Идеальная ложь

— Нет-нет, — я мотаю головой. — Все подарки вручали мне лично в руки. Дэнни никогда ничего мне в офис не отправлял. Все время, пока он был жив, я работала на дому. Кроме того, погляди сам, на оберточной бумаге — оттиски елок.

— Кто-то подложил подарок в один из пакетов, — уверенно говорит Кайл, глядя мне в глаза.

Падам! Вот загадка и разгадана. Кайл явно доволен собой.

Дэнни мертв.

Подарок не от него.

На краткий момент я уже…

Мне снова кажется, что пол уходит из-под ног.

— Кто? — со злостью в голосе выдыхаю я. — Кто его мог подложить? Ты? Карла? Бад?

Кайл качает головой.

— Если б у Бада был для тебя подарок от Дэнни, он бы тебе сказал прямым текстом. Как и я. А Карла не была с ним знакома. Подарок явно припас кто-то из тех, с кем Данни общался, когда был жив. Может, кто-нибудь из твоих коллег…

И тут до меня доходит. Мои коллеги совершенно ни при чем. Они всегда были со мной честны и прямолинейны.

В тот день, когда мы сидели в баре, я кое-кого встретила.

Психиатра Дэнни.

***

Следующая наша встреча с доктором Кляйн проходит на нее поле.

Сразу после Рождества я наношу ей визит, приехав к ней домой — адрес добывает Кайл. Я не спрашиваю, как именно это ему удается, ведь в справочниках эти сведения отсутствуют. Впрочем, даже я знаю, что деньги могут решить очень многие проблемы и сложности.

Доктор Кляйн живет в деревеньке Квог, и ее домик располагается практически на берегу. Я следую инструкциям Кайла и останавливаю машину, как только вижу верхушку черепичной крыши.

Погода стоит холодная — с океана дует ледяной ветер, швыряющий песок в лицо. Время близится к полудню, но из-за свинцовых туч, сулящих дождь, царит полусумрак. Я чувствую, как начинают падать первые капли.

Я бегом кидаюсь к домику и прячусь от дождя под навесом на крылечке. Я очень надеюсь, что доктор Кляйн сейчас дома. С одной стороны, мне ужасно хочется поскорей покончить с этим

разговором, а с другой стороны, страшновато ехать домой через ливень и надвигающийся шторм.

К моему счастью, доктор Кляйн не уехала на рождественские каникулы. Она не выказывает даже тени изумления, когда открывает дверь и видит, что я стою у нее на крыльце и обеспокоенно разглядываю тучи.

— Здравствуйте, Эрин, — говорит она. — Заходите.

И никаких тебе «Как вы узнали мой адрес?» или там «Что вы здесь делаете?».

Она знала, что я приеду.

Значит, Лесли полагала, что я достаточно умна и догадаюсь, что подарок подкинула именно она. Спрашивается, что за игру она затеяла?

Впрочем, я не тороплюсь. Я переступаю порог и стараюсь не выдать свое восхищение открывшейся передо мной картиной.

Похоже, психотерапевты в стране, где столько народу страдает нарциссизмом, зарабатывают и правда немало. Куда ни кинь взгляд, он упирается то в богато украшенные предметы старины, то в письменный стол, за который любой писатель продаст душу, то в книжные полки, заставленные дорогущими изданиями в твердых переплетах. Окна обрамлены белыми муслиновыми занавесками, а подоконники заставлены широкими пузатыми стаканами, в которых пляшет пламя свечей. В гостиной стоит угловой диван, накрытый кашемировым

покрывалом, на котором лежат плюшевые подушки. Рождественская елка, украшенная с безупречным вкусом, вздымается под самый потолок.

Я следую за Лесли на кухню, где она жестом предлагает мне присесть за стол. Я настроила себя на скандал и всеми силами продолжаю накручивать, но из-за своего воспитания не могу забыть, что все-таки в гостях.

Доктор Кляйн поворачивается к булькающей турке с кофе, снимает ее с огня, отставляет в сторону и открывает холодильник, откуда достает бутылку белого вина, и вопросительно на меня смотрит.

— Я за рулем, — качаю головой я.

— Не возражаете, если я выпью?

Да хоть на голове стойте, доктор Кляйн, главное, правду скажите.

Я пожимаю плечами.

Она наливает себе вместительный бокал, а мне остается довольствоваться стаканом «Сан-Пеллегрино». Я делаю небольшой глоток, чтобы смочить рот, в котором все пересохло.

— Подарок, я так понимаю, вы уже получили.

Обожаю людей, которые сразу переходят к делу.

— Получила, — киваю я. — И вот решила наведаться к вам, чтобы узнать: что подвигло вас на такую бессердечную шутку?

— Он… Этот подарок просил передать вам Дэнни.

Слава богу, я сейчас сижу.

— Когда?

Лесли делает глоток вина.

— Когда ход ил на мои сеансы. Перед гибелью.

Меня словно окатили ледяным душем. Это

происходит всякий раз, когда я начинаю верить в невозможное.

— Ничего не понимаю. Зачем вы так со мной поступили? Зачем вынудили открыть подарок от покойного мужа в рождественское утро? Это… это бессердечно.

Лесли начинает быстро моргать. Сперва у нее краснеет шея, а потом и щеки.

— Я думала… думала, там будет письмо… в котором Дэнни все объясняет…

— Там не было никакого письма.

На лице Лесли — самое искреннее раскаяние.

— Господи, Эрин… — ахает психолог. — Он взял с меня клятву, что подарок попадет к вам руки, но при этом не желал, чтоб вы узнали, что он сюда ходит.

— Но почему вы так долго ждали? Прошло уже почти полгода!

Доктор Кляйн принимается тереть виски. Мне очень хочется сказать ей, что ее мигрень не идет ни в какое сравнение с моей. Меня словно бьют по лбу кузнечным молотом.

— Я не знала, где вы живете, — произносит Лесли. — Когда Дэнни записался на терапию, он указал адрес своей работы. И категорически

возражал, чтобы на ваш домашний адрес поступала какая бы то ни было корреспонденция. Я таскала подарок в сумке на протяжении долгих месяцев и ломала голову, что с ним делать. Отправить его почтой на рабочий адрес Дэнни с просьбой передать вам? Или… или носить его в сумке дальше в надежде, что когда-нибудь вас встречу? Но вы больше не приходили. А потом я увидела вас в баре — тогда, перед Рождеством. Я думала, что в подарке нечто такое, что объяснило бы поступок Дэнни. Вы правы, мне следовало отдать вам его в тот раз, когда вы пришли ко мне в офис, но я была в таком смятении, что забыла о нем.

— Секундочку, — я выставляю ладонь. — Разве у вас нет какого-то особого правила, что, если человек собирается покончить с собой, вы обязаны об этом кому-нибудь сообщить? Он вручил вам подарок, чтобы вы передали его мне после его смерти. Получается, вы встречались с ним каждую неделю, слушали его, зная, что он замышляет самоубийство, и при этом ничего не сделали?

Я пытаюсь скрыть обиду и злость, но у меня ничего не получается.

— Все было не так, как вы описываете, — возражает доктор Кляйн, — я не считаю, что он был на грани самоубийства.