Игры Стражей, или Паноптикум мотыльков

Из чего сделала вывод, что сумасшедшая не рассталась с мыслью убить себя. Значит, она правильно поступает, что выставляет жиличку за дверь. Не хватало, чтобы она завтра нашла ее тело в бассейне с камнем на шее.

– Мадемуазель, я так и не узнала вашего имени, но это уже не важно. Вчера после обеда посыльный доставил письма, вот они.

Агнесса протянула удивленной Софии два конверта.

На одном, что толще, стояла надпись – «Для Элен Коллинз.». София прощупала содержимое. Кроме листа бумаги, там находился небольшой прямоугольный предмет.

Второе письмо предназначалось ей. Слова «My dear Sophie» застали ее врасплох.

Некоторое время руки не слушались, она не могла вскрыть конверт. Сердце замерло и совершило отчаянный прыжок, когда, разорвав бумагу, она достала на свет лист, исписанный настоящими чернилами.

«Моя дорогая Софи,

Я расстался с тобой всего полчаса назад, а минуты уже кажутся вечностью. Маленькая коробочка с черной жемчужиной, последний подарок Мастера, лежит передо мной в ожидании свидания. Скоро я растворю ее в стакане с водой.

Судьба моя была предопределена задолго до твоего появления. Виктория, застрявшая между мирами, на распутье, устала ждать. Она рискует утерять божественную искру, дарованную нам для дальнейших воплощений.

Сейчас часть моей души возвращается к ней, другая остается рядом с тобой, Софи. Сбереги ее, как и моего ребенка, которого носишь под сердцем».

– Что???

Пронзительный крик, в котором смешались воедино удивление, ужас, восторг, заставил фрау Агнессу, подрезающую в саду розы, вздрогнуть. Она с трудом выпрямилась, держась обеими руками за больную спину.

У сумасшедшей начался очередной припадок. Что делать? Бежать за Клариссой?

Подождать немного?

Старушка прислушалась: жилица вроде успокоилась.

София, не веря глазам, вернулась к строкам письма, перечитала их еще раз:

«…как и моего ребенка, которого носишь под сердцем».

«Не может быть!

Мне сорок пять, шанс забеременеть минимальный. Он пошутил?»

Она легла на спину, осторожно провела руками по животу, желая почувствовать присутствие новой жизни. Ничего. Конечно, ничего. Их первая близость была всего три дня назад, в полусне-полуяви.

Только сейчас она вспомнила блаженную улыбку Гая, когда сидела у него на коленях в парке. Рука мужчины легла на живот, даря тепло… Он почувствовал новую жизнь, но ничего не сказал. Почему?

София простонала, в исступлении рвя руками простынь.

«Вчера вечером я могла убить еще не родившегося ребенка. Самое дорогое, что осталось от Гая. Бесценное. Нас спасла случайность или Божье провидение?»

Крик отчаяния смешался с рыданиями, следом послышался громкий истеричный смех и вновь горестный плач.

Агнесса, подойдя ближе к окну чужой спальни, металась в сомнениях. Вызывать врача буйнопомешанной или потерпеть? Скоро полдень – она обещала уехать.

Слегка успокоившись, София вернулась к письму.

«Эта новость станет для тебя сюрпризом. Надеюсь, хорошим. Для меня она была потрясением. Внезапным возрождением из пепла. Никчемная жизнь получеловека обрела смысл после встречи с женщиной, умеющей искренне любить.

Осознание того, что я оставляю на земле след, перевернула представление о беспристрастном цинизме причинно-следственной связи. В прошлых воплощениях мои с Викторией дети умирали еще при жизни, оставляя нас в одиночестве. Теперь я ухожу с надеждой, что прощен, что бесконечный процесс скольжения прерван.

Сохрани нашего сына, я видел, это будет мальчик. Постарайся уберечь его от зла, которое неизбежно попытается вернуться, научи любить и восхищаться миром, быть милосердным. Подари ему все свое тепло и ласку, которой делилась со мной, недостойным любви.

Я ухожу спокойно, зная, что ты выполнишь мою просьбу.

Жемчужина уже покрылась крошечными пузырьками, она меняет цвет, растворяясь в воде».

Слезы застили глаза Софии, несколько крупных капель упали на чернильные строки, размывая буквы. Она испуганно стряхнула их с листа.

