И жили они долго и счастливо

— Но ведь он улыбнулся тебе, — прошептала Василиса, — когда ты призвала его. Он тоже скучает по тебе.

— Да…

Она замерла, глядя в пространство перед собой, и Василиса поняла, что не стоит продолжать этот разговор. Варвара была из тех, кто предпочитал держать свои секреты и чувства при себе, и теперь ей нужно было дать понять, что она не станет лишний раз напоминать ей о произошедшем.

— А у Елисея петушиный хвост, — заискивающе улыбнулась Василиса.

— Полез к Елене и не услышал ее «нет» с первого раза, — пояснила Варвара, но губы ее дрогнули в смешке и она продолжила, на глазах возвращаясь в свое обычное невозмутимое состояние. — А как известно, дважды она повторять не любит. Исчезнет через месяцок. Зато теперь он постигает искусство обретения внутренней гармонии в обеденных чаепитиях с Горбунком. Тот, кажется, решил преподать ему азы психологии.

Василиса аккуратно прикрыла за собой дверь в читальный зал, развернулась и увидела Баюна. Он был абсолютно спокоен и посмотрел в глаза Василисе прямо, но без вызова. Она сглотнула. Такой Баюн — не обещающий спустить ей на голову все небесные кары и не поигрывающий железными когтями — был ей незнаком.

— Согласно всем инструкциям, правилам и распоряжениям, — спокойно и серьезно начал кот, когда она остановилась в двух шагах от него, — я должен был сообщить о случившемся на Буян. Сорванная ведьма с гигантским диапазоном сил. Но я не сообщил. И я не сделал это не из-за твоего мужа, и не из-за того, что ты вдруг оказалась царицей Нави. Я не сделал этого ради тебя, Василиса. Потому что я знаю тебя и ценю тебя. Всегда ценил. И хотя я все еще считаю, что случившееся абсолютно закономерно и логически вытекает из всей этой истории с твоим браком… сегодня я впервые задумался о том, что ты, возможно, все-таки осознавала, что делала, когда выходила замуж за него. Однако, Василиса, случившееся не должно повториться. Пострадал мой сотрудник. Если тебя снова сорвет и пострадает кто-то еще, ответственность целиком ляжет на меня, потому что я знал и не принял никаких мер. Я не боюсь ответственности, но вот моя совесть порой меня пугает. И если уж совсем начистоту, то мне бы не хотелось снова пережить все то, что я испытал, решив, что ты умерла.

— Такого больше не повторится, — едва ли не шепотом пробормотала Василиса, чувствуя себя нашкодившим ребенком.

Ей было невероятно стыдно перед Баюном, и одновременно она не знала, как отблагодарить, чтобы он понял, насколько она в долгу перед ним.

— Ты можешь это гарантировать? — спросил он.

Василиса кивнула.

— Кощей просил сообщить позже, но… Через два месяца нас здесь не будет. Кощею нужно время, чтобы закончить здесь все дела, а потом мы вернемся в Навь и останемся там.

— Что? — Баюн нахмурился. — Он хочет, чтобы ты ушла с ним в Навь?

— Не он хочет. Я хочу, — уверенно ответила она.

— Ты слишком живая для Нави, — мотнул головой кот. — Ты не продержишься.

Василиса улыбнулась.

— Спасибо за заботу, но я сильнее, чем кажусь. И как показали последние события, я полна сюрпризов. И еще раз спасибо. Огромное. Я не знаю как…

— Дел больше не натвори, — еще сильнее свел брови Баюн. — Этого будет достаточно в качестве благодарности.

Василиса не удержалась, подалась вперед и порывисто обняла его. Он был горячим и пушистым и пах чем-то знакомым: немного Лесом, немного Навью, немного огромным сварливым котом, объединившим их всех под своим началом, сплотившим их едва ли не в одну семью и заботившимся о них словно о своих собственных детях. Василиса промокнула непрошенные слезы о шерсть и отстранилась.

— Никогда больше так не делай, — рыкнул Баюн. Впрочем, смотрел он на нее с выражением, которое вполне можно было принять за нежность. — Иди. Завтра жду тебя на работе, и не смей отлынивать эти два месяца, отработаешь их по полной.

Василиса кивнула, отвернулась и пошла на выход.

— Василиса, — окликнул Баюн.

Она обернулась.

Кот смотрел на нее, не мигая.

— Моя царица, — произнес он и склонился в глубоком, почтительном поклоне.

