Император ярости

Стариной.

— Похоже на подвал или бункер, — говорю я, голос звучит пусто. — Или, может, бомбоубежище.

— Или тюрьму, — бормочет Хана, ее глаза скользят по комнате. Она все еще бледная, и я вижу страх в ее глазах, хотя она пытается его скрыть. Я тоже чувствую его, ползущий по коже, сжимающий грудь.

И тут я слышу это — низкий, болезненный стон из дальнего темного угла.

Я инстинктивно тянусь к Хане, притягивая ее ближе. Тень в углу шевелится, двигается, и мое дыхание застревает в горле.

— Кто, черт возьми, там? — шиплю я.

Долгий, мучительный момент тишины.

Затем голос — хриплый и надломленный — доносится из угла.

— Фрея?

Я моргаю, ошеломленная.

— Фрея? Это ты?

Фигура в углу снова шевелится, и наконец тусклый свет от висящей лампочки падает на нее достаточно, чтобы я увидела лицо. Я ахаю, вскакиваю на ноги, мой разум кружится от неверия.

Это, блядь, Кир.

— О боже! — Я бросаюсь к нему, опускаясь на колени рядом.

Господи.

Он выглядит ужасно — бледный, в синяках, слабый, совсем не похож на своего обычного мощного, смертоносного себя. Я опускаю взгляд на его тело, глаза расширяются, когда вижу его порванную рубашку и кровь, сочащуюся с боку.

— Фрея… — Хана тут же рядом со мной, снимает свой кардиган и аккуратно подкладывает его под голову Киру.

— Что, черт возьми, случилось?! — вырывается у меня. — Как ты вообще здесь оказался?!

Кир стонет, пытаясь сесть, но затем морщится, хватаясь за бок, где кровь просочилась наружу.

— Последнее, что я помню… — Его голос напряжен. — Мой внедорожник попал в аварию. Исаак… — Он стискивает челюсть. — Исаака подстрелили. Потом они схватили меня, и все начало темнеть.

Я смотрю на него, ужас накрывает меня.

— Кто схватил тебя?

Он морщится, дыхание тяжелое.

— Крви и Новца, — хрипит он. — Кровь и Деньги. Сербский наемный отряд. По крайней мере, я думаю, это были они. Почти уверен, что узнал татуировку отряда на некоторых из них. — Его глаза темнеют. — И они, возможно, единственные ублюдки, достаточно безумные, чтобы взяться за работу, связанную с похищением меня. — Он гримасничает, глядя на меня. — Они жесткие. Кто бы их ни нанял, у него серьезные связи и глубокие карманы.

Мой разум крутится, пытаясь все это осмыслить. Как, черт возьми, это происходит? Кому понадобилось похищать Кира, Хану и меня? Грудь сжимается, когда я снова смотрю на Кира, сердце стучит в ушах.

— Ты ранен, — шепчу я ему, рука дрожит, когда я касаюсь кровавого пятна на его рубашке. — Тебе нужна медицинская помощь.

Кир слабо качает головой, его выражение стоическое.

— Я выживу.

Я смотрю на него и Хану, тяжесть нашей ситуации оседает на мне. Мы заперты в каком-то подвале или бункере, без понятия, кто нас схватил и зачем. Кто-нибудь вообще знает, что мы пропали? Мы пропали достаточно давно, чтобы они поняли…

Я хмурюсь, снова глядя на Кира.

— Подожди. Ты был в Нью-Йорке?

Он кивает, затем его лоб морщится, когда он понимает, к чему я клоню.

— Черт, — рычит он, глядя на Хану и меня. — А вы были в Киото.

Хана кивает, приглядываясь к его ране.

— Твое ранение серьезное, — бормочет она. — Но кровь перестала течь свободно. Значит, тебя ранили некоторое время назад.

Я смотрю на нее.

— Достаточно времени, чтобы кто-то доставил его к нам, или нас к нему…

— …Или всех нас куда-то еще, — мрачно заканчивает Хана.

Она права. Когда меня опоили тогда во Франции, я была без сознания целые сутки. Мы можем быть где угодно на этой чертовой планете прямо сейчас. Но я подавляю ужасное чувство, которое вызывает эта мысль.

— Ладно, — говорю я, голос дрожит, но звучит решительно. — Мы разберемся с этим. Мы выберемся отсюда.

Но как только слова срываются с моих губ, треск громкоговорителя заполняет комнату, и я вздрагиваю, сердце бешено колотится в груди.

— Мы сыграем в игру.

Голос заставляет мою кровь стынуть. Он жестокий, злобный, с густым скандинавским акцентом. Он эхом разносится по маленькому пространству, отражаясь от каменных стен, как в кошмаре.

Хана резко поворачивается, ее рука хватает мое запястье с силой.

— Но внутри игры есть еще одна игра, — продолжает голос, его тон почти насмешливый. — Фрея, я вижу твою большую заботу о Кире. Ты заботишься о нем, не так ли?

Мой страх превращается в ярость.

— Ему нужна помощь! — кричу я в темноту. — Он ранен! Ты не можешь просто…

— Я могу делать все, что захочу, — голос отвечает пренебрежительно. — Теперь я контролирую ситуацию. Не ты. Сейчас с ним все в порядке.

Я стискиваю челюсть, вглядываясь в темноту.

— Нас будут искать! — кричу я вызывающе. — Они придут за нами! И когда они придут, ты, черт возьми, труп.

Голос замолкает на мгновение, затем раздается темный, зловещий смех.

— О, я знаю, Фрея Линдквист.

Я замираю, ощущая тошнотворный холод, разрывающий меня изнутри.

— Что, черт возьми, он сказал? — хрипит Кир позади нас, его голос слабый.

— Я знаю, что кое-кто придет за тобой, — усмехается голос. — Я на это и рассчитываю. Более того, даже знаю, кто это будет.

Дрожь пробегает по спине.

— Мужчина, который любит тебя, Фрея.

Эти слова вызывают дрожь во мне, и хотя все в этот момент — чистой воды ужас, я не могу остановить искру, которая вспыхивает в груди.

Мужчина, который любит меня.

Мал.

Больно думать о нем после всего, что произошло. Но когда я слышу эти слова, это накрывает меня сразу, и я понимаю, почему это было так больно. Почему это сломало меня, когда я увидела предательство на экране его ноутбука.

Потому что я тоже люблю его.

Я делаю глубокий вдох, стараясь сохранять спокойствие.

— Если ты думаешь, что Мал придет и будет участвовать в твоих чертовых играх, ты заблуждаешься, — яростно бросаю я в ответ, хотя мои руки дрожат.

Голос вздыхает в ответ, звуча почти скучающе.

— О, он сыграет. Но прежде чем это произойдет, Фрея, у тебя есть шанс помочь ему.

— Что, черт возьми, это значит? — резко спрашивает Хана, хотя я слышу страх под ее гневом.

Голос снова усмехается, тот же холодный, насмешливый звук.