«Помни, что я люблю тебя, и, где бы ни оказался, постараюсь сохранить от бед».

– Я тоже люблю тебя, Гай, – прошептала София, целуя строки.

«Также рад сообщить, что все мое имущество, движимое и недвижимое, после смерти за неимением прямых наследников переходит к единственному человеку – Софии Томилиной. Ты вправе распоряжаться им по своему усмотрению вплоть до совершеннолетия мальчика. Наш семейный адвокат получил соответствующие распоряжения и свяжется с тобой в ближайшее время.

Уилл Лодж, как и несколько домов, купленных мною в Италии, Франции и Алжире, отныне принадлежит тебе. Можешь продать все, кроме нашего родового поместья в Кенте и потратить вырученные средства на благотворительность, я не против.

Теперь ты богата и независима, принадлежишь лишь себе. Наслаждайся свободой, Софи.

Это самое малое, чем я могу отблагодарить тебя за испытанное напоследок счастье.

Вместе с этим письмом курьер доставит еще одно, адресованное леди Элен Коллинз. Там находится кольцо, которое необходимо ей передать, и несколько строк, что я черкнул на прощание жене моего друга.

Дорогая Софи, я позволяю тебе прочесть письмо к ней, но предостерегу от поспешных выводов. Я написал то, что Элен захочет прочесть.

Также не буду иметь ничего против, если захочешь самолично передать ей кольцо.

Извести об этом моего адвоката, господина Кронненберга, который позвонит на днях. Он летит в Англию и будет рад составить тебе компанию.

Вот, пожалуй, и все.

Силы оставляют меня. Холод сковывает тело. Бьется лишь сердце, полное любви.

Пришла пора прощаться.

Если позволишь, я вернусь к тебе во снах.

Стоит лишь пожелать.

Навсегда твой, Гай Фердинанд Лэндол».

София отложила прочитанное письмо в сторону.

Изматывающая душу боль утихла, пришедшая ей на смену безмятежность окутала тело теплом, согрела, словно объятия любимого.

– Спасибо тебе, – прошептала София, нежно прикасаясь к телу, в котором зародилась новая жизнь.

Не скрывая облегчения, Агнесса Карстен вышла проводить отъезжающую Софию.

Та, задержавшись на мгновение у порога, поймала взгляд пожилой швейцарки:

– Меня зовут София Томилина, и я до конца дней буду молиться за вас, фрау Агнесса. Спасибо, что вытащили меня из петли.

Швейцарка покраснела, смутилась. Дрожащие руки разглаживали несуществующие складки на переднике.

София продолжала:

– Умоляю, дайте мне шанс отблагодарить вас. Назовите самое заветное желание! Я постараюсь его исполнить.

«Точно чокнутая! Феей прикинулась… Быстрей бы уж уехала!» – перегоняя друг друга, промелькнули в голове Агнессы мысли. Потом еще одна:

«С ненормальными надо вести себя спокойно, во всем соглашаться».

– Ну что вы, как можно о таком просить… – женщина сделала вид, что задумалась.

«Что бы такое сказать, чтобы дамочка быстрее исчезла?»

– Есть одна мечта. Устала я в чужих краях, хочу вернуться на родину, в Германию, в местечко Варнемюнде. Там у меня родные, а здесь после смерти Клауса осталась лишь завистливая стерва Кларисса. Хотелось бы купить маленький домик на берегу моря, эти потом продам, но я уже пожилой человек, столько забот…

– Оставите мне свой телефон, фрау Карстен. Я постараюсь вам помочь. Поймите, это лишь малая толика того, чем я вам обязана.

Дождавшись, пока старушка напишет ей на листочке бумаги номер, София села в машину и улыбнулась замершей в недоумении швейцарке.

«Приняла меня за чокнутую. Неудивительно. Удивительно другое: почему я слышала ее мысли?»

Агнесса еще долго смотрела вслед удаляющемуся такси, потом трижды перекрестила воздух и, тяжело вздохнув, вернулась в дом.

Торнбери

Людвиг Кронненберг был неплохим парнем. Его немного портили старомодные роговые очки, выглядящие на тонком скуластом лице нелепым архаизмом, памятью о любимой бабушке. Но в остальном швейцарец, уроженец маленького города Тальвиль, был не только первоклассным юристом, но и замечательным собеседником. Правда, это качество ценили лишь его близкие друзья.