Игра

«Стой, Арнав!». Что за? Звонкий голосок, раздавшийся неизвестно откуда, не сразу дошел до моего сознания, и я успел сделать два шага по казавшемуся обычным песку. Только казавшимся, прикрытым плотной коркой, на два шага выдержавшей мой вес. И только когда даже прыжком я не смог бы вернуться назад, ноги быстро, предательски быстро начали погружаться вглубь моего кошмара. Паника подступила, удесятерив силы, и я резким движением сумел вырвать одну ногу, однако вторая при этом ушла в зыбкую субстанцию почти до колена. Поставить же освободившуюся ногу было некуда, кроме как рядом с погружавшейся быстро, очень быстро ногой. Не удержав равновесия, я упал, скорее – сел, на песок. «Ляг и замри!» Поспешно откинулся на спину, не шевелился, действовал инстинктами, следовал командам ими же. Паника начала отступать, я лежал почти как на обычном песке, практически не погружаясь. «Вспоминай, ты читал!» Голос почти умолял, проясняя сознание. И я вспомнил… Медленно, без рывков, буквально по сантиметру, вытащил увязшую ногу на поверхность. Стопа ныла, так как все это время находилась в вывернутом по отношению к телу положении. Чуть оторвал голову, забывшись, чтобы взглянуть на ногу, и тут же почувствовал движение песка под собой. «Распредели вес!» Осторожно опустил голову обратно, стараясь равномерно давить телом на подвижную песчаную массу под собой. И, чуть двигаясь, елозя спиной по жестким и жадным песчинкам, пополз назад, стараясь не отрывать ни один дюйм тела от поверхности. Пот заливал глаза, в горле кололи неизвестно откуда взявшиеся крупицы песка, но я упорно «сдавал назад». Возможно, это было результатом моего воспалившегося воображения, но я чувствовал сзади влажную прохладу. Ощущение близкой тени от иссушающего зноя безжалостного солнца. Мираж? Но они же бывают видимые, не чувствуемые? Или? Я мало что знал о миражах, почти ничего, если честно. Но эта прохлада, тень, влага, они удерживали мое сознание ясным, не позволяя спешить. Даже когда я почувствовал под собой привычный твердый песок, я не встал, доверяя ощущениям тела, а продолжал ползти, пока не уткнулся головой во что-то твердое. Сквозь сухие песчинки на ресницах – роскошная крона огромного дерева, застилающая солнце, делая его всего лишь подсветкой для зеленого. Затихающее, родное, с мягкой улыбкой на любимых губах «Все хорошо…». Нежная тень, ощущение прохлады с легкой горчинкой и сладостью на губах, и я открыл неизвестно когда закрытые глаза. Она…

====== Глава 47.2. Сновидения. Часть 2. ======

Кхуши.

… весело пляшет яркий огонь в камине, разгоняя остатки сырости в душе, так долго балансировавшей в болотной хмари. Тепло обнимает со всех сторон – жаром мужского тела. Кольцом самых надежных на свете рук. Пригреваясь, почти засыпаю, чувствуя себя защищенной, умиротворенной, счастливой, любимой…

Стоп. Я вскидываю голову, которую сонно опустила на Его плечо. Нет! Резко расцепляю Его руки на своей талии, разворачиваюсь, стоя на коленях и, в один миг переполнившись боли, отползаю от него на пару шагов, пятясь к огню.

– Стой, Кхуши! Обожжешься… – Его голос, звучащий так мягко, ранит, как острые ножи.

– К-как?.. Откуда?.. – запинаюсь я, заполошно оглядываясь. Каминная нашего Лондонского дома. Нашего? – сердце сжимается пружиной, отдаваясь болью по всему телу. – Я сплю, да? – голос дрожит, обещая скорую истерику.

– Relax… – Он просит. Но он не умеет просить. Я тру глаза, щипаю себя за запястье. Не помогает. Впиваю ногти в ладони. Он отвлекает меня от разрушительных действий, перехватывая мои руки. Нежно разглаживает на ладонях ямки от ногтей, проступившие ярким красным на ледяном белом. Я и не заметила, когда успела так замерзнуть – до белизны и прозрачности кожи. Завороженно наблюдаю за его движениями, за тем, как безжизненное белое, растворяясь, пропускает телесное розовое, отогретое. Руки, его руки…

…Ты потерял право прикасаться ко мне! Плевать на контракт, на соглашение, на все плевать, больше никогда! – я думала, что кричу, но звуков не было, я молчала? Отняла руки, сжала в кулаки, теперь молчала, не доверяя своему голосу. Хотела смотреть в сторону, но взгляд притягивался к его глазам. Боль? Его боль, моя отраженная? Не знала, что может так раздирать душу – в клочья – лишь только взгляд.

– Кхуши, я должен объяснить…- проникновенный тон, тихие слова, глядя в глаза.

– Вы ничего мне не должны. – перебила его, с удивлением вслушиваясь в свой такой же тихий, но царапающий горло, треснутый голос. Все уже закончилось, закончилось. Я больше не хочу, не могу. Встала, отошла к камину. Привычным движением поворошила жизнерадостный огонь, заставив его вспыхнуть еще ярче, расцвести роскошным цветком, ослепить слезившиеся глаза бликами. Что угодно, лишь бы не видеть, не слышать, не чувствовать.

Арнав.

… Огонь снова стал живым. Я, прищурившись, смотрел на него, отводя глаза от фигурки жены – в одном белье. Не хочет слушать, видеть? Вырвалась из рук, отодвинулась, отошла. Но ей придется меня выслушать. Она должна.

