Император гнева

— Почему бы тебе не зайти ко мне выпить позже? Мы можем найти способ, которым ты сможешь сделать меня, — он деликатно покашливает, — снова счастливым. Как в старые добрые времена.

Мне требуется все, что у меня есть, чтобы сдержать рвоту, которая подступает к горлу, обжигая, как кислота. Кровь стынет в жилах, когда он прикасается к моим волосам. Я вздрагиваю, взмокнув и дрожа, когда он заправляет их мне за ухо и наклоняется.

— Ещё раз поздравляю с помолвкой, марионетка. — Он вставляет ключ-карту между двумя моими онемевшими пальцами. — Если ты будешь умницей, я скоро с тобой увижусь… моя маленькая шлюшка.

Он уходит, и мое тело охватывает дрожь. Сердце громко стучит, а по коже пробегают мурашки. Задыхаясь, я поворачиваюсь, и мир вокруг словно расплывается. Пошатываясь, возвращаюсь к бару.

— Шот, — шепчу я бармену, отбросив карточку в сторону.

Он морщит лоб:

— Что за?..

— Буквально что угодно. Сейчас, пожалуйста.

Это оказывается водка.

С шипением ставлю рюмку обратно, стуча ей по барной стойке.

— Ещё одну, — хриплю я. — На этот раз двойную.

— Мисс…

— Пожалуйста, и спасибо вам, — выпаливаю я, уставившись на него измученным взглядом.

Парень кивает с озабоченным видом и наливает в стакан большую порцию водки. Я поднимаю его, киваю ему и залпом опрокидываю содержимое в себя. Мой мозг всё ещё кричит, а по коже бегут мурашки.

В животе всё горит, когда ставлю стакан обратно на барную стойку и резко оборачиваюсь. Взгляд падает на спину и плечи Валона, когда он уходит сквозь толпу к двери.

Затем мой взгляд устремляется на буфет…

И на официанта, который нарезает стейк вагю на маленькие кусочки острым как бритва поварским ножом.

Перевожу взгляд на Валона.

Я собираюсь убить его.

Я должна.

К чёрту последствия.

Успеваю сделать всего один шаг к фуршетному столу, прежде чем сильная рука внезапно хватает меня за запястье. Я задыхаюсь, когда Кензо заводит мою руку за спину, прижимает меня к своей твёрдой, неподатливой груди и злобно смотрит в глаза. Его чёрные волосы свисают веером вокруг лица, словно он тёмный ангел смерти.

Или принц Ада.

— Что, черт возьми, это было? — холодно рычит он.

Я открываю рот, но не издаю ни звука.

— Отвечай мне, — злобно рявкает он. — Кто, черт возьми, это был?

Комната начинает вращаться.

— Я… никто, — бормочу я.

Губы Кензо искривляются, когда он наклоняется ближе.

— Мне безразлично, насколько сильно ты это ненавидишь, Анника, — рычит он. — Мне всё равно, ненавидишь ли ты меня. Но мы собираемся пожениться, и как моя жена ты будешь играть свою роль.

Он придвигается ближе.

— Это означает, что ни один другой мужчина не разговаривает с тобой подобным образом, не прикасается к тебе и не приближается к тебе так, как только что сделал этот ублюдок. — Его рычащий тон настолько серьезен и горяч, что это пугает меня. — Это. Это. Блядь. Ясно.

Я могла бы ответить рационально. Или даже просто кивнуть. Но стены, которые с таким трудом воздвигала, чтобы отгородиться от определенных частей себя, начинают рушиться. Воспоминания, которые отчаянно пыталась стереть из своей памяти, всплывают, злые и мстительные из-за того, что их так долго заставляли молчать.

И я делаю то, что делаю всегда, когда чувствую себя загнанной в угол или уязвимой: набрасываюсь на него.

— Твоя ревность жалкая, — выплевываю в его адрес.

В тот же миг его рука сжимается на моем запястье, прижимая его к пояснице. Холодная дрожь пробегает по спине, когда он другой рукой властно хватает меня за шею, поворачивая лицо к своему.

— Это политика, Анника, — рычит он. — Это нужно продать. И это не продаётся, если ты любезничаешь с каким-то другим чёртовым парнем, позволяешь ему прикасаться к тебе, сближаешься с ним…

Я схожу с ума. Боль и стыд тех лет разбиваются о стены и барьеры внутри меня. Крики, которые сдерживала, и ужасы, которые моё тело и душа пережили в дрожащей тишине, начинают вырываться наружу, когда комната кружится, а перед глазами темнеет.

Такое чувство, что вот-вот утону под тяжестью и болью всего этого. И я тянусь к единственному камню, за который могу ухватиться.

Я делаю единственное, что в моих силах, чтобы заглушить агонию и ужасные воспоминания о чудовище, растущем внутри.

Одним движением хватаю Кензо за галстук, притягиваю его к себе и прижимаюсь губами к его губам, целуя его.

И весь этот чертов мир замирает.

Это быстро обостряется. В одну секунду я держу его за галстук и прижимаюсь губами к его губам. В следующую Кензо словно оживает. Его рука сжимается на моём запястье, сильно притягивая меня к себе. Его рот приоткрывается, язык танцует по моим губам, а затем проникает между ними.

Его мрачные, мужественные стоны отдаются эхом в моём теле и превращают естество в расплавленную лаву, когда его пряный чистый аромат поглощает меня.

Рука скользит вверх по моей шее, пальцы зарываются в волосы и властно сжимают их, пока он целует меня. Вокруг нас гости начинают смеяться и улыбаться, хлопать в ладоши и фотографировать, а я таю в объятиях Кензо в самом мощном, переворачивающем всё с ног на голову поцелуе в моей жизни.

Впервые за всё время, что себя помню, в моей голове воцарилась полная тишина.

Не знаю, сколько времени это продолжалось. Но когда он наконец отстранился, прикусывая мою нижнюю губу, ноги задрожали, и я словно перенеслась в другую реальность.

С припухших губ сорвалось прерывистое дыхание, когда я посмотрела на него. Уголки моих губ слегка приподнялись, пульс участился, когда Кензо встретился со мной взглядом.

Он повернулся, чтобы улыбнуться толпе, а я стояла и смотрела на него как завороженная.

Кензо медленно повернулся ко мне. Но в его глазах не было ни замешательства, ни даже счастья. Ни очаровательной улыбки, ни нетерпеливых губ.

Только гнев и злоба скрывались под поверхностью, когда он наклонился, коснувшись губами моего уха так, чтобы слышала только я.