И жили они долго и счастливо

Она снова поднесла сигарету к губам, но потом передумала, выкинула бычок в туалет и нажала на кнопку слива.

— В общем, я что хочу сказать: это мы сейчас с ним олицетворение взаимопонимания и поддержки. Так мы и прошли с ним через огонь и воду. А в первые годы… Помню, как ненавидела его, когда детей по ночам укачивала, а он спал. Или когда чуть что — ссора какая или недопонимание, — а он сразу в небо, и разбирайся тут на земле сама как знаешь. Это он сейчас готов обсуждать и искать компромисс, а тогда жутко злился, если мы не сходились во мнениях. А еще мне все хотелось, чтобы он почувствовал, какого это, когда ты не волен распоряжаться сам собой, когда кто-то за тебя решает, когда ты будешь есть, когда спать, когда сможешь дойти до туалета… Когда дети выросли, я забыла уже про все это, а потом заболела, чуть не умерла, и ему пришлось дать клятву Баюну… Вот и прочувствовал… Только кому от этого стало легче?

— Клятву? — переспросила Василиса.

Настя кивнула.

— Финист попытался вылечить меня сам и не смог. Не знаю почему. Наверное, для подобной магии нужно больше, чем просто желание, какая-то особая связь, которой тогда между нами еще не было. Хотя в круге, когда мы давали клятвы, он сказал кое-что, что могло бы ему помочь … Но он нашел Баюна, а тот потребовал от него за мое лечение бессрочную службу и полное подчинение. Финист согласился. Вот и хлебнул зависимости… И это еще повезло, что все так обернулось, мало ли чего Баюн мог потребовать. А я все думаю, может, это из-за тех моих мыслей все так обернулось, я так горячо этого желала. Наверное, это я виновата… И еще тошнее от того, что мне-то в этом мире хорошо.

Она потерла ладони. Вздохнула. Наверное, нужно было что-то сказать, только вот непонятно было — что. Василиса не ожидала такой откровенности со стороны подруги. И не ожидала услышать всего этого, и теперь не знала, как правильно себя вести. И потом, она уже давно была уверена, что залог хороших отношений — отсутствие порока в них. Что если уж пошла трещина, этого не исправить. Но выходило, что все не так. Ей нужно было время, чтобы осмыслить это.

— Так что наша великая любовь не сразу случилась, — подытожила Настя. — И я вообще не думаю, что такое может возникнуть сразу. Этому надо учиться. Или, может быть, это нам с Финистом так не повезло, что пришлось сначала пуд соли на двоих прожевать. Но я не жалею. Оно того стоило. Я раньше сердилась на него: он бывает невнимателен ко мне, холоден, если устает. Но подумала как-то: это ведь самое сложное — заботиться друг о друге в мелочах, каждый день, не ожидая ничего взамен. У меня так не получается. Так имею ли я право требовать от него того же? Ему и так пришлось столько сломать в себе, чтобы дать мне полную свободу: тридевятый, он ведь не об этом… Ладно, хватит с тебя моих откровений, — Настя светло ей улыбнулась, глаза у нее уже совсем высохли, и не скажешь, что плакала. — Спасибо, что выслушала, мне иногда надо выговориться, устроить себе исповедь и пофилософствовать на публику. Знаешь, этакая пятиминутка эмоционального эксгибиционизма. И смотри, я тебе доверяю, никому, ладно?

— Ну конечно, — нахмурилась Василиса. — Я…

Но Настя засмеялась и перебила:

— Я знаю, что ты никому не расскажешь, иначе бы тебе не доверила. А-а, Горыныч задери, дымом пахнет. Сейчас.

Она достала из кармана сложенную в несколько раз прямоугольную бумажку, распрямила ее — Василиса успела заметить какие-то иероглифы — и подожгла от зажигалки. Та мгновенно вспыхнула и сгорела, а запах сигаретного дыма пропал, словно и не было.

— Здорово, да? — подмигнула Настя. — Мне их в Дальневосточном отделе презентовали, они там вовсю сотрудничают с китайцами, а у них такие бумажки есть на все случаи жизни. Изначально это было прошение к богам, но они их малость доработали. Если очень грубо, то получилось записанное заклинание, запитанное силой и активизирующееся огнем. Очень удобно, и простой человек может использовать. Финист не знает, что я курю. Я редко, на самом деле, не говори ему, ладно.

