Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

"Помогать рабочему пролетариату. Ведь у нас государство, прежде всего, пролетарское", - пояснила студентка философского факультета и комсомолка.

"Ах да, конечно. И пролетариату - тоже", - обрадовался начавшемуся диалогу сотрудник КГБ.

Оксана окончательно оправилась от шока первого впечатления от этого человека и разговор её заинтересовал.

"А что я должна делать?" - уже совсем свободно спросила она.

"Слушать, смотреть, запоминать и если вдруг что-то враждебное Советской власти услышите - сообщать нам".

187 Оксана задумалась. Человек не стал мешать ей, видя, что девушка размышляет, встал со стула и вновь подошёл к окну.

"А можно мне подумать?" - спросила она через некоторое время.

Григорий Михайлович как будто ждал такого вопроса и тут же ответил согласием.

"Думайте, думайте, конечно. А как надумаете - вот Вам мой телефон", - он подошёл к столу

декана, взял карандаш из длинного стакана похожего на вазу для цветов, затем взял маленький листок для заметок из стопки таких же листков, лежащих на столе и, написав на нём номер, подал листок Оксане.

"О нашем разговоре, пожалуйста, никому не рассказывайте", - искренняя просительная интонация просьбы понравилась девушке.

Когда Оксана вышла из кабинета декана, то поймала себя на мысли что больше не испытывает неприятных чувств к человеку, который остался в кабинете.

Дома, вечером, за ужином она всё рассказала родителям. Те, пока дочь им рассказывала, часто переглядывались друг с другом, а когда рассказ закончился, отец сказал:

"Соглашайся, но ничего не подписывай. И потяни время. Пусть он сам на тебя выйдет. Первой ему не звони".

Рекомендации отца Оксана исполнила. Но Григорий Михайлович, когда они неожиданно встретились в троллейбусе, и Оксана дала согласие, никаких расписок не попросил, а просто сказал:

"Спасибо за доверие, Оксана Петровна и жду Ваших сообщений".

Прошёл уже почти год, но гебист о себе ничем не напоминал, а Оксане, тем более, нечего было ему сообщать.

Прочитав книгу деда, Оксана вспомнила своего вербовщика и мысленно задала ему вопрос:

188 "Ну, а теперь что вы защищаете? И кто теперь у вас друг, а кто враг?"

Вопросы остались без ответа, но ответить на них было жизненно необходимо, и Оксана это отчётливо понимала.

Как она и предполагала: чтение дедовой книги она закончила одновременно с братом. Следовало обсудить прочитанное в своём кругу. Обсуждение было назначено на ближайший воскресный день.

Все четверо собрались у деда. Он плохо себя чувствовал и потому лежал на кровати. За последнее время он явно сдал - в постели лежал абсолютно седой, высохший, со впалыми, но ясными и умными глазами старик. Он понимал, что заканчивает свой земной путь, но бодрился: как только здоровье позволяло - совершал длительные прогулки, стараясь так ходить, чтобы пот прошибал. Как-то давно, читая какого-то философа (он уже и не помнил какого), Чарнота наткнулся на выражение, врезавшееся ему в память: один философ говорит другому, указывая на гроб с телом покойника: "Как хорошо умер тот старик. Я только вчера видел его играющим в мяч". И вот Чарнота, вспоминая эти слова, решил, что умрёт также.

"Жизнь - это движение, - постановил он сам для себя, - и потому, если хочешь жить - двигайся, не смотря ни на что. А я хочу жить. Я хочу увидеть, что дальше будет с нами".

Но сегодня у его постели хлопотала Людмила, а он смотрел, смотрел на неё влюблёнными глазами, а потом поймал её руку, поправляющую постель, и поцеловал. У неё на глазах тут же навернулись слёзы, и она поспешили выйти.

Все уже расселись на стульях в его комнате. Глядя на молодое поколение, призванное сменить его и продолжить его дело, Чарнота ощущал удовлетворённость уставшего от пройденного пути человека; уставшего, но довольного тем, что он всё-таки дошёл до пункта 189назначения. Разумение жизни - этот пункт был достигнут Григорием Лукьяновичем. Он понимал жизнь, он сумел воспитать и сообщить нужное направление двум молодым людям и это грело душу и тело старика не меньше, чем активные пешие прогулки.

Пётр Александрович спросил:

"Кто желает высказаться первым?"

"Папа, разреши мне, а то я не вытерплю и лопну от того, что во мне накопилось и рвётся наружу", - с улыбкой попросила Оксана.

"Давай, давай, дочка. Слушаем тебя внимательно", - согласился Бут старший.

