И тысячу лет спустя. Трэлл

Как она не спутала бы и Трувора, которого другие опять-таки почему-то звали Утредом. Когда Мирослава услышала это имя, она подумала, что ей почудилось. Тем не менее этот самый Утред внешне не отличался от Трувора, придуманного ею. Самого младшего и нежного в отличие от братьев. Его волосы были золотистыми как пшеница. Растительность на его лице почти отсутствовала. Утред, или же Трувор, не один год мучался, пытаясь отрастить хорошую бороду, но природа не хотела давать ему ничего, кроме мягкого пушка, торчащего клочками на подбородке и щеках.

Также у братьев была красавица-сестра Иттан, на которой совсем не было лица весь вечер. Она ни с кем не говорила, не ела, не пила и была бледнее луны. Мирослава смогла насчитать трех мальчишек, которых не пустили за стол. Они то и дело подбегали сзади к Иттан, дергали ее за рукава и просили еще еды. Она была безучастна, и Мирослава понимала почему: датчанка имела трех сыновей и как только смогла родить дочь, малышке тут же вспороли брюшко. Как хорошо, что Иттан не знает, кто такая Мирослава и что она сделала с ее дочерью!

Рядом с Иттан сидел ее муж, который, если и говорил с женой, то был холоден и груб. Улыбался он лишь рабыням, которые подходили к нему с закусками и напитками, но не смел позволить себе лишнего при братьях жены. К тому же он считал Иттан виновной в уродстве родившейся дочери, хотя и не был сильно расстроен, как если бы это был сын. Его имя совпало с тем, что дала ему Мирослава. Ларс.

Райан сидел в конце стола, но напротив Мирославы. Каждый раз, как только он замечал жадные взгляды мужчин, устремленные на нее, на его лбу набухала вена, а губы едва шевелились, собираясь вот-вот изобразить ухмылку. Однако он не мог себе это позволить и потому был спокойнее удава, мало ел, скромно пил и держал руки под столом. Остальные викинги нагло их клали на стол и то и дело расталкивали локтями еду и деревянные кубки. Мирослава удивилась тому, что несвободный человек, раб Синеуса, сидел за столом вместе со всеми так, будто был равен им. Он был хорошо одет, умыт и свеж. Она никогда не упоминала о подобной ситуации в своем романе и решила, что, возможно, такое незначительное событие не противоречит сюжету. Тем не менее это было неестественно и нелепо, покуда остальные рабы и трэллы были заняты прислуживанием. Они бесконечно несли еду и напитки, а викинги бесконечно ели и пили. И рабы снова и снова несли еду и напитки.

Катарина качала маленького Игоря на руках в соседнем помещении и время от времени прибегала к Ефанде, чтобы приложить его к материнской груди. Ефанда сидела по левую руку от своего мужа, по правую расположились Синеус, Утред и... Олег. Мирослава тут же узнала его. Как не узнать того, кто схватил ее и благодаря кому она теперь здесь?

Мирослава вспомнила о Бруни, и ее сердце, разгоняя кровь, тут же заколотилось с бешеной силой. Щеки вспыхнули румянцем. Глаза стали влажными. Зрачки увеличились. Она смотрела на Олега и ненавидела его. Как ненавидела и остальных. Мирослава не знала, жив пес или мертв, и даже боялась думать об этом. Она подняла глаза к потолку, чтобы не дать слезам скатиться. «Оставайся сильной. Будь сильной!» — мысленно уговаривала она себя.

Райан это заметил и поджал нижнюю губу. Он был на ее месте, был пленником и рабом. Он есть раб и сейчас. Он терял близких, и он ни с чем не перепутал бы это чувство, отражающееся на лице чужестранки, которое так легко теперь читалось.

— Уж не Олег ли ты Вещий?.. Олег родился в 845... Тебе что, лет двадцать? Что-то здесь не так, — Мирослава закончила свои подсчеты вслух, но никто не обратил на это внимания, кроме Райана.

Многие детали не сходились то с ее книгой, то с «Повестью временных лет», то с официальной историей, и Мирослава никак не могла установить точный год, в котором сейчас находилась.

Олег был еще совсем молод, красив и внешне не имел ничего общего с варягами. В официальной российской истории Олег был дружинником и приближенным Рёрика. Мирослава же сделала его ильменским словеном, на чьи земли пришли викинги. Еще одно совпадение с книгой. Но если Олег и Рёрик враждуют, почему первый сидит с ним за одним столом? Мирослава вдруг вспомнила о памятнике, что стоит в Старой Ладоге недалеко от каменной крепости. Памятник первым русским князьям. Рёрик и Олег держат вместе щит и смотрят друг на друга с благодарностью. Мирослава не смогла сдержать смешок. Хотела бы она посмотреть на лица этих двух, если бы они увидели этот памятник! Рёрик бы явно был доволен тем, что его изобразили гораздо выше и стройнее, а вот Олег, в отличие от памятника, совсем не носил бороды и был гораздо моложе и приятнее на лицо.