И в этот момент в дверь аккуратно постучали.

— Настя, — негромко позвал Сокол. — Ты там? Выходи, пожалуйста, давай поговорим. Я вспылил. Виноват.

Настя широко улыбнулась и глаза ее снова засияли. Она вновь стала прежней, и разве можно было сказать в этот момент, что она играла? Она приложила палец к губам и кивнула на туалетную кабинку. Василиса все поняла и поспешила спрятаться.

— Прости меня, — услышала Василиса голос Сокола, когда Настя выходила, — хочешь я тебя завтра в аэропорт отвезу?

— Хочу, — ответила Настя. — А ты знаешь, что про наш брак в отделе легенды ходят?

А дальше дверь закрылась и стало тихо. Василиса вышла из кабинки и подошла к окну, плотно закрыла его, чтобы зря не выстужать помещение. И призналась самой себе, что ничего не понимает в браке. Она вдруг подумала: а что они с Иваном пережили вместе? По-настоящему вместе? По сути ведь они не пускали друг друга в свои жизни. Ничем не делились. Она закрывалась от него, он злился и был холоден с ней, и имел на это право. И так хотелось верить, что в этот раз у нее получится все сделать правильно.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ

Сказка третья. Та самая. Про любовь. С чего все началось...

Сказка третья. Та самая. Про любовь.

Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.

Евангелие от Матфея (6:19-21)

С чего все началось...

триста лет назад где-то в Тридевятом

Костёр догорал. Нужно было подкинуть валежника, пока он не затух вовсе, но сидящая рядом с ним царевна явно об этом не догадывалась. Смотрела во все глаза и то и дело всхлипывала. Эти ее судорожные всхлипы Волку порядком надоели, ибо мешали спать, вот он и подглядывал раздраженно сквозь едва приоткрытые веки. Девчонка совсем, лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. И чего царевич в ней нашел? Через пару лет огрубеет, потускнеет, станет тучной или наоборот ссохнется в палку. Волк на своём веку много таких царевен перевидал.

Нет ничего более непостоянного, чем красота юности. Никогда не знаешь, чем она обернётся в итоге, а она обязательно чем-нибудь да обернётся, а тащить девку под венец только лишь из-за внешности, да ещё и не перебросившись с нею и парой слов… А вдруг она дура дурой, как с ней потом жить? Это понятно, что сейчас царевич вовсе не о разговорах думает, но ведь может статься, что пройдет время, и ему захочется побеседовать с женушкой… Эх, толку-то, что царский сын, все равно дурак. Впрочем, вот и будет занятная парочка. Надо будет потом свидеться, на деток посмотреть…

Сам Волк предпочитал женщин деревенских, чтобы кровь с молоком, при том зрелых, а ещё лучше молодых вдовушек. Они-то точно понимали, чего он от них хочет, и не ждали ничего окромя того, что он сразу предлагал. А эта… Наверняка у нее всякая глупость в голове. Небось целыми днями сидела у окошка и мечтала о царевиче на белом коне. Вот и домечталась. Что же теперь не радуется? Не устроило, что царевич явился не на коне, а на сером волке? Ну, тут уж ничего не попишешь.

Костёр почти совсем затух. Волк не выдержал, перекатился, обернулся мужчиной — была у него в конце концов и человеческая ипостась, да что там ипостась — кем хотел, тем и становился — и встал на ноги уже одетый. Хорошо быть колдуном, да еще и сильным. Царевна вздрогнула и отпрянула. Волк усмехнулся про себя: вот и правильно. Мало ли в мире недобрых людей, всем доверять — гиблая затея.

— Что ж ты веток-то не подбросишь, все равно ж сидишь, — пожурил он её тихо. И вышло вроде по-доброму, без злости, но девка совсем побледнела. Не подбросила, потому что не знала, что надо, понял Волк. Она небось до вчерашнего дня и не подозревала, что за пределами её дворца есть мир и какая-то жизнь. И костры вот, которые надо поддерживать.

— Не боись, не трону, — хмыкнул он. — А если не подбросишь, огонь погаснет. Замерзнете. Чего не спишь?

Царевна опустила голову и прошептала что-то.