Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...
Шрифт:
– Кто это был?
– Мой брат, – спокойно ответила Ёко примерно пятый раз. – Старший. На подходе к вашим землям мы разделились. Скорее всего, он с Сенджу по той же причине, что я – с вами.
– И это по какой? – раздражённо и зло.
– Его не выгнали взашей.
Глава Учиха готов был зарычать. Гробовое молчание Изуны и то, как брат смотрел только в свои колени – младший Учиха сидел рядом, не вмешиваясь в разговор – мешали Мадаре сделать верное решение. Брат был тих, и Мадара не смел поступать, как поступил когда-то с ним самим Таджима!
Не мог он лишить родного и любимого брата
Тем более что тот же Кано был на стороне Ёко, точнее, против её убийства. Дядя не собирался объяснять почему, а Мадара, как всегда, понятия не имел, о чём он думает. У Изуны глава Учиха не спрашивал – всё с ним очевидно.
Мадара нахмурился, не в силах определить, лжёт Шио или нет, активировал Мангекью и, резко приблизившись, посмотрел девушке в глаза. Её чакра как-то среагировала, как-то странно, кажется, Ёко не заметила этого – инстинкт?
Но от близости его глаз она вздрогнула.
– Скажи какую-нибудь очевидную ложь, – выплюнул он ей в лицо.
– О-о, любимый, – произнесла лисица, вкладывая всю обманчивую нежность и томность в ноты своего голоса.
– Тьфу! Не то!
Изуна незаметно коснулся её руки, чтобы Шио не так злилась; ладонь девушки была горячей. Хоть он считал, что эмоции Ёко сейчас – это хороший показатель того, что она не шпион, конечное решение всё равно примет брат. К счастью, девушка его поняла и постаралась успокоиться. Кицунэ прикрыла глаза, размышляя, что бы сказать.
– Мой брат – глава величайшего и сильнейшего клана в наших землях, – спокойно произнесла она в итоге.
Старший Учиха прищурился, потом резко отстранился, по-настоящему сплюнул на уплотнённую землю в шатре и выругался. Даже Мангекью шаринган не мог отличить правду ото лжи, способность ушла к Хьюга много-много поколений назад, когда клан Учиха и не существовал даже. А ещё Шио очень хорошая лгунья, что, впрочем, неудивительно – это часть выживания байстрюка; взгляд не дрогнул.
– Вон, – рычаще сказал Мадара, не желая видеть перед собой карие глаза не-Учиха.
Ёко поднялась с колен и вышла, обогнув главу Учиха и пробравшись через заднюю стенку шатра, не желая лишний раз попадаться никому из клана на глаза. Изуна еле слышно вздохнул, не зная, что ему предпринять.
– Что ты принёс?- негромко спросил старший Учиха, прогнав гнев, чтобы не выместить его на брате.
Парень кивнул и положил перед собой две обугленных палки, в которых Мадара узнал сгоревшие знамёна. Его во второй раз передёрнуло – первый раз тогда, когда они вспыхнули. Знамя – это символ духа, клана, победители забирали знамя у потерпевших поражение, покрывая их проигрыш позором…
Кано видел дурной знак в подобном уничтожении знамён обоих кланов. Самое очевидное, что приходило на ум – Учиха и Сенджу уничтожат друг друга в бесконечной бойне, сгорят в пламени войны и исчезнут навсегда и лица земли.
– Зачем это здесь?
– Не знаю, – Изуна пожал плечами. – Я просто решил, что стоит захватить.
Мадара провёл рукой по лбу. Хотелось то ли обругать брата, то ли стиснуть его руками. Младший Учиха решил за него: придвинулся, качнулся вперёд и обнял за плечи.
– Всё в порядке. Мы разберёмся, – уверенно произнёс Изуна. Глава Учиха решил, что не верить родному брату нельзя,
а потому сдержанно обнял его в ответ.У входа в шатёр кто-то нарочито громко шаркнул ногами, предупреждая о своём приходе. Изуна деликатно отстранился, а Мадара убрал остатки знамён себе за спину. Заглянул Хикаку: молчаливый, талантливый юноша.
– Мадара-сан, Сенджу в дне пути, – с лёгким равнодушием произнёс он, а ведь наверняка был в курсе разборок.
– Уже оправились что ли?
– Кто знает, – уклончиво.
– Ясно, – Мадара усмехнулся. – Пойдём первыми, – мужчина поднялся на ноги, Изуна последовал его примеру. – Скажи всем собираться.
Хикаку коротко поклонился и покинул шатёр. Глава Учиха обернулся к брату.
– Оставим её тут, – шепнул Мадара, прячась от лишних ушей. – Вернёмся – решим, что делать, но в бой с Сенджу я не хочу её брать, её присутствие разбередит клан.
Младший Учиха согласно кивнул: он не был глуп и понимал веяния в родной семье. Сейчас действительно Шио будет лучше остаться в лагере. Присмотреть за ней есть кому, если честна – никуда не денется, а ежели сбежит, так тем себя и выдаст.
– Я сам скажу ей, хорошо? – попросил разрешения Изуна.
Мадара кивнул, и парень выбежал из шатра. Глава Учиха устало качнул головой и постарался выкинуть все лишние мысли из головы.
Братья Учиха задыхались: младший от боли и дыры в боку, старший – от ужаса и подступающей к горлу тихой истерики, которую непременно надо было подавить. Изуна смог держать лицо только перед ранившим его Тобирамой, а стоило дать отход, как он застонал от боли, и его ноги подкосились. Тёплая кровь толкалась в ладонь, которой Мадара зажимал брату рану, и текла сквозь пальцы. Глава Учиха справился с основной задачей – дотащил самого дорогого человека до рук медиков.
А теперь, спустя несколько часов, один из них стоял перед ним и, бледнея и дрожа, объяснял, как обстоят дела. Наверное, он боялся, что Мадара его убьёт за такие вести.
Рана смертельная. Лекари сделали всё, что было в их силах.
Его последний брат умрёт.
– Прочь, – Учиха оттолкнул медика в сторону – тот был на грани обморока от усталости и страха – и шагнул в шатёр. Пахнуло травами и чем-то тошнотворно химическим.
– Все вон! – рявкнул Мадара на двух суетящихся у постели брата медиков. Те поспешили его послушаться.
Изуна был в сознании. Мужчина подошёл и опустился возле него на колени. Брат весь взмок, и старший Учиха ладонью стёр испарину с бледного лба. Кожа под пальцами горела. Изуна открыл глаза и перевёл на него мутный от боли взгляд. Мадара провёл ладонью по его щеке; брат улыбнулся ободряюще уголками губ.
– Изу… тебя подлечат, – старший Учиха наклонился, обнимая его и пряча от мира, который старался отнять у него любимого брата. – Всё будет хорошо, не бойся…
В первую очередь Мадара убеждал себя. Стараясь скрыть дрожь в руках, мужчина до боли стискивал плоскую подушку под головой Изуны. От спутавшихся волос младшего Учиха пахло потом, грязью, которую никто не подумал смыть после рокового сражения, но ещё чем-то болезненно родным. Потеря этого будет слишком ужасна, чтобы Мадара мог в неё верить: он не был в силах заставить себя принять реальность, где не будет Изуны.