Идеальный питомец для космического генерала

На миг я оказываюсь не в состоянии ни сказать, ни сделать что-либо. Кажется, как будто даже дышать перестаю. Неужели это правда? Неужели верховный знал и допустил всё это? Он всегда казался мне лидером, стремящимся к справедливости. Но по рассказу Вультуса выходит, что он не просто допустил недоразумение. Он угрожал тем, кто мог раскрыть правду.

— Так значит, вы сбежали на Маркинию, потому что опасались преследования? — спрашиваю я.

— Всё именно так. Двадцать лет назад я всё же пытался опубликовать часть исследования в дарк-сети. Знакомые убедили меня, что это анонимно и безопасно. Однако почти сразу мне позвонили из секретной службы и предупредили, что всё знают. У меня оставалось меньше часа на то, чтобы покинуть Кирию, и я сделал это. Я взял с собой только свою землянку, и с тех пор мы скрываемся. Я не знаю, зачем вам нужна эта информация, но хочу предупредить. Если вы собираетесь помешать действующему порядку, то вы в большой опасности.

— Я не боюсь, — отвечаю решительно.

— Весьма похвально, — кивает профессор. — Но помните, что право на справедливый суд имеют только кирийцы. Поскольку земляне официально — всего лишь животные, их можно усыпить по любой незначительной причине. Думайте об этом всякий раз, когда собираетесь совершить нечто опрометчивое.

Ледяной холод пробирает меня до костей. Профессор коротко прощается, и экран гаснет. Я остаюсь один в полумраке переговорной. Снаружи слышно только слабое жужжание систем вентиляции. Сердце стучит в груди тревожно. Я узнал что хотел. И теперь обязан что-то с этим сделать.

Глава 39

Сколько бы попыток я ни предпринимал, мне не удаётся получить доступ к исследованию Вультуса. Всё, что связано с тем делом, оказывается под грифом «секретно». Я пытаюсь получить хотя бы оригинальный текст первоначального исследования пятидесятилетней давности, найти какие-то статьи в научных журналах или записи публичных заявлений. Но всё тщетно. Все мои запросы либо игнорируются, либо вежливо отклоняются. Я не могу даже ознакомиться с копиями, не говоря уже о том, чтобы увидеть оригиналы. Впервые за долгое время я ощущаю себя бессильным. Я нахожусь практически на вершине власти, и при этом всё ещё вынужден сражаться с тенями.

Вечер тянется неспешно. В доме тихо. Я сижу в глубоком кресле у окна, наблюдая, как за стеклом мерцают огни далёких башен. Они словно искусственные звёзды. Мой слух напрягается от каждого малейшего шороха. Таша заболела, и мне неспокойно. Позапрошлой ночью всё было хорошо. Мы, как всегда, занимались любовью. Но следующим утром она с трудом смогла подняться с постели, чтобы проводить меня. Она называет это «сезонной простудой» и просит не волноваться. Говорит, что ей нужно время отлежаться, и что совсем скоро она снова будет в порядке. Когда я вернулся, Таша выглядела уже лучше. Но слабость всё равно осталась.

Сейчас я жду Калидиту. Из-за моей новой должности мы с ней давно не виделись. Я бы соврал, если бы сказал, что не скучаю по ней. Так что эта наша неформальная встреча, кроме прочего, ещё и шанс увидеть старого друга. Когда она появляется, на улице уже темнеет. На ней всё ещё военная форма, а волосы её собраны в тугой узел. Значит, она прибыла ко мне прямо со службы. Словно бы в подтверждение она протягивает мне банку энергетического напитка из автомата в штабе.

— Это тебе. Не хотелось приходить с пустыми руками.

Я приглашаю её пройти вглубь, и мы устраиваемся в гостиной.

— Спасибо, что пришла, — начинаю я, задумчиво покручивая банку в руках.

