Инстинкт У

– Понятно, - ещё раз повторила АлиСанна, и не выдержала, выразила своё отношение ещё более однозначно:

– Только этого мне и не хватало для полного счастья. Я вне себя от восторга.

– Она, кстати, ваша тёзка, - зачем-то добавила директор. Может, решила, что то, что новенькая тоже Алиса, примирит АлиСанну с её приходом. АлиСанна кивнула:

– Я счастлива.

Новая девушка появилась в классе на следующий день. Как раз первым уроком был русский язык. Алиса Никоненко оказалась кукольно красивой блондинкой с удивительно правильными чертами лица, такими правильными, что АлиСанне было даже не слишком приятно смотреть на неё. Она не любила идеальных людей. Ни один из её сорока трёх детей не был идеальным. И их она обожала. А вот на новенькую смотрела и отчётливо понимала: та ей не нравится. Совершенно. И вновь нехорошее предчувствие завопило: «Караул! Чтой-то будет!» Почему-то именно так, на деревенский манер.

С трудом переборов сразу же возникшую неприязнь, она приветливо поздоровалась с девушкой, которую лично привела в кабинет Оксана Савельевна, и представила:

– Ребята, это Алиса. Она будет учиться с вами. Принимайте. Помогите, чем нужно будет, введите в курс дела. Я на вас надеюсь.

Её любимые «старшенькие» заулыбались, обещая всё выполнить в самом лучшем виде.

– Ну, вот и славно, - расцвела директор и, удовлетворённо кивнув, ушла. АлиСанна посмотрела ей вслед с впервые возникшим недобрым чувством и обернулась к новенькой.

– Алиса, садись на любое свободное место. У нас с этим не строго. Можно пересесть в любой момент даже без предварительной договорённости со мной. Все люди взрослые, поэтому решают сами.

– Алис, садись ко мне, - позвал добродушный Миша Ключевский, который остался без пары, когда староста Таня Коваленко пересела к Сашке Хитяеву, с которым у неё начался страстный роман.

Новенькая поблагодарила и села к нему. Урок продолжился. АлиСанна присматривалась к тёзке, пару раз спросила её и всё пока никак не могла увидеть в ней того, что выделяло бы её из класса, делало бы возможным получение медали. Ника Сметанина, которая, как выяснилось ещё в октябре, когда АлиСанна согласилась на второе классное руководство, по каким-то там причинам не шла на медаль, отвечала гораздо лучше, ярче, оригинальнее. Да и многие другие тоже. Да что там. Почти все. У её детей было собственное мнение, и они умели его высказать. А Алиса отвечала ровно, гладко, как по писанному, но так скучно, так банально и предсказуемо, что у АлиСанны разве что челюсти не сводило от её ответов. И в голове постоянно вертелось одно и то же: «Караул! Чтой-то будет!»

«Ладно, - в конце урока подумала АлиСанна, - возможно, девочка училась у авторитарного педагога и просто привыкла не иметь своего мнения. Подождём. Глядишь и освоится. Потом, возможно, ей как раз литература не даётся, а по остальным предметам она блистает». Несколько успокоившись этой мыслью, АлиСанна решила, что, возможно, всё не так страшно, и рано кричать: «Караул! Чтой-то будет!»

Но и по русскому языку Алиса, на взгляд АлиСанны, могла рассчитывать на твёрдую четвёрку, но и только. Тогда, дав новенькой две недели на то, чтобы показать себя, обеспокоенная АлиСанна пошла по учителям. И почти все говорили ей одно и то же:

– Девочка неплохая, неглупая, но звёзд с неба не хватает.

– Что бы вы ей поставили, если бы сейчас выводили полугодовые и годовые оценки? – спрашивала каждого АлиСанна и делала пометки в своём ежедневнике. Потом, уже в своём кабинете, посчитала и вздохнула озадаченно: две трети четвёрок – это странно, очень странно для медалистки. Но ведь девочка однозначно (об этом твердило в один голос всё начальство) шла на медаль. Её личного дела АлиСанна пока не видела. Не до этого было. Но теперь она решила ликвидировать пробел. Взяв у секретаря папку со всеми личными делами одиннадцатого «А», она положила перед собой два: Ники Сметаниной и Алисы. И через десять минут расстроенно откинулась на спинку стула и принялась качаться на нём. Годовые оценки Ники за всё время обучения и за последние годы были лучше Алисиных. Ненамного, но лучше. У неё почти не было четвёрок. А если вспомнить, как отвечают девочки на уроках, то и там Ника отвечает сильнее, оригинальнее и глубже. И в чём же тогда дело? Почему она не идёт на медаль, а Алиса идёт?

