Суровый ветр страны моей родной,Гудящий ветр средь сосен многозвонных,Поющий ветр меж пропастей бездонных,Летящий ветр безбрежности степной.Хранитель верб свирельною весной,Внушитель снов в тоске ночей бессонных,Сказитель дум и песен похоронных,Шуршащий ветр, услышь меня, я твой.Возьми меня, развей, как снег мятельный,Мой дух, считая зимы, поседел,Мой дух пропел весь полдень свой свирельный.Мой дух устал от слов и снов и дел.Всевластный ветр пустыни беспредельной,Возьми меня в последний свой предел.
Те же
Те же дряхлые деревни,Серый пахарь, тощий
конь.Этот сон уныло-древнийЛегким говором не тронь.Лучше спой здесь заклинаньеИли молви заговор,Чтоб окончилось стенанье,Чтоб смягчился давний спор.Эта тяжба человекаС неуступчивой землей,Где рабочий, как калека,Мает силу день-деньской.Год из года здесь невзгода,И беда из века в век.Здесь жестокая природа,Здесь обижен человек.Этим людям злое снится,Разум их затянут мхом,Спит — и разве озаритсяНочью красным петухом.
1914
Иван Алексеевич Бунин
1870–1955
Родине
Они глумятся над тобою,Они, о родина, корятТебя твоею простотою,Убогим видом черных хат…Так сын, спокойный и нахальный,Стыдится матери своей —Усталой, робкой и печальнойСредь городских его друзей,Глядит с улыбкой состраданьяНа ту, кто сотни верст брелаИ для него, ко дню свиданья,Последний грошик берегла.
1891
На проселке
Веет утро прохладой степною… Тишина, тишина на полях!Заросла повиликой-травою Полевая дорога в хлебах.В мураве колеи утопают, А за ними, с обеих сторон,В сизых ржах васильки зацветают, Бирюзовый виднеется лен,Серебрится ячмень колосистый, Зеленеют привольно овсы,И в колосьях брильянты росы Ветерок зажигает душистый,И вливает отраду он в грудь, И свевает с души он тревоги…Весел мирный проселочный путь, Хороши вы, степные дороги!
1895
«Старик у хаты веял, подкидывал лопату…»
Старик у хаты веял, подкидывал лопату,Как раз к святому Спасу покончив с молотьбой.Старуха в черной плахте белила мелом хатуИ обводила окна каймою голубой.А солнце, розовея, в степную пыль садилось —И тени ног столбами ложились на гумно,А хата молодела — зарделась, застыдилась —И празднично блестело протертое окно.
1903
«Уж подсыхает хмель на тыне…»
Уж подсыхает хмель на тыне.За хуторами, на бахчах,В нежарких солнечных лучахКраснеют бронзовые дыни.Уж хлеб свезен, и вдалеке,Над старою степною хатой,Сверкает золотой заплатойКрыло на сером ветряке.
1903
Пахарь
Легко и бледно небо голубое,Поля в весенней дымке. Влажный парВзрезаю я — и лезут на подвоиПласты земли, бесценный божий дар.По борозде спеша за сошниками,Я оставляю мягкие следы,—Так хорошо разутыми ногамиСтупать на бархат теплой борозды!В лилово-синем море черноземаЗатерян я. И далеко за мной,Где тусклый блеск лежит на кровле дома,Струится первый зной.
<1903–1906>
Донник
Брат в запыленных сапогахШвырнул ко мне на подоконникЦветок, растущий на парах,Цветок засухи — желтый донник.Я встал от книг и в степь пошел…Ну да, все, поле — золотое,И отовсюду точки пчелПлывут в сухом вечернем зное.Толчется
сеткой мршкара,Шафранный свет над полем реет —И, значит, завтра вновь жараИ вновь сухмень. А хлеб уж зреет.Да, зреет и грозит нуждой,Быть может, голодом… И все жеМне этот донник золотойНа миг всего, всего дороже!
<1903–1906>
Пустошь
Мир вам, в земле почившие! — За садомПогост рабов, погост дворовых наших:Две десятины пустоши, волнистойОт бугорков могильных. Ни креста,Ни деревца. Местами уцелелиЛишь каменные плиты, да и тоИзъеденные временем, как оспой…Теперь их скоро выберут — и будутВыпахивать то пористые кости,То суздальские черные иконки…Мир вам, давно забытые! — Кто знаетИх имена простые? Жили — в страхе,В безвестности — почили. ИногдаВ селе ковали цепи, засекали,На поселенье гнали. Но стихалОднообразный бабий плач — и сноваШли дни труда, покорности и страха…Теперь от этой жизни уцелелиЛишь каменные плиты. А пройдетЖелезный плуг — и пустошь всколоситсяГустою рожью. Кости удобряют…Мир вам, неотомщенные! — СвидетельВеликого и подлого, бессильныйСвидетель зверств, расстрелов, пыток, казней,Я, чье чело отмечено навекиКлеймом раба, невольника, холопа,Я говорю почившим: «Спите, спите!Не вы одни страдали: внуки вашихВладык и повелителей испилиНе меньше вас из горькой чаши рабства!»
1901
Вечер
О счастье мы всегда лишь вспоминаем.А счастье всюду. Может быть, оно —Вот этот сад осенний за сараемИ чистый воздух, льющийся в окно.В бездонном небе легким белым краемВстает, сияет облако: давноСлежу за ним… Мы мало видим, знаем,А счастье только знающим дано.Окно открыто. Пискнула и селаНа подоконник птичка. И от книгУсталый взгляд я отвожу на миг.День вечереет, небо опустело.Гул молотилки слышен на гумне…Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне.
Я песню крестьянскую вам пропою,Послушайте, братья, вы песню мою:Та песня в крестьянской избе рождена,В ней только лишь правда и правда одна.Мы света не знаем, во тьме мы живем,Работаем много, но с голода мрем,А с нами скотина от голода мрет —Не знаем, кто лучше на свете живет.И землю мы пашем, и косим, и жнем,Одна лишь забота и ночью и днем —О хлебе, чтоб только себя прокормить,Да подать исправно казне заплатить.О, подать! Зачем это все и на что?Мы платим, но сами не знаем мы то.Плати! Не заплатишь — корову сведут,И лошадь и все у тебя продадут.Какое им дело, что с голоду мрешь,Что по миру скоро с сумою пойдешь?Оброк им скорее давай-подавай,А сам ты с семьею ложись умирай.Слыхали мы часто и слышим сейчас,Что деньги, которые грабят у нас,Идут на обжорство и пьянство вельмож.На них не придет никогда вот падёж!Какое им дело, что голодны мы,Что мы задохнулись от мрака и тьмы?Им только оброки давай-подавай,А сам ты с семьею ложись умирай.Да где ж справедливость законов твоих,Мой боже! Ведь создал злодеев ты их,Ведь дал ты им образ не хищных зверей,А твой, в доброте бесконечной твоей.За что же так терпим мы голод, нужду,Мы трудимся вечно (и слава труду!) —Они же, как трутни, в довольстве живутИ, словно клопы, кровь крестьянскую пьют.О боже! Да где же законы твои,Когда же придут для нас светлые дни?Им только оброки давай-подавай,А сам ты с семьею ложись умирай.