Хуан Дьявол 3 часть
Шрифт:
– Какое безрассудство! Я думала, ты побудешь немного на солнце, а потом…
– Мое присутствие нужно внизу, Моника. Бедные люди страдают. Мне сказали о твоем посещении, продуктах.
– Мне казалось несправедливым придерживать продукты, печение и хлеб, когда у нас раненые.
– В один день они съедают столько, сколько тебе бы хватило на неделю.
– И что с этого? Я могу есть рыбу, как другие.
– Знаю, твоя щедрость безрассудна. Еще знаю, ты лечила раненых. Умиравший брат Мартина теперь без лихорадки.
– У него только заражение раны. Его завязали в грязные
– Ты много сделала и все тебя благословляют.
– Я должна им, Хуан. По-твоему, я не знаю, что все случилось из-за меня? Несчастный случай, когда Ренато пришел за мной, повлек за собой ранения. Хотя и косвенно, но я считаю себя ответственной.
– Ладно. А главный ответственный?
– Ты, Хуан, ты, но тоже по моей вине.
– Почему не скажешь, что по вине твоего кабальеро Ренато? – гневно возразил Хуан.
– И по его вине тоже, хотя его намерение не было плохим. Если бы не твое дурное настроение. Почему ты так разозлился, что аж забыл, где находишься? Из-за самолюбия? Нет, из-за дурного настроения…
– Ты поучала всех рыбаков кротости и любви к ближним. Но к каким ближним? Презренным солдатам, превратившимся в палачей, чтобы защитить ростовщичьи сундуки? Они заслужили, чтобы их разорвали на куски!
– Так это твой план? Твой замысел?
– Ты прекрасно знаешь, что нет. И не о том подумала… Я бы дал предлог губернатору уничтожить нас, взорвать пушечными выстрелами Утес Дьявола, деревню и пляж.
– Такое бы могло произойти?
– Разумеется. Иногда я задумываюсь, почему он этого еще не сделал. Разве что твой кабальеро Д'Отремон заступился, ведь ты здесь. Ты правда не слышала о нем? Не получала известия, письма?
– Почему ты считаешь, что я лгу, Хуан?
Хуан приблизился к Монике и взял ее за руку. Сильные пальцы сжали ее какой-то грубой лаской. Затем рука бессильно опустилась, и Хуан отступил.
– Моника, тебе нужно выбраться из этой ловушки.
– Почему мне? Что случилось?
– Ничего не случилось, но… – пытался успокоиться Хуан. И услышав издалека доносившиеся звуки, повелел ей: – Возвращайся в хижину.
– Почему я должна возвращаться? Что происходит? Как будто плачут, сожалеют… Я…
– Нет, Моника, не иди!
Моника ускользнула от него, побежала к краю скал. Жители деревни столпились внизу, где спускались с высокой горы две заводи ручьев пресной воды. Но бежала не вода. Густая грязь с сильным запахом серы медленно скатывалась, оставляя на берегу мертвую рыбу и вулканические камни. Непонимающая Моника повернулась к Хуану:
– Что происходит?
– Не видишь? Эти ручьи – наше единственное водоснабжение. И посмотри на море, пляж.
Они прошли по труднопроходимому краю. Обеспокоенная Моника наклонилась, а единственная рука Хуана схватила ее с тревогой:
– Осторожнее! Можно поскользнуться.
– Но пляж полон рыбы. Некоторые еще прыгают. Другие…
– Кто-то умирает, остальные уже погибли. Понимаешь? Они отравлены. Эту грязь втянули ручьи, и наверняка она теперь в других ручьях.
– Отравлены? Отравили ручьи? Но кто? Кто это?
– Вот он, Моника.
Вулкан. Старый вулкан, который пробудился, чтобы выплюнуть свое проклятие над Мысом Дьявола!С беспокойным любопытством Моника вновь взглянула на высокий конус вулкана. Отсюда даже лучше видно, чем из Сен-Пьера. Голые крутые склоны казались зловещими. Из странного кратера сбегали маленькие клубы черного-пречерного дыма и виднелась тонкая раскаленная линия, переполнявшая через край вулкан, пока не погасла. Моника испуганно повернулась, глядя на спокойное и серьезное лицо Хуана.
– Что происходит, Хуан?
– Ладно. Происходит… происходит то, что видишь, Мон Пеле переполняет лавой ручьи, реки, и мы останемся без рыбы и питьевой воды.
– И может наступить землетрясение, да?
– Конечно, может. Это не в первый и не в последний раз.
– Я слышала ужасные истории о вулканах…
– Уверен, извержение вулкана вытащило Мартинику из морских глубин, а другое извержение снова похоронит.
– Почему ты так говоришь, Хуан? Словно тебя радует эта ужасная мысль.
– Нет, Моника, не радует. Хотя иногда, перед несправедливостью власть имущих, перед болью и страданиями вечных жертв, я начинаю думать, что у природы есть причина, чтобы смыть человека с поверхности земли. Взгляни на них, Моника.
Оба посмотрели на скорбный спектакль голой и жалкой группы людей. Мрачные мужчины сжимали кулаки, а напуганные женщины плакали или обнимали детей. Наивные и отважные, что постарше, трогали темными ручонками мертвую рыбу, вздувшуюся от грязи.
– Мы в двадцатом веке, в так называемом цивилизованном мире, а эти несчастные могут погибнуть от голода и жажды в портах города, потому что жадность ростовщика так приказывает.
– Умереть от голода и жажды? – поразилась Моника. – Но ты не позволишь этого!
– Скажи лучше, не могу предотвратить.
– Нет, Хуан! Ты ослеплен. Власти не могут быть таким бесчеловечными. Если мы признаем себя побежденными, поднимем белый флаг…
– Губернатор не захотел слушать. Хочет сказать, что не признает почетную сдачу. Мы лишь сдаем оружия без условий. Знаешь, что это значит? Ты подходила к подземельям тюрьмы крепости Сан-Педро?
– Да. Однажды…
Колющее воспоминание вернулось. Подземная пещера и сквозь мощные перекладины, перекрывавшие единственную отдушину, другая женщина в объятиях Хуана, ее родная сестра Айме. Моника побледнела так сильно, что Хуан принужденно пошутил:
– Не беспокойся. Тебя не запрут.
– Ты подумал об этом? Как же ты далеко от моего сердца и мыслей, Хуан!
– Действительно. Думаю, очень далеко, хотя мы и сжимаем друг другу руки.
Хуан сдавил рукой ладонь Моники, заставляя ее приблизиться. Он понимал, что ранит ее словами, но решил держать стену, возведенную между ними, считая это необходимостью в этот суровый и горький час:
– Лучше оставить все как есть, Моника.
– Могу я узнать почему, Хуан?
– Потому что начинаю узнавать тебя. Ты ищешь жертвы, отдаешь все силы с той же настойчивостью, жаждой, с какой другие покупают удобства, уважение или богатство. Нет, Моника. Ты должна спастись. Нет ничего общего между тобой и…