Императрица Мария. Восставшая из могилы

Катюха, шмыгая носом, потирала голову. Маша, как нашкодивший подросток, молча водила носком ботинка перед собой. Шурочка же Теглева вся трепетала от праведного гнева. Еще в самом начале этой совершенно безобразной, по ее мнению, сцены она затолкала Лизу в спальню и закрыла дверь. Но сама осталась в гостиной, все видела и слышала, и сейчас дала волю своему гневу.

– Маша, да как он смеет! – воскликнула она. – Как он смеет так кричать, так оскорблять тебя? Кто ты – и кто он? И ты молчишь? Не ставишь его на место? Нет, я все понимаю, он твой спаситель, ты ему благодарна! Но это не дает ему права так обращаться с царской дочерью! Он тебя чуть не ударил! Возмутительно! Какими бы ни были ваши отношения, а я не дура, я все вижу, но это просто возмутительно! Что ты улыбаешься? Что улыбаешься?

– А что вы видите, Шура?

– Ну, – Александра Александровна немного смутилась, – я вижу, что вы влюблены друг в друга. Вы молоды, вы вместе много пережили, и ваши чувства естественны, но это не основание так кричать на тебя! Как он может? Мужлан!

Маша шагнула к Теглевой, обняла ее и прошептала в ухо:

– Он все может, он может даже ударить меня! Потому что он – мой муж!

XV

Утром, видимо, не спавшая всю ночь по этому поводу Катюха поинтересовалась у Маши, что такое давленая м***вошка. Маша не знала. Как выяснилось, не знали этого и Александра Александровна с Лизой.

– Надо будет у Кольши спросить, – задумчиво изрекла Катюха.

– Ага, и еще раз получить по башке! – усмехнулась Маша.

– Башка! Господи, Машенька, как ты говоришь? – возмутилась Теглева.

Вот кто не спал, так это она. Машины слова повергли ее в состояние полной ошарашенности. Ну ладно влюбленность, даже любовь! Маша еще так молода, и чувство это прекрасное. Но муж! Они обвенчаны! Это не укладывалось у женщины в голове. Маша – царская дочь, а он – сын крестьянина! Простой мужик! Как это возможно? Но, судя по всему, Машу это нисколько не беспокоит. Она пока только не хочет предавать сей факт огласке, в чем и взяла с нее слово. Могла и не брать! Чтобы она выдала кому-то тайну своей девочки? Да она лучше даст себя четвертовать! Главное, чтобы они сами не выдали. Уж больно плохо они скрывают свои чувства!

В номер заглянул Николай.

– У вас все в порядке?

– Николай Петрович, зайдите! – повелительным тоном произнесла Маша и тут же перешла на совершенно другой тон: – Как ваша голова, не болит?

Николай уже снял повязку, заменив ее пластырем, вкривь и вкось налепленным Андреем. Он вздохнул и покорно дал Маше ощупать свою голову. Прикосновение ее пальцев доставляло удовольствие, и ему хотелось, чтобы эта процедура длилась подольше. Затянувшийся уже до неприличия процесс осмотра прервала Катюха, дернувшая Николая за рукав.

– Кольша, а что такое давленая м***вошка?

С трудом сдерживая смех, он выскочил из номера в коридор, где нос к носу столкнулся с капитаном Деллинсгаузеном.

– Здравствуйте, Николай, – протянул тот руку и тут же вытянулся – вслед за Николаем в коридор выскочила великая княжна. Она, видимо, хотела что-то сказать молодому человеку, но, увидев капитана, делать этого не стала. Зато с милой улыбкой протянула Деллинсгаузену руку, к которой он поспешил приложиться.

– Николай Александрович, вот вы говорите, что не перестаете себя винить в том, что не сумели освободить нас. А другие и не пытались! Мне только здесь, в Омске стало известно, что в Екатеринбурге существовало офицерское подполье. На самом деле об этом ей рассказал Николай еще на заимке. Более того, в городе, оказывается, находилась Николаевская академия Генерального штаба, эвакуированная из Петрограда! Это около пятисот офицеров! Где они все были? Не знали? Это смешно! Даже в окрестных деревнях знали, что в городе находится царская семья. А уж в самом Екатеринбурге про дом Ипатьева не знали только дураки. С мая по июль было достаточно времени, чтобы подготовить наш побег, но увы… – Великая княжна горько усмехнулась. – Господа офицеры, видимо, были заняты чем-то другим.

– Значит, была реальная возможность вас освободить? – вздохнул Деллинсгаузен.

– А вы у него спросите, ему виднее, была или не была. – Великая княжна указала на Николая. – Он же нас охранял.

– То есть как? – опешил капитан.