Словен был одним из тех, кто вытащил ее из реки, одним из тех, кто, возможно, ранил ее пса, и теперь она прятала лицо каждый раз, когда он смотрел в ее сторону или проходил мимо, кидая многозначительные и обеспокоенные взгляды. Остальных женщин и мужчин Мирослава различить не смогла. Вероятно, это была дружина Рёрика со своими семьями, которые прибыли вместе с ним из Фризии, чтобы осесть здесь и переждать волну восстаний, набраться сил, заняться земледелием и торговлей.

Олег принес музыкальный инструмент, похожий на гусли, вышел из-за стола и пересел на маленький стульчик в другом углу зала. Веселую песню завела какая-то женщина, вероятно, рабыня и любовница одного из варягов. Мирослава знала, что хлипкое перемирие словенов и варягов держалось лишь на браке Рёрика и Ефанды, но ей было невдомек, почему Олег не только принимал это со спокойствием, но и приходил в крепость, чтобы поиграть на гуслях… Ей было невдомек, что Олег пришел в крепость ради нее. Он унижался перед конунгом ради нее.

— Марна, — прошептал Райан над ухом Мирославы, обойдя ее незаметно сзади, и протянул руку.

— Что? Я не…

Но она не стала спорить и приняла приглашение. Кто откажется потанцевать со своим любимым мужчиной, пусть он всего лишь и книжный герой? К тому же она обещала себе быть сильной, спокойной и рассудительной. И если требовалось участвовать в этой игре по воле ее же собственного мозга, то придется принять и правила этой игры. Быть может, заветный приз при ее прохождении — это возвращение домой?

Райан взял Мирославу за обе руки и вывел в центр помещения. Они затерялись в толпе, где никому, кроме Олега, не было до них дела. Мирослава то и дело пыталась уворачиваться и быть спиной к словену. Он не сводил с нее глаз, и каждый раз, когда их взгляды пересекались, он начинал играть еще живее и веселее.

— Как под это вообще можно танцевать? — посмеялась Мирослава, рассматривая Райана. — А тебе вообще можно танцевать? Ты же трэлл.

— Трэлл? Откуда ты знаешь это слово?

Мира вспоминала, как однажды танцевала с мужем, и пыталась понять, отличался ли тот танец от этого. Чувствовался ли он по-другому? Мирослава словно играла в игру «Найди десять отличий», но все было просто. Отличались лишь декорации. Она не чувствовала себя менее живой ни на йоту…

Каждый был занят выпивкой, рабынями и танцами. Время остановилось. Музыка звучала только для них. Райан любовался ею, облаченную в платье цвета шалфея. На ее шее лежали деревянные бусы, а с пояса свисало несколько бронзовых медальонов. В рыжие косы, идущие от самых висков до лопаток, были вплетены ленты. На нижней юбке, чуть торчащей из-под платья, виднелся вышитый вручную орнамент. Нарядные платья дорого обходились викингам, и Мирослава знала об этом. Они привозились из завоеванных земель, отбирались силой или покупались у восточных торговцев. Ее пытались подкупить, соблазнить, чтобы затем расколоть как орешек. Вдруг к ней пришло и осознание того, почему Райан на самом деле был здесь. Он танцевал с ней лишь для того, чтобы узнать, кто она. Он был единственным, кто знал другие языки. Мирослава поймала себя на возмущении: как может тот, кто обязан ей жизнью, быть против нее?

— Кажется, я только что стала главной героиней романа, — вновь ухмыльнулась Мирослава, намеренно обращаясь к Райану на русском. — Да еще в самой его заварушке.

— Неужели тебя так сильно это забавляет? — он был серьезен. — Мы говорим на двух разных языках так, будто это нормально. Тебе нравится эта игра?

Райан положил вытянутые руки на ее талию, но между ними было такое расстояние, что там мог бы поместиться еще один упитанный викинг. Танцевал трэлл хорошо. Видать, он научился этому еще в Ирландии. Музыка становилась все более плавной и глубокой. Мирослава вспомнила, как слушала подобное, когда еще была жива. Она открывала ноутбук, щелкала мышкой, закрывала глаза и, полностью отдавшись музыке, словно пустив ее по венам в самое сердце, думала о Райане и Марне, о славянах, о викингах и богах, а затем, наконец, садилась писать.