Игра Канарейки

Маленький юбилей.

А ещё заминка случилась чуть дольше, чем я планировала, в связи с тем, что теперь у меня есть история детства Канарейки, в частности, того эльфа, который её растил. Думаю, что расскажу её вам довольно скоро :)

========== XI. Братья ==========

Полуправда, вырванная из контекста,

не слишком отличается от лжи.

Филиппа Эйльхарт

Ольгерд оставил Канарейку одну, ничего не объяснив, просто исчез куда-то, и она одна потерянно бродила по двору. Люди и нелюди вокруг были бесконечно и почти даже по-настоящему рады за чужое счастье. Канарейка чувствовала себя, мало сказать, лишней на этой гулянке.

Зачем она вообще сюда пришла? Потому что так написал О’Дим на столе тогда, в «Алхимии»? А нужно ли ей всё это, есть ли ещё возможность сбежать? Желание, высказанное по пьяни, очень некстати оказавшийся рядом торговец, который теперь может запросить за исполнение любую цену. Канарейке уже было понятно, что бессмертие Ольгерда непосредственно связано с Гюнтером – не зря же тот «попросил», чтобы эльфка никак не выдала даже их знакомства. Так какую же цену торговец зеркалами мог запросить за такой товар?

– Почему эта красота сидит здесь в одиночестве?

Канарейка подняла взгляд на говорившего. Это был Геральт. Хотя, судя по вызывающе распахнутым полам бурого кунтуша и нижней рубашки и исключительно самодовольному выражению лица, это был всё-таки Витольд.

Неподалёку, стараясь остаться незамеченной, но при этом услышать всё до последнего слова, стояла Шани. Витольд что-то болтал, а Канарейка судорожно пыталась вспомнить, могла ли рыжая медичка видеть её лицо тогда, в каналах.

– Милсдарыня, ваша ослепительная красота обожгла моё сердце, – низким хрипловатым голосом продолжил Витольд. Он протянул Канарейке руку, чтобы она встала с лавки. Эльфка проглотила улыбку: как, должно быть, сейчас удивлён и обескуражен Геральт.

– Мне никто никогда раньше не говорил таких слов, – Канарейка попыталась выдавить из себя улыбку чистой невинности и может быть даже покраснеть. Во всяком случае, она не соврала – ей действительно никто никогда не говорил подобной ерунды.

– Я могу составить вам компанию в этом уголке спокойствия среди пошлости и разврата?

Эльфка не смогла сдержаться и не приподнять одну бровь. Её веселила ситуация, особенно сильно – когда она представляла атамана на месте Витольда. Канарейка перевела взгляд на Шани. Ей, похоже, тоже было весело – медичка пыталась прикрыть рукой улыбку.

– Нет, не можешь, – грубо и полупьяно сказал какой-то неопрятный и незнакомый Канарейке кмет. Она удивлённо посмотрела на него. За его спиной появился ещё один крепкий мужчина с подозрительно блестящими глазами и румяный бородатый краснолюд.

– Кто вы? – Витольд высказал застрявший в горле вопрос.

– Её братья, – икнул кмет. Все взгляды сошлись на краснолюде.

– Двоюродные, – буркнул тот.

– Все? – захохотал Витольд.

– Все. – Второй кмет схватил Канарейку за локоть и потащил в сторону. Она не хотела привлекать лишнего внимания, поэтому не стала упираться в землю ногами и пытаться вырвать руку, покорно волочилась за кметом.

Витольд зашагал вслед за компанией, резко дёрнул кмета, державшего эльфку, и грубо бросил:

– Эй, решим всё по-мужски?

Кмет с блестящими глазками развернулся, зло посмотрел на Витольда и легонько толкнул Канарейку в сторону. На лице фон Эверека-младшего появилась хищная улыбка, он засучил рукава кунтуша. В глазах обоих мужчин читалось желание бессмысленной и жестокой драки.

Канарейка попыталась смыться, но краснолюд дёрнул её за руку и потащил к толпе, собравшейся вокруг соперников. Пьяные и полупьяные гости кричали и размахивали кулаками в воздухе, воодушевлённые единственным по-настоящему весёлым событием этой свадьбы. Даже краснолюд, следивший за Канарейкой, поддался чувствам, протяжно завыл и отвлёкся на драку. Эльфка аккуратно растолкала кметов, пытаясь выбраться наружу. Вдруг она почувствовала, что кто-то схватил её за руку, дёрнулась и потянулась к кинжалу. Сильная рука вытащила её из толпы.

– Даже будучи простой женой торговца, устраиваешь вокруг ажиотаж?

– Ольгерд, – выдохнула Канарейка.

Атаман взглянул на толпу, улыбнулся одними губами и быстро зашагал в сторону, чтобы не быть замеченным Витольдом.

Эльфка догнала его.

– Ты точно не хочешь с ним поговорить?

Ольгерд замер на месте, не поворачиваясь к Канарейке лицом, сказал не своим голосом:

– О чём я могу говорить с ведьмаком?

Канарейка схватила его за край куртки, когда он собрался идти дальше.

– Не с ведьмаком. С братом.

Ольгерд обернулся к ней. На его лице была жуткая смесь гнева и скорби.

– Я только что видел здесь того, кого не должно быть. Того, из-за кого всё это случилось.

Атаман выдохнул, стал с прежним безразличием наблюдать за расходящейся после драки толпой.

– Ольгерд… – У Канарейки в горле застрял ком, отчего-то защипало в носу. Эмоции вдруг взяли над нею верх, она вспомнила скоя’таэля с изуродованным ненавистью и багровым шрамом лицом. Когда-то одним движением руки он отнял у неё слишком многое. Его тоже не должно было быть.

– Ты видел убийцу своего брата?

Ольгерд посмотрел на Канарейку холодно.

– Интересно, почему бы я ответил на этот вопрос тебе?

Эльфка нахмурилась, скрестила руки на груди.

– Я же не спросила ничего личного или секретного. Да или нет.

Ольгерд покачал головой:

– Ты спросила то, о чём я не хочу вспоминать. Певице стоило бы меня понять.

Атаман сказал это спокойно и почти тепло, глядя Канарейке в глаза.

Он не сказал «убийца».

А ещё вчера, например, не упустил бы возможность лишний раз выказать эльфке презрение к её профессии.

За Ольгердом Канарейка зашагала в корчму. Они сели за стол, пышная румяная официантка принесла пиво в двух больших глиняных чарках.

– Что это были за «братья»? – спросила эльфка, осторожно принюхиваясь к напитку.

Атаман вовсе не стал трогать откровенно дешёвое пойло, только взглянул на него с презрением.

– Я дал им на троих сто крон, – небрежно сказал Ольгерд.

– О, так «Кабаны» теперь не бездомные погорельцы? Скоро перестанете доводить до нервного срыва беднягу Бьорна?

– Деньги есть, скоро уйдём. – Атаман ухмыльнулся. – Мы дворянские дети, не всё же нам по корчмам околачиваться.

«Дворянские дети», да. Канарейка сжала кулаки. Совершенно очевидно, что никто не собирается брать её с собой. Да и зачем? С самого начала её привели к Ольгерду, чтобы она разобралась с офирским принцем. Когда проблема была решена, их втречу в «Алхимии» можно было назвать закономерной. В Оксенфурте вообще было всего несколько таверн, а расквартировывают всякую шпану и сброд только там. Когда свадьба закончится, все её дела с Ольгердом можно будет считать законченными, а долги – отданными. И всё? Денег и заказов нет, нужно что-то решать и куда-то идти.