— У тебя такое выражение лица, словно ты государственный переворот собрался устроить, — слабо усмехается она.

— Почти, — отвечаю я и снова замолкаю. Слова словно застревают в горле.

Во взгляде Калидиты появляется настороженность.

— Мне нужно раздобыть засекреченные отчёты профессора Вультуса по исследованию землян, — произношу я наконец.

На минуту в гостиной повисает тяжёлая, вязкая тишина. В приглушённом свете лицо Калидиты кажется похожим на каменное изваяние.

— Ты хоть понимаешь, какой это риск? — наконец произносит она. — Ты ведь только заступил на пост премьер-министра. Подумай, стоит ли правда всех возможных последствий? Вы с Ташей вместе. Она теперь понимает тебя. И никто не мешает вашей любви.

Мой взгляд неосознанно находит дверь в комнату Таши.

— Но для всех она по-прежнему остаётся животным, — говорю я, словно куда-то в пустоту. — Это несправедливо.

— Я просто боюсь за вас, Тенебрис, — Калидита прикрывает глаза. — Боюсь, что в погоне за бoльшим, ты потеряешь то, что имеешь.

Я не отвечаю ей. Ведь и сам думал об этом, и не раз. Но моя мужская гордость не позволяет мне просто успокоиться. Я обещал Таше лучшую жизнь. И зная прошлое Таши, я думаю, что она достойна лучшего. Она достойна быть принятой и уважаемой. Достойна того, чтобы найти дело, что будет ей по душе. Достойна, идти по жизни с гордо поднятой головой.

— Я попробую сделать то, что ты просишь, — сдаётся Калидита. Её голос чуть дрожит. — Но учти, что после назад пути может и не быть. А успех нам никто не гарантирует.

— Спасибо тебе, — только и могу сказать я.

Едва ли когда-нибудь я буду в состоянии отплатить ей за всё, что она делает для меня.

После того как дверь за Калидитой закрывается, в доме снова становится тихо. Я стою в прихожей, всё ещё ощущая напряжение от нашего разговора. Её предостережения продолжают звучать у меня в голове. Я начинаю сомневаться. Может, и вправду мне оставить всё как есть? За закрытыми дверьми мы вольны делать всё, что захотим. И вряд ли кто-то посмел бы назвать это трусостью. Это разумная осторожность.

За спиной раздаётся слабый скрип двери и лёгкий шорох. Я поворачиваюсь и вижу в дверном проёме Ташу. Она стоит, опершись на косяк. На её плечах тонкое тёмно-синее покрывало, волосы чуть взъерошены. Она бледна, и от этого они кажутся ещё ярче.

— Калидита заходила? — спрашивает она, сонно потирая глаза.

— Угу, — киваю я, не в силах полностью вырваться из раздумий. — Ты как?

— Уже лучше, — отвечает она и медленно опускается в кресло у дивана.

Она всё ещё выглядит усталой. Её движения вялые и неловкие. А ещё она продолжает держать дистанцию со мной. И меня это нервирует. Мне хотелось бы, чтобы она позволила мне позаботиться о ней, а не избегала меня. Я подхожу к ней, и, не дав времени на раздумья, подхватываю на руки.

— Эй! Я ещё не до конца выздоровела! — она начинает сопротивляться. Её дрожащие руки слабо упираются мне в грудь. — Отпусти меня сейчас же, не то тоже заразишься!

— Меня это не пугает! — отвечаю, стараясь усадить её к себе на колени. Я соскучился по ней. По её теплу, прикосновениям, запаху. По простой близости.

— А меня пугает! — восклицает она вдруг. — Просто представь, что будет, если ты вдруг заболеешь?!

Я замираю на миг от её выражения лица. Кажется, она не на шутку обеспокоена. И я начинаю понимать её. Если со мной что-то случится, то Таша окажется в опасности. И главная опасность будет исходить от других кирийцев. Она блюдёт осторожность не просто так.