И жили они долго и счастливо

— Можно еще много, много раз, — ответил он.

***

Кощей вышел на улицу, вдохнул сырой воздух, поднял глаза к небу. Подсвеченное огнями города, оно было едва ли не беззвездным. То тут, то там обманчиво мелькали огни самолетов, и лишь полярная звезда одиноко сияла высоко над крышами домов. В груди все еще сохранялось тепло, что подарили ему поцелуи с Василисой, хотя теперь он и понял, что скоро оно развеется. Он чувствовал, как едва заметно потеплел перстень на мизинце, чего с ним никогда раньше не случалось.

Когда Василиса поцеловала его в первый раз, у Кощея возникло чувство, словно он много дней бродил в ледяном буране, и вдруг набрел на дом, куда его впустили, и внутри было тепло, и его напоили чем-то горячим. И ему мгновенно стало мало этого. Хотелось больше тепла, хотелось согреться до конца. Не желая ждать, он по привычке попытался взять желаемое сам, а его вдруг выставили из этого дома обратно в метель, даже не дав приготовиться, и от того злой ветер, захвативший врасплох, показался в два раза холоднее.

Кощей не был дураком, он быстро понял, что произошло.

Этим утром, когда Баюн очевидно в шутку заявил, что Василиса влюбилась, он испытал едва ли не обиду, но ужас перекрыл все. Ощущение было такое, будто его жестоко обманули. Захотелось схватить ее и спрятать. Она ведь его! Как она может выбрать другого?! Но правда заключалась в том, что Василиса ему не принадлежала. И он окончательно понял это, увидев ее в баре. Она была свободной и могла делать, что хочет, ходить, куда хочет, влюбляться в того, кого выберет сама. Только вот где был ее избранник, когда ей понадобилась защита? Кощей был жутко зол на Настасью, которая потащила ее в такое место. Жена Сокола никогда ему особо не нравилась: слишком порывистая, броская, громкая, независимая. Кощею непонятно было, как она сумела стать такой после жизни в тридевятом, и не ясно, что Финист в ней нашел. Разве такой должна быть женщина? Разве не должна она быть покорна своему мужчине?

Но вот теперь Василиса выдвинула условия, и не то чтобы они ему очень понравились, но он согласился.

Ее условия… Он приготовился к чему-то существенному. И, по правде сказать, к чему-то материальному. В какой-то момент даже решил, что она захочет назначить за себя цену. Но судя по всему она сама не понимала, какой властью над ним обладает. И он не планировал сообщать ей об этом.

И все же было бы куда проще утащить ее в Навь, запереть там и оберегать как свой самый ценный артефакт. Но тогда вряд ли она подарит ему еще хоть крупицу тепла. Да и потом… Было что-то в том, чтобы понимать, что каждая минута рядом с ним — это только ее решение. Что она в любой момент может уйти, но не уходит.

А еще эти нежность и искренность в ее поцелуях и в глазах. Кощею не понравилось видеть, как они сменились испугом и недоверием. Отчего-то вспомнилась Марья. Она была искусна в этом вопросе и всегда целовала зачем-то. Что-то получить, чего-то добиться. Василиса была полной ее противоположностью. Она целовала, чтобы отдавать, и получала удовольствие от этого. И Кощей вдруг ясно понял, что не хочет ничего менять. Пусть все идет как идет. Сейчас она с ним и вроде бы этим довольна, так какая разница, хочет она замуж или нет, и где она будет жить, и с кем общаться. Он в любом случае получит свое. Наконец-то согреется. А больше ему и не нужно.

И потом, он дал ей очередное обещание. Сказал, что она не пожалеет.

Это вырвалось само собой, ему хотелось успокоить ее, но и это обещание придется выполнять.

Так что не то чтобы теперь у него был особый выбор.

***

Обеденный перерыв на следующий день Василиса, как и обещала, провела у Насти. Подруга долго ее рассматривала, а потом сообщила:

— А у тебя глаза горят. И вообще ты вся светишься! Ты что, вчера все-таки встретилась со своим мужчиной?

«Ты ж меня сама с ним и отпустила», — подумала Василиса, но вслух ответила:

— Встретилась. Последовала твоему совету: спросила прямо. Ну, и вот…

И она не смогла сдержать широкой счастливой улыбки. Настя захлопала в ладоши.

— Я так за тебя рада! И как оно?

— Выше всяких похвал, — ответила Василиса, тщетно пытаясь перестать так глупо улыбаться.

— Да! — мечтательно выдохнула Настя. — Здорово иногда взять себя в крепкие мужские руки!

— Насть, мне как будто бы снова шестнадцать, — покачала головой Василиса. — Я вообще не помню, чтобы мне когда-нибудь так хорошо было.

— О, а я еще помню, — кивнула Настя. — Ну вот это все: каково это быть влюбленной, и ждать встреч, и первый раз взять за руку. Как поцеловались в первый раз помню…

Она задумалась, явно вспоминая, прикусила губу, а на щеках загорелся румянец.

— Василис, а ты меня потом с ним познакомишь? — спросила она.

И эйфория немного развеялась. Это было одно из многих слабых мест в их с Кощеем отношениях. Василиса вовсе не была уверена, что кто-то ее поймет. Это для нее он был тем, кто едва не плакал, хороня свою собаку, обещал ничего не делать против ее воли, зашивал ее раны, поил кофе, всегда ждал, чтобы она пристегнула ремень безопасности, прежде чем тронуться с места, относился к ней предупредительно и с уважением. Для окружающих же он был царем Нави, грозным и жутким, темным колдуном, некромантом… Она могла еще долго продолжать. В любом случае, наверное, сначала стоило обсудить этот вопрос с ним.

— Как-нибудь обязательно, — ответила Василиса.

— Ой, как здорово! — воскликнула Настя. — Надо будет устроить двойное свидание! Финист никогда не согласится, поэтому мы все подстроим…

Василиса представила себе ответ Кощея на предложение о двойном свидании, в котором будет участвовать Настя, и решила, что ей, кажется, нужно просто принять тот факт, что в ее жизни ничего и никогда не будет так гладко и просто, как хотелось бы.

Эпилог

— Знаешь легенду о мирте? — спросил Кощей.

Они сидели в кабинете Баюна, поджидая его хозяина. Кощей подошел к окну, и стоящее на подоконнике строптивое растение слегка наклонилось в сторону, спасаясь от его прикосновения.

— Нет, — ответила Василиса.

— Как-то раз Персефона — жена Аида, владыки подземного мира, — прознала, что он завел себе любовницу — нимфу Минту. Она нашла ее и в гневе обратила в растение. В мирт. Больше Аид себе интрижек не позволял. Для греческого бога он вообще был на удивление верным. Может быть и эту завел, только чтобы жена приревновала. Он, знаешь ли, похитил ее и обманом заставил остаться с ним, она его за это не очень любила. Во всяком случае, поначалу.

— Ты на что-то намекаешь? — приподняла бровь Василиса.

— Лишь на то, что Варвара должна быть благодарна, что ты ни во что ее не обратила. Уверен, тебе бы хватило сил. Перестань нервничать. Она простит тебя. Ты ничего ей не сделала.

— Я поставила ее на колени и заставила умолять меня…

— Василиса!

Этот разговор был у них отнюдь не первым, и Кощею не нужно было договаривать, Василиса уже наизусть выучила все его аргументы. Они вернулись из Нави два дня назад, и она только сегодня смогла взять себя в руки и поехать в Контору, и то, наверное, только потому, что Кощей обещал быть рядом во время разговора с Баюном. Да и не могла же она прятаться вечно.