Я встал, подошел к издалека казавшейся угольной фигурке на фоне яркого пятна камина. Разве такое большое расстояние от дивана до камина? Чем ближе подходил, тем больше оживала она. Отсветы озаряли кожу, наполняя холодный кремовый нежным розовым, теплым оранжевым, мягким желтым. Отступавшая темнота обнажала чувства. Обнял сзади, держа крепко, не давая вырваться. Развернул к себе, стараясь поймать взгляд сквозь прикрытые ресницами глаза. Делая ударение на каждом слове, произнес:

– Кхуши, у меня ничего не было. Ни с кем. – Ресницы дрогнули, чуть приподнимаясь. В ее эмоциях что-то мелькнуло, но веры – доверия не было. Я это чувствовал. Я должен это вернуть. И, все также, не отводя от нее взгляда, позволяя читать свою душу, рассказал ей все. Про снотворное. Про фотографии. Про Эльзу. Про Зару. Говорил – и становилось легче. Я видел таявший лед в ее сердце. Видел, как что-то возвращалось в них. Возможно, доверие? Как будто – любовь?..

Кхуши молчала, я тоже.

Молчание давило, ресницы снова прикрыли глаза, пряча ее чувства, но она не вырывалась из моих рук, склонив голову, словно прислушиваясь к чему-то в себе, во мне.

Я рассказал правду, но что теперь? Она молчит. Она не верит? Я вспомнил про флеш-карту с видеозаписью и воспрял духом.

– Кхуши, у меня есть доказательства тому, что я говорю правду. Эльза отдала мне…

– Доказательства? – она перебила меня, голос полон недоумения. – Разве я просила у вас доказательства, Арнав? – на лице искреннее удивление.

– Но ты… – я пытался сказать, что просто хочу, чтобы у нее не было сомнений, но она снова перебила меня, перед этим мягко сняв с себя мои руки. Я позволил – я видел, не для того, чтобы уйти.

Кхуши отошла еще ближе к огню и сказала, глядя на него.

– Вы знаете, почему я ушла, Арнав? – я невнятно качнул головой, и она продолжила, хоть и не видела моего жеста. – Не из-за того, что некто прислал мне те фотографии. Не из-за того, что вы напомнили мне правду о том, что между нами только контракт и только соглашение. А из-за того, что вы признали – тогда – глазами… Если бы вы сказали мне, что не были с другой женщиной – я бы не ушла. Я бы показала вам фотографии и попросила разобраться с этой ситуацией, но не ушла. Я бы поверила вам.

– Как так получается? – продолжила она, помолчав с минуту. – Вы не врали тогда, и не врете сейчас?

Кхуши обернулась, вопросительно и, наконец-то, прямо глядя мне в глаза требовательным взглядом.

– Снотворное, Кхуши. Я не помнил, что было ночью. Вернее, помнил обрывками, и эти куски, вырванные из контекста, не дали мне ответить на твой вопрос. Я не хотел лгать тебе.

Она кивнула, словно сама себе. Следующие ее слова огорошили меня, разозлили, заставили действовать.

– Я пойду. – и она направилась к дверям.

Не отпущу!

Кхуши.

Я чувствовала себя заторможенной. Эмоциями никак не получалось осознать то, что сказал Арнав. Я приняла это сразу, поверила. Сердцем и разумом, но чувства – они спали. Или ушли? Может быть, потрясение было слишком сильным? Или осознание того, что вся боль, которую мне пришлось пережить за последние пару дней, была ложью, злой ложью? Я смотрела на огонь и во мне боролись два желания – кинуться к нему на шею и сбежать от него. Я выбрала второе. Мне надо побыть одной, мне надо отпустить всю боль, что накопилась за это время, надо вытравить ее из сердца, которое спрятало любовь в плотный кокон, накрыв ее печалью, отчаянием, страхом. Я не могла просто достать ее оттуда, отряхнуть и вернуть ей прежнюю форму и краски, беззаботность и легкость. Мне нужно было время – оживить ее. Сердце не могло радоваться вот так, сразу, слишком пропитавшись отчаянием. Возможно, это было эгоистично по отношению к Арнаву. Возможно. Но даже эта неправильность и моя вина перед ним – за то, что ушла – не могли прорваться сквозь пелену безразличия, владевшего мной сейчас.

Я уходила. Но кто бы мне позволил…

Рывок за руку, разворот лицом к лицу, вихрь волос, впившаяся в спину дверь. Арнав почти приподнял меня, припечатывая к двери. Яростный поцелуй, глубокий, подчиняющий. Больно-больно… Долго-жарко… Первые удары сердца, проснувшегося, и вот так – разом – захлебывающегося в любви, выплескивающего любовь… Я думала, понадобятся дни, недели, месяцы, чтобы воскресить ее. Нет – один поцелуй… Слезы хлынули потоком, вымывая кажущееся равнодушие, уничтожая безразличие, ломая барьеры… Я целовала, жадно, страстно, оживая на глазах. Вцепилась, как он, крепко, удерживаясь в реальности его прижимающимся к моему телу, сминаемая рвущимися наружу чувствами. Ревела, даже не понимая, что реву. Громко, взахлеб. Чувствуя только его губы, блуждающие по лицу, собирающие мои слезы. Руки, гладящие волосы. Бессвязный шепот, успокаивающий, нежный. Опустились на пол, где были, одним целым. Убаюкивал в руках – тепло. Я успокаивалась, медленно, но успокаивалась. Я дома, я с ним, я дома.