей Семенович, позвольте представить вам Савву Петровича, купца. Анастасия Павловна очень лестно о нем отзывается.

Медведев низко поклонился.

— Савва Петрович, это Сергей Семенович, мой управляющий, без которого я как без рук.

Нелидов кивнул. Купец встретился взглядом с Варенькой, поклонился и ей, та чуть склонила голову. Кажется, я все сделала правильно.

Переходить к делу с первой же фразы считалось неприличным, беседа потекла неторопливо и плавно. Поговорили о торговых делах. Медведев не хвастался крупными сделками, как это водится среди адептов успешного успеха, но и не прибеднялся, рассказывал спокойно и с достоинством. Как возит зимой мороженую рыбу с северных рек. Как радуется лету, потому что можно работать недалеко от семьи: собирать по уезду сперва ягоды, потом овощи, мед, грибы и яблоки, поздней осенью — соленья и заготовки, которые держит в погребах до второй половины зимы, когда их можно продать подороже. Обсудили урожай лесных ягод. Поговорили о том, что большие города летом обычно пустеют, потому что господа разъезжаются в свои имения да на дачи, но Большие Комары в этом отношении — город особенный. Императрица вместе с двором переезжает в летний дворец, и поднимается спрос на дорогие вина и редкие лакомства. Или на такие обыденные мелочи, как, скажем, банные веники. Не будут же слуги высоких господ сами бродить по окрестным лесам!

Акулька принесла травяной чай, стрельнув в гостя любопытным взглядом. Я разлила его. Купец взял чашку с поклоном.

— Знатный сбор; маменька ваша тоже, говорят, так в травах разбиралась, что никакого хатайского чая не надо было, — сказал он. — Но те сборы я не имел чести попробовать. А вот медок вашего батюшки, светлая ему память, помню, знатный был медок, белый да душистый.

— Светлая память, — согласилась я. — При батюшке все по-другому было.

— И то правда. Не в обиду тетушке вашей покойной будь сказано, при батюшке все на широкую ногу было поставлено. И дом полон дворни, и во дворе работников полно. А тетушка ваша всех разогнала. Ну да не мне судить, наверняка были у нее причины.

— Были, — подтвердила я. — Но я надеюсь, что скоро все изменится.

— Дай-то бог. — Он пригубил из чашки. — Слыхал я, Глафира Андреевна, что вы батюшкино дело восстанавливать взялись?

— Взялась. И надеюсь, что вы будете с такой же охотой покупать мой мед, как и батюшкин.

— Это уж завсегда с нашим удовольствием. Однако до большого сбора, как липа отцветет, еще полтора месяца. Тогда и приеду, если у вас будет что предложить.

— Возможно, у меня появится мед и раньше.

После пересадки пчел в улей в колоде останутся соты. Конечно, те, что с расплодом, я прицеплю на рамки, как уже делала, чтобы семья была сильнее. Но медовые я переносить не собиралась — проще дать пчелам подкормку из стоявшего на кухне старого меда. Тем более что он мне не нравился. Нет, он не прокис, не заплесневел, только засахарился. Но по моим меркам в нем было слишком много примесей. Кусочков воска, прополиса, а уж после того, как я выковыряла из него мумию пчелы, я отставила горшок в погреб, решив пустить этот мед на подкормку.

— Неужто вы перед самым медосбором собрались пчел закуривать? — удивился купец. — От слабых семей много меда, конечно, не получить, но все прибыток.

— Закуривать? — переспросила я.

Медведев ошарашенно посмотрел на меня, потом расплылся в улыбке.

— Должно быть, батюшка вас от этого берег, ежели вы пчелок любите. Оно, конечно, божьи твари, труженицы. У него самого рука не поднималась, я с серником приезжал.

— Расскажите, — попросила я. — Возможно, батюшка, делясь со мной, что-то упустил, а может, и вправду меня щадил.

— Как оно обычно бывает. Ежели колода потолковей сделана, из нескольких венцов, с должеей…

Я отметила себе незнакомое слово, но переспрашивать не стала: и без того, похоже, вопрос о закуривании был лишним.

— … да с задвижкой, тогда умный пасечник, вроде вашего батюшки, по весне, когда пчелы перезимовали, должею открывает и сам вырезает медовые соты, светлые да чистые.

— Такой мед самый дорогой, — негромко заметил Нелидов.

— Да, его только богатые господа берут. А ежели долбленки простые, тогда и выбора у пасечника особо нет. По осени продает по весу на пень.

— За пень, а не за пуд меда, — так же негромко пояснил управляющий. — С одной стороны, это дешевле, с другой — и переработка лежит на покупателе.

— А раз пчелки мед свой добром не отдают — да и мы бы на их месте не отдали, чего греха таить — их серным дымом закуривают.

— Варварство какое! — возмутилась я.

— Видать, потому батюшка с вами этим и не делился, — сказал купец. — Он мне по осени обычно самые слабые семьи отдавал, которые все равно зиму не переживут. И то не смотрел, мне казалось — вот-вот заплачет, как ребенок.

23

Да я бы и сама заплакала, глядя, как травят серой пчел. Слабую семью можно укрепить, соединив с другой, а не губить. С другой стороны, холят же в деревне и поросят, и птицу…

— Вот из таких дуплянок битый мед, конечно, совсем не по той цене идет, что светлый, — закончил Медведев.

Я едва не спросила, почему битый, Нелидов успел подсказать мне первым:

— Все содержимое улья перекладывают в бочку, соты уминают палками. Мед вытекает, а остатки сот купцы потом на воскобойни продают.

Теперь понятно, откуда в моем меде столько примесей.

— Истинно так, Сергей Семенович, — кивнул купец.

— Нет, закуривать пчел я не буду, — решительно заявила я. — И мед для вас у меня через неделю найдется не битый. Сколько-то в запечатанных сотах, а сколько-то и обычного. Не могу обещать, что весь будет светлый, какой вы больше всего цените. Но чистый, без дохлых пчел.

— А парочку-то можно и подкинуть, — усмехнулся в бороду купец.

— Зачем? — оторопела я.

— О прошлом годе слух прошел, будто в Иберии научились из тростниковой патоки мед варить, там-то она дешева. Так некоторые господа, ежели дохлой пчелы в меде не было, кричали, что подделка. Хотя, между нами, зачем в мед дорогую в наших краях патоку подмешивать, когда можно мел или опилки насыпать.

Меня передернуло. Медведев заметил мою реакцию.

— Уважаемые люди, конечно, так не делают. А шелупонь всякая на многое горазда. Ну да от вас я подвоха не жду.

— Подвоха и не будет, — заверила его я. — Я своих пчел собираюсь пересаживать в ульи моей собственной конструкции. А тот мед, что они успели собрать, отдам по ценам, которые вы батюшке моему платили.

— Бог в помощь с вашими новыми ульями. Сейчас спрашивать не буду, чтобы не сглазить, но, надеюсь, потом покажете и расскажете.

Я кивнула.

— А что до цен… Глафира Андреевна, батюшки-то вашего мед я сам видел и пробовал не один год. А ваш, уж простите, оценивать не доводилось.

— Мед-то у меня такой же, только я пчел убивать не собираюсь. Но и сомнения ваши мне понятны. Приезжайте через неделю, оцените сами, но думаю, что разочарованным вы не останетесь.

— А воск у вас найдется? Ежели свечи, как я у батюшки вашего покупал, так еще лучше. Воск я беру по тридцать отрубов за пуд, а за свечи и поболе дам.