Желудок сжался и нырнул куда-то вниз. Баюн не спешил распрямляться, а Василиса поняла, что не знает, что делать. Она кивнула — подбородок дрогнул — и поспешила на улицу.

Из здания Архива Василиса вышла в смятенных чувствах. Прохладный сырой осенний воздух наполнил легкие, успокаивая. Вечерело. Небо обложило тучами, ветер гонял под ногами березовые листья. Пиликнул сотовый, Василиса достала его и разблокировала экран.

«Вернись домой на такси. У меня дела. Если что, пиши. Постараюсь не задерживаться», — гласило сообщение от Кощея. Что ж, возможно, это было к лучшему. Ей хотелось побыть одной. Она сошла с крыльца и нырнула в объятый золотом лабиринт парка. На одной из дорожек обнаружился Данила. Он размеренно махал метлой, сгребая листья в кучу. Василиса неуверенно пошла в его сторону. Он взглянул на нее и кивнул.

— Привет, — не скрывая грусти, вздохнула она. — Есть еще метла?

Данила кивнул в сторону лавочки, к которой был прислонен инвентарь. Василиса взяла одну из метел, отошла к другому краю дорожки и неумело махнула по листьям. Те полетели в стороны, обнажая мокрый кусок асфальта, испещренной трещинами и бликующий в свете уже зажегшихся фонарей. Махнула еще раз, уже увереннее. Потом еще и еще. Листья взлетали и опадали, собираясь в кучу, в какой-то момент они с Данилой начали действовать синхронно, и ветер подхватывал и разносил по парку звук, издаваемый их метлами: «шурх-шурх-шурх». Так они и убирались почти до позднего вечера, переходя с места на место, сгребая листья в кучи, высвобождая дорожки. Когда все было сделано, они опустились на скамью, по-прежнему молча, и Василиса огляделась. Вокруг было чисто и хорошо. Данила зажег сигарету, ее красный кончик мигал в темноте, словно светлячок.

— Так создается ощущение, что можешь навести в этой жизни хоть какой-то порядок, правда? — сказал наконец он.

Василиса кивнула. Она действительно чувствовала себя лучше, будто прибралась не только в парке, но и в себе.

Эпилог. Ретроспектива

апрель 2004 года

Василиса как раз занесла кулак, чтобы постучать, но на свое счастье не успела.

— Настя, ты ничего не попутала? — раздался из-за двери зычный голос Сокола. — Ты неделю просидела на Буяне, а теперь заявляешь мне, что завтра утром улетаешь в Норильск?

— Всего на сутки, — голос подруги прозвучал непривычно холодно и жестко. — Это распоряжение Баюна, я его об этом не просила. И позволь тебе напомнить, до этого ты четыре ночи провел у себя в отделе, хотя каждое утро звонил мне и обещал, что уж этим вечером точно придешь домой!

— Я вообще-то работал!

— Ну, так и я работаю, а не чаи пью! Или прикажешь мне сидеть дома и бесконечно подогревать ужин, дожидаясь твоего прихода?

Василиса попятилась назад. Потом свернула к лестнице и как раз успела нырнуть в пролет, когда в коридоре хлопнула дверь, прозвучали быстрые легкие шаги, и мимо нее, не заметив, пронеслась Настя. Дальше лестницы был только женский туалет, в нем она и скрылась.

Василиса протяжно выдохнула, обдумывая, как поступить. Признаваться, что она все слышала, совсем не хотелось, это было бы некрасиво, но и бросать подругу в расстроенных чувствах ей тоже казалось неправильным. Она выскользнула из своего укрытия и дошла до туалета, неуверенно потянула на себя дверь.

Внутри было холодно. Настасья стояла у открытого настежь окна и курила, выпуская в него длинные струи дыма. Она резко обернулась, в глазах блеснули слезы. И во всей ее позе было что-то колючее и уязвленное одновременно.

Настя снова вышла из образа. Чем дольше они общались, чем чаще это происходило: вот она хохотушка и сумасбродка, а вот раз — и перед Василисой серьезная сосредоточенная женщина, от которой веет чем-то опасным. В какой-то момент Василиса решила, что Настя зачем-то притворяется, что вся ее веселость — хорошо продуманная роль, и даже немного обиделась на подругу за это. Но поразмыслив, пришла к выводу, что даже если она и играла, то в того, кем ей хотелось быть и, кем, возможно, она могла бы стать при других обстоятельствах. Все это действительно было в ней. Хотя возможно и не в таких количествах.