АлиСанна сердито захлопнула папку с личными делами, встала и решительно направилась к кабинету завуча.

– Елена Дмитриевна, я к вам, - начала она с порога. Завуч, которая уже неплохо знала независимый характер председателя методобъединения словесников и по её голосу поняла, что случилось что-то неприятное, подняла голову:

– Да, Алиса Александровна?

– Скажите, пожалуйста, по какому принципу принимают решение, получит ребёнок медаль или нет?

– Вы про своего Вадика Львова? – быстро спросила Елена Дмитриевна. – Так ему ещё рано думать о медали, он ведь всего лишь в девятом классе.

– Я в курсе. И я не про него. О медали Вадика я уж сама позабочусь, если он и дальше будет учиться так, как сейчас. Я о Нике Сметаниной и Алисе Никоненко. Вы видели их личные дела?

– Да, - снова излишне поспешно кивнула Елена Дмитриевна, - а в чём дело?

– Я сравнила оценки девочек, и могу сказать, что Ника однозначно учится лучше. И это если даже просто судить по табелю. Но и их знания не сравнить. Алиса хорошистка, без полёта и блеска. А Ника – редкостная умница, настоящая медалистка. Но вы почему-то сказали мне, что она не идёт на медаль. А про Алису Оксана Савельевна первым делом предупредила, что она-то как раз эту медаль и должна получить. Это какая-то ошибка. Или я чего-то не понимаю?

– Да-да, Алиса Александровна, - завуч говорила торопливо, явно нервничая, - вы, очевидно, никогда не выпускали медалистов?

– Не выпускала, - коротко ответила АлиСанна, которой происходящее нравилось всё меньше и меньше.

– Тогда понятно, - с некоторым облегчением произнесла Елена Дмитриевна, - дело в том, что, в случае, если ребёнок хорошо учится и может претендовать на медаль, смотрят не только его четвертные, полугодовые и годовые оценки, но все до одной, за любую работу.

– За все годы учёбы в школе? – поразилась АлиСанна.

– Нет, что вы. За два года. Так вот, у вашей Ники в прошлом году проскальзывали троечки. А это совершенно недопустимо.

– А у Алисы, значит, нет?

– У Алисы нет.

– Понятно, - АлиСанна была страшно разочарована, - но, Елена Дмитриевна, могу вам сказать, что та медаль, на которую, как вы говорите, идёт Алиса, не сделает нашей школе чести.

– Вы ошибаетесь. В первый же год работы мы выпустим медалистку, а это большая честь.

АлиСанна прямо и твёрдо посмотрела на завуча.

– Это, наверное, честь. Спорить с вами не буду. Но та медаль, которую получит Алиса, будет медалью совершенно не заслуженной. И мне не слишком приятно участвовать в этом фарсе.

– Но, Алиса Александровна, вы же знаете, мама девочки тоже учитель и…

– Честь мундира? – невесело усмехнулась АлиСанна. – Ну, если что меня и примирит с этим, то только то, что мама девочки, как вы изволили выразиться, тоже учитель. Хотя это сомнительное утешение. – Она встала, преувеличенно аккуратно поставила на место стул и вышла, чувствуя себя гаже некуда.

Встретив в коридоре их математика Михаила Юрьевича, АлиСанна спросила:

– Миш, скажи мне, а вам действительно так нужен был новый математик? Вы что, не справлялись?

– Ты имеешь в виду, без этой новенькой, Кузякиной, мамы твоей Алисы Никоненко? – уточнил Михаил Юрьевич.

– Именно.

– Справлялись, - пожал тот плечами, - да ей и дали-то всего один класс.

– Как один? – изумилась АлиСанна.

– Да, всего один. Мы так и не поняли, для чего это нужно было.

– Зато я, кажется, поняла.