Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга четвертая. Урарту

Ночью Бальтазар тайными путями покинул дом, проник во дворец царя, добрался до резиденции Арад-бел-ита.

Набу-шур-уцур уже ждал его вместе с Хатрасом около входа.

— Вывезешь его из дворца так, чтобы никто не видел. Шумун будет у Шели после полудня.

— Ступай, я догоню тебя, — приказал Бальтазар скифу, желая остаться с Набу наедине.

Хатрас равнодушно посмотрел на Бальтазара, но даже не подумал подчиниться.

— Иди, иди, — ласково произнес молочный брат принца, по-дружески похлопав скифа по плечу.

Только тогда Хатрас не спеша шагнул вперед, через какое-то время он скрылся в сумерках.

— Тебе надо помнить, что это не человек, — провожая его взглядом, сказал Набу. — Это дикий волк. Приручить его не удастся. Будь с ним осторожен.

— Что мне делать с ним после того, как он станет не нужен?

— А кто тебе сказал, что он станет не нужен? Арад-бел-ит говорил с ним два часа на его родном языке. О чем — даже я не знаю. Ты должен просто забыть о его существовании. Тем более, что для всех Шумуна убьет Арица.

О том, что Арица ничего не знает ни о Шумуне, ни о Шели, Бальтазар говорить не стал.

***

На следующий день по случаю праздника в честь рождения Ашшур-аха-иддина, соправителя царя Син-аххе-риба, на площадях, прилегавших ко дворцу принца, были расставлены столы с яствами и напитками. Доступ — всем желающим. Многочисленных гостей, заполонивших улицы, встречали царица Закуту, обе жены ее сына, Набу-дини-эпиша, наместник Ниневии. Царский глашатай возвещал многие лета принцу Ашшуру и его родителям, благодарил богов за крепкое здоровье и мир в семье, за силы, данные для покорения взбунтовавшейся нечисти, за ясное небо в этот праздничный день, за обильный урожай, что принесет это лето Ассирии…

Син-аххе-риб с самого начала не собирался появляться на людях в день рождения сына. Ведь это означало бы, что отец им доволен, а это было не так. С другой стороны, дабы не вызвать лишних кривотолков, двор намеренно распространил слух, будто царь занемог, и это легко объясняло его отсутствие на празднике.

О том, что будет именно так, Шумун знал заранее, и поэтому не сомневался: сможет вырваться из дворца к своей Шели.

Он и забыл, когда с такой тщательностью готовился к выходу в город.

Надел льняную темно-фиолетового цвета рубаху-юбку, доходящую до самых лодыжек, подобрал подходящую случаю широкую и длинную перевязь, украшенную бахромой. Из-за жары отказался от доспехов, однако не забыл о кинжале. Волосы подвязал широкой лентой с золотыми бляхами. Обулся в легкие сандалии, ремнями перехватил икры, посмотрел на себя со стороны — ему все нравилось.

Покинув дворец, он сразу направился к Шели. Каково же было его разочарование, когда выяснилось, что мастерская закрыта, а хозяйки поблизости нет!

Оставалась призрачная надежда найти ее на празднике, хотя, наверное, легче было, отыскать перстень на морском дне. И все-таки Шумуну повезло: он почти сразу увидел Диялу и Ани. Подойти ближе он не решился, чтобы не обнаружить себя, и поэтому стал наблюдать за ними издали. Если они здесь, то рано или поздно тут появится и Шели. А еще ему казалось, что они обе чем-то озабочены. Дияла выглядела сердитой, Ани — заплаканной.

Откуда он мог знать, что это его отношения с Шели были всему причиной.

— У тебя повредился рассудок! — возмущалась Дияла, услышав, что Ани обвиняет ее в связи с Бальтазаром.

— Тогда зачем ему понадобилось стравливать твоих братьев и Шумуна?

— Знать бы… А давай-ка спросим об этом Шели! Почему-то мне кажется, что ей об этом известно больше, чем нам.

— И где мы ее найдем?

— В мастерской, она должна сейчас встречаться там с продавцом краски, которого угораздило приехать в такой день в Ниневию.

Однако уйти с площади оказалось не так-то просто. Толпа захватила молодых женщин в водоворот и отнесла их к центру площади, поближе к столам и царственным особам. Шумун, возвышавшийся посреди этого человеческого моря, точно скала, вдруг понял, что подруги Шели не собираются покидать праздник и едва ли пересекутся с его возлюбленной. Тогда он решил еще раз проверить мастерскую.

На этот раз калитка была открыта. Шумун прислушался к голосам, доносившимся из дальней комнаты, обернулся через плечо на опустевшую улицу и решительно вошел во двор.

— Шели! — позвал он — и удивился, как в окружающей тишине громко прозвучали его слова.

Но вдруг услышал знакомый и такой родной ему голос:

— Я здесь милый, здесь! — весело откликнулась она, выглядывая из дома.

— Кто там с тобой?

Он был уверен, что ни слуг, ни рабов в доме в этот день не будет.

— Орти, торговец краской из Ниппура. И, кажется, он хочет меня ограбить, — пошутила Шели.

— Да как он смеет! Хочет нагреть руки на твоей неопытности?! — подыграл ей возлюбленный.

Затем в дверном проеме показался испуганно моргавший Орти. Меньше всего пожилой плотный вавилонянин с черной, явно крашеной бородой, хотел бы сейчас ссориться с таким важным заступником.

— Ты же сделаешь скидку нашей хозяйке в честь великого праздника? — надавил на него Шумун.

— Конечно, конечно, а как иначе в такой день…

Шели, довольная, что все разрешилось так быстро, а главное — в ее пользу, немедленно отсчитала красильщику нужное количество серебра, сказала, что будет ждать его к осени и, прощаясь, взяла с него слово не таить на нее обиды.

— Пойду разгружу мулов, да поеду, дорога дальняя. Хочу до темноты добраться до Калху, — прощаясь с хозяйкой, сказал он.

Шели удивилась:

— А где же твои слуги?

— Да вот хотел сэкономить. Мой караванщик теперь берет плату за каждого человека, которого я веду с собой. В этот раз товара было немного, я и решил отказаться от лишних трат.

Шели стало стыдно за свою уловку, — она знала, что у Орти семья, куча дочерей, и он не всегда сводит концы с концами, — но и возвращаться к той цене, что просил с нее торговец, тоже не хотелось. Молодая женщина наклонилась к его уху и прошептала: «Осенью заплачу, как просил».

Орти благодарно посмотрел на нее и пошел на задний двор, к оставленным без присмотра мулам.

Шумун тут же сгреб Шели в охапку, принялся целовать ее в шею и щеки, лоб и губы.

— Соскучился по тебе, — шептал он, едва сдерживая желание.