– А вот так, – рассмеялась великая княжна, – и охрана нам сочувствовала! Во всяком случае, как минимум один человек оказал бы вам всяческое содействие. Оказали бы, Николай Петрович?

– Оказал бы, – сердито буркнул Николай, – только капитан Деллинсгаузен пришел, чтобы обсудить вопросы вашей безопасности, а не возможные варианты вашего несостоявшегося освобождения. И вообще, с точки зрения этой самой безопасности, вам не следует просто так, без разрешения, выскакивать в коридор!

Маша обиделась и поджала губы. Повисло неловкое молчание.

– Николай Александрович, – Маша преувеличенно ласково обратилась к Деллинсгаузену, – не буду вам мешать, обсудите вопросы моей охраны с господином Мезенцевым. Я ему всецело доверяю, хотя порой он бывает несносен!

Хлопнув дверью, она скрылась в номере, и мужчины остались одни.

– Где ваши офицеры? – поинтересовался Николай.

– Внизу, в холле.

– Тогда пойдемте. Не будем терять времени.

В холле их ожидали двенадцать офицеров в званиях от поручика до капитана. Николай объяснил им, какой он видит Машину охрану. В общем-то, ничего особо оригинального в его идеях с точки зрения XХI века не было. Но не для начала XX. Окружившие его офицеры внимательно слушали. Николай предложил разделиться на несколько постов по два человека – на площадке второго этажа, на промежуточной площадке и в холле. Еще двое – на улице, остальные – в резерве.

– Зачем пост на улице? – спросил один из офицеров. – Там же казаков полно.

Действительно, на улице перед гостиницей появился казачий разъезд. Видимо, кто-то доложил полковнику Волкову о вчерашних событиях.

Деллинсгаузен понял немой вопрос Николая.

– Это я позвонил Волкову. В общем-то, я и по службе должен был это сделать: он комендант города и обо всех происшествиях должен знать. Он так ругался, – усмехнулся капитан.

– От казаков в таком вопросе толку мало, – сказал Николай, – станичники лямку тянут. Для них это такой же пост, как и любой другой. Вы, господа, другое дело. Вы охраняете конкретную особу и примерно предполагаете, кто может умышлять против великой княжны, а значит, будете глазами отслеживать любую подозрительную личность уже на входе в гостиницу. На улице же будет необходимо работать всем – два-три человека и я в ближнем окружении, по возможности прикрывая великую княжну собой. Остальные составляют круг большего диаметра и ведут наблюдение по секторам. На любую угрозу реагировать немедленно и самостоятельно, не дожидаясь команды.

– Это что же, – спросил кто-то из офицеров, – сразу стрелять?

– Если вы увидели обнаженное оружие – стрелять! Без сантиментов, сразу на поражение!

– Я слышал, – сказал Деллинсгаузен, – вы стреляете с двух рук. Не покажете?

– Я вообще хочу где-нибудь пострелять, – ответил Николай, – оружие надо пристрелять, да и потренироваться будет не лишним. Отдача у кольта оказалась куда сильнее, чем у браунинга. Вот я вчера шестью выстрелами и положил только троих!

– А вы кровожадный! – засмеялись офицеры.

– Пострелять есть где, – сказал Деллинсгаузен, – за городом, в районе войсковых лагерей есть стрельбище. Да и тир есть. Это еще ближе, рядом со вторым концлагерем.

– Концлагерем? – переспросил Николай.

– Ну да! В нем немцев пленных держат, как и австрийцев. А в первом красногвардейцы местные сидят с лета. Так что выбирайте время, съездим и постреляем.

В номер Николай поднимался вполне удовлетворенный беседой. Офицеры, чья попытка спасти царя окончилась неудачей, теперь считали своим долгом защищать его дочь от всех напастей.

«Они мотивированы, – думал Николай, – а значит, будут землю рыть. Да и вполне вменяемые все, слушали внимательно и заинтересованно».

Зайдя в Машин номер, он спокойно уселся на диван.

«М-да, телевизора точно не хватает».

Девушки вместе с Александрой Александровной и Лизой, сидя у стола, листали журналы мод, принесенные Шаниной.

«Женщины, – подумал Николай, – тут мир рушится, а они все о тряпках. И Маша туда же! Три месяца прошло с ипатьевского расстрела, а она журнальчики французские листает. Раскраснелась вся! Будущая императрица! А впрочем, пусть листает! Нужны же ей положительные эмоции! Или все время слезы лить? Она же девчонка совсем, а сколько всего на нее в последние дни, с твоей, между прочим, подачи, навалилось. Мне тоже, кстати, не стоит болтаться без дела, надо пистолет почистить и схемку сбруи для шорника набросать».