Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга четвертая. Урарту
Шрифт:
***
Отношения между Закуту и Син-аххе-рибом переживали не лучшие времена.
Виделись супруги совсем редко. Раз или два в неделю в Ниневию наведывались послы из далеких и ближних стран, и тогда царь непременно посылал за царицей, желая показать гостям, что Ассирия живет в процветании и благоденствии, а в его семье царят мир и покой. При иноземцах Син-аххе-риб был приветлив с Закуту, не отпускал ее руку, но по окончании приема становился чужим. Иногда царь мог часами говорить о государственных делах с Таб-цили-Мардуком или слушать мудрые советы Набу-аххе-риба, который в отсутствие Адад-шум-уцура присматривал за здоровьем владыки. И все
Впрочем, во всем остальном ее статус не пошатнулся. И двор, и жречество, и наместники по-прежнему видели в ней великую царицу, влияющую на судьбы этого мира.
Сегодня она принимала у себя купцов из Палестины. Подарки из их рук брала служанка. Колье, ожерелья и перстни покоились на мягких подушечках из черной как ночь ткани. Мельком взглянув на украшения, царица улыбалась, благодарила евреев за заботу, спокойно слушала лесть, не торопила. Когда же купцы перешли к просьбам, поманила того, что стоял впереди всех, благосклонно показала на скамеечку у своих ног.
Толстый пучеглазый горбоносый старик поспешно сел, шумно вздохнул, томно заговорил:
— Нам ведь совсем немного надо — чтобы Эгиби перестал требовать с нас непомерные проценты, или позволить нам посадить в Ниневии, Калху, Ашшуре, Арбеллах и Аррапхе своих тамкаров, с которыми мы могли бы вести дела ради всеобщего блага.
— И кто или что мешает это сделать сегодня, без моей поддержки?
— Наместники, — с этими словами проситель, нарушая все правила, стал осторожно доставать из-за пояса еще один подарок, который он хотел вручить царице лично. Стражники попытались ему воспрепятствовать, но Закуту остановила их взмахом руки.
Старый еврей, держа на своей потной ладони деревянный ящичек, бережно открыл его. Внутри лежало колье с массивным камнем чистого зеленого цвета.
— Моя царица! Чтобы найти для тебя этот заргун23, мне пришлось обойти полмира. Второго такого нет ни в Палестине, ни в Египте, ни в Ассирии. Это символ истиной власти, мудрости и силы.
Закуту, взглянув на колье, не смогла отвести от него глаз. Старый хитрец знал, как и чем, а главное — когда нанести главный удар.
— Я поговорю с Эгиби.
Она взяла подарок и хотела еще налюбоваться им сполна, но служанка, наклонившись к ее уху, доложила о просьбе кравчего принять его.
— Передай, что я слишком занята, чтобы уделить ему время, — раздраженно ответила Закуту.
— Он просил сказать, что дело касается горной форели, — опасливо добавила служанка.
Закуту побледнела, сверкнула глазами, заставив бедную девушку задрожать от страха, и неожиданно поддалась, что с ней бывало крайне редко:
— Зови его немедленно.
Купцам было приказано удалиться. Страже — охранять снаружи. Закуту не доверяла никому. Даже служанке, которая привела Ашшур-дур-панию:
— Сходи к Набу-аххе-рибу и передай, что я буду ждать его в своем саду, как только начнет темнеть.
Оставшись с кравчим наедине, Закуту спросила:
— Ты, наверное, совсем из ума выжил — передавать подобные слова через служанку?
— Не гневайся, моя госпожа. Иначе ты бы не приняла меня, а дело срочное. Саси схвачен, и, возможно, его уже допрашивает Арад-бел-ит.
— Как это могло случиться? Ты ведь уверял меня, что
он в безопасности и нам ничего не угрожает.Когда год назад Ашшур-дур-пания сообщил ей об исчезновении всех доказательств относительно участия Саси в деле, связанном со смертью наследника Арад-бел-ита, Закуту с облегчением вздохнула и поверила, что эта тайна так и останется тайной. В замысел были посвящены всего несколько человек. Царица была его душой и сердцем, Набу-аххе-риб — мозгом, Ашшур-дур-пания — глазами и ушами, и только Саси пришлось замарать при этом руки. И это могло его выдать. С каким удовольствием она избавилась бы от такого свидетеля, если б не уверенность, что раббилум предвидел этот шаг и обезопасил себя! Оставалось лишь надеяться, что все позади… И вдруг этот гнойник прорвало.
— Это все дело рук Мар-Зайи, — вынужден был признать Ашшур-дур-пания. — Уж не знаю, как он выяснил, где скрывался наш раббилум, но два дня назад его привезли в Ниневию и отдали в руки палачам.
— Мар-Зайя?! Сколько раз ты обещал мне, что его дни сочтены?! — взвизгнула Закуту.
— Мои люди уже дважды пытались его убить, и каждый раз он уходил от смерти, словно его берегут сами боги. Но сейчас не время горевать о прошлом. Я знаю, как нам спастись, — почтительно, но и с металлом в голосе произнес кравчий.
Закуту переборола свою гордыню и примирительно сказала:
— Ну же… Ты не смеешь обижаться на свою госпожу. Ты знаешь, как я тебя ценю…
Ашшур-дур-пания с каменным лицом смотрел на нее. Сейчас царица была полностью в его власти, и он хотел насладиться этим моментом до конца. Это доставляло ему немыслимое удовольствие.
А царица уже сдалась окончательно. Ее голос дрожал:
— Говори.
— Бальтазар попытается закрыть рот Саси раньше, чем тот успеет заговорить. Однако надежд на это немного. Он предложил другой выход.
— Ты рассказал ему все? — поморщилась Закуту.
— Пришлось… У реки, где ловили форель для Шарукины, всего три или четыре селения. Они небольшие, по два-три десятка человек в каждом. Их придется сжечь. В Маннее у Бальтазара живет знакомый купец по имени Шабаб. Он все и сделает. Отряд у него для этого достаточно большой — справится без труда. И тогда что бы Саси ни сказал, у Арад-бел-ита не будет никаких доказательств его словам.
Закуту улыбнулась. Тучи рассеивались.
— Ты предугадываешь все мои желания… Не знаешь, как мне вернуть благосклонность мужа?
Это прозвучало как невинная шутка, но Ашшур-дур-панию она покоробила. Неужели царица снова начнет подводить его к самому страшному — склонять к убийству царя.
Впервые Закуту заговорила об этом, когда Син-аххе-риб выразил недовольство их сыном, неспособным навести порядок в Табале. Казалось, кому, как не царскому кравчему, она могла доверить эту непростую задачу; ему не составило бы труда привести приговор в исполнение. Но Ашшур-дур-пания неожиданно воспротивился желанию царицы, проявив завидное упорство. Он вдруг вспомнил о долге и чести, о том, что многим обязан царю, как его чтит, что будет проклят и изгнан из Ассирии, несмотря на самое высокое покровительство. Закуту, поразмыслив, поняла, что стояло за этими высокопарными фразами: ни Арад-бел-ит, ни Ашшур-аха-иддин никогда не простили бы убийцу своего отца, об этом она как-то не подумала. Но чем дольше продолжалась война в далеком Табале, чем меньше успехов было у ее сына и чем сильнее гневался Син-аххе-риб, тем настойчивее становилась царица в своем стремлении избавиться от мужа, встав на путь заговора. На этот раз Закуту решила избрать другой способ.