Инженер и Постапокалипсис

От возмущения священнослужитель открыл рот, не в силах ничего ответить.

— … не позволю тебе распространить сию безбожную ересь! Праведные спасутся, а грешные будут гореть в огне! — отойдя от шока, прокричал он, срывая голос. — Господь покарает тебя за то, что ты встал на сторону дьявола, всеочищающим огнем Он выжжет ересь из твоей пропащей души! Лишь телесным страданием искупишь ты грех свой, ибо нет греха страшнее и ужаснее, чем предательство Творца!

— Сказал же: успокоился — иначе тебя сейчас успокою! — выйдя из себя, буквально проорал на него, отчего он, наконец, испугался и стих.

В глазах священника по-прежнему читался плохо контролируемый гнев, но вступать со мной в открытую конфронтацию он не рисковал, слишком уж неравные были силы. Осмотрел его с ног до головы, решая, что с ним делать, но потом все же просто попятился назад, пока туман не скрыл от меня его фигуру вместе с мертвым телом у его ног. Только тогда позволил себе развернуться, быстрым шагом направившись дальше.

«Вот тебе и тихий верующий, — держась за голову, подумал, — никому нельзя доверять».

Передо мной из тумана вынырнул одинокий деревянный сарай, служивший, по-видимому, в качестве склада садового инвентаря. Но не успел подойти к его двери, как сзади меня раздалось негромкое:

— Сын мой.

«Что опять такое?» — с недовольством подумал, оборачиваясь — и тотчас же получил по голове тяжелым тупым предметом…

Некоторое время спустя…

Начал постепенно приходить в себя.

Голова шла кругом, глаза отказывались фокусироваться, а в запястьях, плечевых суставах и мышцах спины почему-то ощущалась тупая ноющая боль. Тошнота была невыносимой, казалось, что меня сейчас вывернет наизнанку. С трудом разодрав закрывавшиеся глаза, наконец осознал, что вижу свои собственные ноги, едва касающиеся носками деревянного пола, а моя голова в бессилии повисла на груди. Не сразу понял, как такое вообще возможно, но потом до меня дошло леденящее кровь понимание того, что подвешен над полом за связанные над головой руки!

Неконтролируемый страх ударил мне в голову, в груди что-то словно сжалось, поднял голову и в ужасе осмотрелся по сторонам. Находился, судя по всему, внутри того самого сарая, возле которого меня и оглушили ударом. По стенам был развешан различный садовый инвентарь, вроде лопат разных форм и размеров, секаторов и мотыг, в углу покоилась бензиновая газонокосилка, какие-то толстые канаты, ведра и канистры, возле которых крутился этот самый священнослужитель. Вспомнил, именно он ударил меня, подобравшись сзади, после неожиданно вспыхнувшего конфликта, но как ему удалось затащить меня сюда, да еще и подвесить над полом — оставалось неясным. На самом деле это было совсем не важно… Поднял голову вверх и осмотрел свои руки, которые были обмотаны крепкой веревкой, перекинутой через перекладину. Естественно, попытался освободиться, но ослабить путы или выгнуть кисть должным образом не получалось, только привлек внимание проклятого священнослужителя к себе.

Он обернулся, смиренно сложив руки на уровне живота, что сейчас выглядело, как насмешка.

— Ты зачем делаешь это?! — на одном дыхании выпалил, уставившись встревоженным взглядом на него.

— Я пастырь, сын мой, мой долг — заботиться о спасении моих прихожан, даже если это — заблудшие души, — спокойным, но твердым голосом пояснил он.

— Какого черта?! — не выдержал, меня захлестнуло возмущение, граничащее с гневом. — Какое, к чертовой матери, спасение?! Отвяжи меня! Немедленно!

— Ты совершил чудовищный грех, сын мой, — строго заявил этот священнослужитель, — но Господь милостив, Он любит всех нас, даже самых падших и недостойных. Он же не отвернется и от тебя.

— Что ты несешь? — воскликнул и снова принялся изо всех сил дергать руками, чтобы хоть как-то ослабить тугие узлы.

Священнослужитель никак не воспрепятствовал этому, только отвернулся вновь.

— Ты что задумал?.. Ты зачем меня затащил сюда? — с ощутимой тревогой в голосе спросил, наблюдая, как он что-то готовит в углу, стоя спиной ко мне.

— Нет греха страшнее, чем намеренно отвергнуть Бога, но не оставлю тебя, ибо таков мой крест. Спасти твою заплутавшую в силках дьявола душу можно только одним способом, — серьезно отозвался он, не оборачиваясь ко мне, — ты познаешь телесное страдание, которое очистит тебя от тягот грехов, и лишь тогда твоя душа будет спасена.

Мороз пробежал по моей спине, голова будто начала кружиться еще сильнее. Все иные звуки и образы вокруг исчезли, остался наедине с жутким осознанием того, что сейчас этот психически больной будет делать со мной что-то ужасное, причинять мне боль.

— Отпусти меня, — обомлев и понизив голос, произнес, смотря на его фигуру.

— Покайся, сын мой, — прозвучал его ответ.

Времени на раздумья или упрямство не было: находился в огромной опасности. Почему-то только сейчас до меня дошло, что все это время совершал непростительную для человека с моим опытом работы ошибку — недооценивал его, опрометчиво полагая, что раз ему позволили бродить повсюду, он не представляет угрозы. Меня сбили с толку другие сотрудники компании, не обращавшие на него внимания… Другие… Да, сам виноват! Надо было думать своей головой! Почему был таким легкомысленным? Ведь не просто же так его определили в клинику для психически больных преступников, в специнтенсив!

— Я… каюсь, — неуверенно проговорил, — говорил неправильные, неуважительные вещи. Мне очень жаль, что вел себя таким образом, оскорбляя Полтергейста. Прости меня.

— Господь простит, — ответил бесстрастным тоном психически неуравновешенный, — ты отрекаешься от своих гнусных богохульств?

— Да, отрекаюсь, — немного подумав, сказал, с нараставшей тревогой смотря на его странные приготовления к чему-то неизвестному.

— Хорошо, сын мой. В таком случае, для твоей души еще есть надежда на спасение, — с удовлетворением произнес священнослужитель и повернулся ко мне с зажатой в руке канистрой из-под бензина…

Осознание его истинных намерений обрушилось на меня, накрыв с головой нечеловеческим ужасом. Он собирался меня сжечь живьем…

— Нет… нет, нет… Священнослужитель… пожалуйста, не надо… — широко распахнув глаза от неимоверной жути, сбиваясь, протянул.

Все происходящее казалось чем-то нереальным, как будто смотрел на себя со стороны. Только сейчас ощутил, как больно впивалась веревка в кожу…

— Сказано в Евангелии от Матфея: «Уже и секира при корне дерев лежит: всякое древо, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь», — слишком спокойно, чтобы считаться нормальным, ответил священнослужитель, — огонь уничтожит твою грешную плоть и освободит от его гнета твою душу. Страданием своим искупишь ты вину свою и предстанешь перед Господом Нашим, — он начал откручивать крышку канистры.