Девушка встала, раскрыла принесённую с собой тетрадь, заглянула в неё и заговорила:

"Изучая в университете историю философии, я поняла, что все философы, излагая свои философские системы - излагают собственное мировоззрение. Но не все могли и умели жить так, как сами учили. Когда Сенеку упрекали в том, что он, на словах презирая богатство, - на деле обогащался всеми правдами и неправдами, тот отвечал критикам: "Я живу как могу, но учу как должно жить. Я не без недостатков, вот преодолею их и буду жить как должно". Я это к чему говорю?
– спросила Оксана и, выдержав паузу, ответила сама на собственный вопрос.
– Я это говорю к тому, чтобы мы, критикуя марксизм-ленинизм, не забывали бы, что объекты нашей критики - люди. И они, как Сенека, стремились к лучшему, но по каким-то причинам (внутренним,

внешним) этого лучшего, теперь уже ясно, достичь не смогли. Наша задача выяснить: в чём они ошибались и двинуться к лучшему дальше по пути устраняя ошибки предков и не допуская собственных"

190 "Браво, дочка", - воскликнул Пётр Александрович и захлопал в ладоши.

Дед со счастливыми сверкающими глазами поднялся в постели и сел. Иван молчал, но видно было, что и ему понравилось сказанное Оксаной. Оглядев слушателей, Оксана улыбнулась, села на стул, заглянула в тетрадку и продолжила:

"В отличие от Эпикура, который разделил свою философию на три части: канонику, физику и этику, я делю своё мировоззрение на пять частей: на онтологию - науку о сущем, гносеологию равно канонику, то есть теорию познания, на этику, эстетику и политэкономию. Прочитав книгу деденьки, я уяснила себе отчётливо то, что марксизм-ленинизм ошибочен в онтологии, в практической гносеологии и, видимо, в политэкономии, хотя в последней я ещё не разобралась и сегодня об этом говорить не буду. Что же касается этики, - она задумалась, - подчёркиваю - не теоретической этики марксизма - там они пошли по пути иезуитов, я имею в виду их практическую этику вначале их пути. Они встали на сторону рабочего пролетариата - самого униженного и оскорблённого (говоря словами Достоевского) общественного класса их времени. С позиции общечеловеческой этики здесь марксисты-ленинцы оказались на высоте. Но этого слишком мало для того, чтобы, руководствуясь этим учением, можно было наладить нормальную жизнь людей или "всеобщее благоденствие", как они выражаются. Им приходится обманом и жестокостями компенсировать недостаток научности собственного мировоззрения".

"Вот это верно, - не выдержал и перебил сестру Иван, - на транспорте у них чёрт знает что творится. На их заводах люди работают отвратительно. А армия такая, что, начнись война, они сначала друг друга убивать примутся".

191 "Идёт оголтелая растрата ресурсов страны, - подхватил тему Пётр Александрович, - людских, природных. Какую массу людей они убили: уморили голодом, расстреляли, стерли в лагерную пыль, обратили в рабство. В войну за одного немца десять наших отдали. А сейчас строят эти атомные подводные лодки. Так вот, один человек взял и подсчитал, и у него получилось, что один килограмм такой лодки стоит столько же, сколько стоит один килограмм золота".

Бут старший замолчал. Молчали и остальные, обдумывая только что услышанное. Прервала молчание Оксана. Взглянув на отца, она неуверенно попросила его подтвердить только что услышанное:

"Неужели в наших морях сейчас плавают золотые подводные лодки?"

Пётр Александрович, подтверждая сказанное, отрешённо развёл руками и утвердительно покачал головой. В разговор включился дед. Он говорил медленно и тихо и потому слушатели, можно сказать, затаили дыхание.

"Я, продолжая мысль Оксаны, хотел бы предостеречь молодых людей, прочитавших мою книгу, от скоропалительных выводов и обвинений. Среди большевиков всё-таки были идейные люди. И один из них - Ленин. Коммунизм есть безвозмездная работа на общую пользу. Это же чистое толстовство: трудишься и не думаешь о плате за труд, а трудишься для того, чтобы другим лучше жилось. Это же толстовство! Ленин искренне желал передать захваченную им власть рабочему пролетариату. Требовал брать людей прямо от станка и внедрять их в управленческие структуры государства. Затем он ещё дальше пошёл заявляя, что все трудящиеся должны участвовать в управлении государством по очереди, что государство нужно выстроить снизу вверх; и только тогда законы государства будут исполняться всеми сознательно, когда каждый будет участвовать в их разработке и принятии. Когда стало видно, что эти попытки не увенчались успехом, Ленин признал, что пролетарские и крестьянские 192массы не готовы к управлению государством. Таким образом он признал, что ошибся подкорректировав марксизм, что Маркс был прав, когда говорил что пролетариат созреет для взятия власти только в результате эволюции в условиях капитализма".

Дед помолчал, видимо отдыхая, но скоро продолжил.

"И ещё вот что нужно вам принять к сведению: марксисты ленинцы руководствовались тем тезисом, что, мол, все великие вопросы истории решаются только силой. Они так и говорили, что мы хотим организовать насилие в интересах трудящихся. Судя по результатам их деятельности - они ошиблись в этом. Их Лев Николаевич Толстой предупреждал об этом - не услышали они его. Счастье на несчастье других не построишь. Только мирно с согласия всех или подавляющего большинства нужно проводить преобразования такого масштаба. Ведь большевики попали в исторический капкан. Они столько преступлений совершили, что им деваться было некуда: или продолжать свою деятельность, или их потянули бы к ответу. Вот они и продолжают".

Поделиться с друзьями: